«Если», 2009 № 04 - Журнал «Если»

Скорость скоростью, но тормоза визжали, когда машины свистели мимо могилы Мисс Молли. Заносило прицепы, если водители резко брали вправо. С минуту они сидели на обочине, чесали в затылке, точно не верили собственным глазам. Потом вылезали из кабины, возвращались к могиле и читали надпись на табличке. Многие хватались за бока. Один даже пополам согнулся от смеха.

— Сейчас ребята ржут, — сказал Брат Джесси, — но, помяни мое слово, скоро они передумают. Эдак еще до первого снега.

Поскольку его машина сдохла, Джесси пришлось искать новые колеса. В обмен на старые вилы и комплект дисков он приобрел «шевроле» сорок девятого.

Весь процесс занял какое-то время. Зная Джесси, я решил, что он сменит полдюжины тачек, пока не найдет что-то подходящее. И был прав.

Сначала он появился на старом катафалке «паккард», принадлежавшем когда-то похоронной конторе в Биллингсе. Он получил его за «шеви», а в придачу позолоченный гроб, такой аляповатый, что подошел бы разве что радиопроповеднику. Катафалк он сбагрил Сэму Уиндеру, который собирался ездить на нем охотиться. Но собаки Сэма и близко к нему отказывались подходить. Сэм открыл все окна и заднюю дверь, потом погонял на катафалке, надеясь, что призраков выдует. Однако собаки не смилостивились. Тогда Сэм сказал: «А пошел он…» — и столкнул катафалк в овраг. Из оврага сбежали все до последнего кролики, лисы и прочая живность, и с тех пор никто больше туда не ходил.

Гроб Джесси отдал старику Джефферсону, который поставил его у себя в сарае. Все считали, что Джефферсон долго не протянет, но сам старик решил, мол, никогда не помрет, если его бедное старое тело будет знать, что покоиться ему в этом чудовище. И несколько лет получалось, пока однажды суровой зимой он не порубил гроб на растопку. Но мы до сих пор его помним.

После всех обменов у Джесси оказались «понтиак» сорок седьмого и «форд» модели «Т». «Т» он продал коллекционеру, а «понтиак» и сорок тюков сена обменял на «студебекер» пятьдесят третьего. «Студебекер» он махнул на потасканный пикап и оборудование прогоревшего ресторана. Оборудование он сбагрил какому-то бедолаге, который забрал в голову разориться на ресторанном деле, а пикап обменял на мотоцикл плюс «плимут» пятьдесят первого, едва-едва на ходу. К тому времени, когда он избавился от обоих, карманы у него были набиты деньгами, и ходил он на своих двоих.

— Джед, — сказал он мне, — мы едем в большой город.

Он казался почти счастливым, но я не забыл, как мне было страшно на похоронах. Признаюсь, я немного дергался.

Когда ты в сердце Северной Монтаны, выбирать большие города не приходится. К западу — Сиэтл, дождливый и с капризной погодой. К северу — Виннипег, город коров и ковбоев. На юге — Солт-Лейк-Сити. На востоке…

— К черту, — сказал Брат Джесси. — Едем в Миннеаполис.

То есть под тысячу миль. Часов пятнадцать, смотря какая дорога. По Монтане и Северной Дакоте пролетишь со свистом, но у миннесотских копов юмора ни на грош.

У меня тогда был старый славный «крайслер де сото» пятьдесят третьего. Под капотом у него был порядок, но от подвески взрослый бы заплакал. Однако зверюга была красивая. Как только разгонишься, передние колеса брали, как у гоночной. Обивка — с иголочки. Радио работало. Ни царапины, ни вмятины. Я ездил на машине банкира, а сколько мне было? Девятнадцать.

— Может, послоняемся там, — сказал Джесси. — Рассчитывай на пару ночевок.

У меня была работа, но я сказал себе, что мне давно пора в отпуск, а потому пошла она… Брат Джесси насыпал еды кошкам и свистнул собак. Картошка, большой и глупый, сразу прыгнул на заднее сиденье. Вид у него был выжидательный. А Чипс уперся. Он сперва запрыгнул, но потом сполз назад и залаял. Схватив пса в охапку, Джесси запихнул его к старику Картошке.

— Обивка! — взвился я. Это был первый раз, когда я воспротивился Джесси.

Джесси разыскал кусок старого брезента подстелить собакам.

— Только сделай лужу — и тебе конец, — сказал он Картошке.

И мы неспешно покатили через утро начала лета. «Де сото» держал восемьдесят — многовато, учитывая подвеску. Пастбища уступили место полям. Радио курлыкало что-то из вестернов, потом про цены на говядину и временами какой-нибудь проповедник бормотал про «милость Господню» и про «подайте». Трасса-2 лежала прямая как стрела, иногда плавно поднималась, так что машины бешеными скунсами выскакивали навстречу: сначала вспыхивал солнечный зайчик от лобового стекла, потом из-за переката поднималась сама машина, обычно завывая мотором.

Сразу за Хавром мы наткнулись на чертовскую аварию. Новый микроавтобус «меркьюри» раз пятнадцать перекувыркнулся по полю — с двумя прилично одетыми взрослыми и двумя детьми внутри. Ни у одного не было ни шанса. Их растрясло, как шары в лотерейном барабане. Мне не хотелось на это смотреть.

От серьезных аварий мне всегда нехорошо, но не настолько, чтобы стошнило. Это было бы не по-мужски. Я помолился про себя за этих людей, меня немного трясло. Мы остановились в придорожном баре на пиво и сэндвичи. Собаки выпрыгнули. Стену бара украшали несколько рядов колпаков от колес. Сняв парочку, мы налили в них воды из колонки. Собаки напились.

— Я сам в парочку попадал, — сказал про аварию Брат Джесси. — Съехал на «терраплейне» с моста в пятьдесят третьем. Едва не утонул, черт бы меня побрал. — Джесси не собирался признаваться, что ему тоже не по себе, просто стал задумчив. — Территория у них тут немаленькая, — сказал он в пустоту, — но если пошевелиться, пересечь можно. «Мерк», наверное, нагрузили неправильно, или у него колесо спустило.

Под окнами бара выстроились вдоль трассы восемь крестов из нержавейки. К одному кто-то привязал пластмассовые розы. На другом красовались пластмассовые фиалки и незабудки.

Уходить мы не спешили. Джесси поболтал с парнем за стойкой, я погонял шары на бильярде. Потом Джесси купил упаковку пива, а я пошел в клозет. Поскольку час был еще ранний, там оказалось чисто. Стены недавно покрасили. На них еще ничего не накарябали, только Пес Дороги отметился:

Пес Дороги.

Как дела в Глокка-Море?{8}

Почерк у него был размашистый и элегантный. Я потрогал краску: еще липнет. Мы разминулись с Псом лишь на несколько минут.

Пес Дороги в чем-то походил на Джесси. Никто не мог сказать в точности, когда он появился впервые, просто возник однажды. Мы начали наталкиваться на прозвище «Пес Дороги» округлым «спенсоровским», как его прозвал Мэтт Саймонс, курсивом. К имени всегда прилагалось какое-нибудь изречение, которые Мэтт считал «загадочными». Роспись и изречения мелькали на стенах клозетов баров, заправочных станций и придорожных кафе во всех четырех штатах.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});