Повести и рассказы - Леонид Гартунг

— Спасибо тебе, — попрощался я.

Ольга ждала меня в коридоре.

— Все в порядке?

— Вполне.

Оля сказала:

— Тебе, вероятно, пора идти? Так иди.

— А ты?

— Я посижу немного.

Я догадался, что она не хочет, чтобы я видел, как она неловко пойдет на костылях.

В тот же вечер я был на Спортивной. Не застал дома никого. Постучал к соседям. Соседка вышла ко мне в коридор. Да, она хорошо помнит Ольгу Перевалову. Как не помнить: такая красивая и несчастная. Муж? Возможно, и муж. Искал какой-то мужчина. Военный, красавец такой. Служит где-то во Владивостоке. Очень представительный. Майор или нет — не берусь судить. Я не разбираюсь в нашивках. Вы его знаете?

Нет, я его не знал и не имел никакого желания знать.

24

На другой день я пришел в Степановку. Заведующая отделом кадров, черноволосая молодая женщина, расспросила меня о семье, о том, что я умею делать. Я откровенно рассказал ей все и, в первую очередь, об исчезновении карточек. Соглашался на любую работу, лишь бы прикрепили к столовой. Женщина внимательно выслушала меня и ушла в другую комнату. Слышно было, как она говорила кому-то:

— А что ему делать? В данном случае надо поверить. Ну и пусть. Не умирать же ему с голода.

Вернулась и вручила мне хлебную карточку и талоны в столовую.

— Поспеши, пока столовая открыта. Завтра в восемь утра явишься на разнарядку.

Столовая находилась почти против конторы. Когда я съел порцию густого картофельного супа, повариха спросила:

— Может, еще налить?

— А можно?

Она рассмеялась.

Все это было как во сне. Я съел три порции супа и пошел на берег Ушайки. Итак, снова Степановка. Только летняя, без Бурова, без его уроков литературы и истории. Давно я не был у него. Кажется, с тех самых пор, как исчезли карточки, то есть почти месяц.

У двухэтажного здания школы встретил Колчака.

— Колчак, — окликнул я его.

Он обернулся, крепко пожал мне руку, но поправил меня:

— Виктор Солдатов.

И правда, он не был похож на прежнего «беспризорника». Куда делись его хмурость и бледность. И в манерах уже не осталось былого ленивого превосходства. За то время, что я его не видел, он подрос и окреп. Какая здесь работа? Всякая. Вернее — куда пошлют. Но это ничего: относятся по-человечески. Это главное.

Началась совсем другая жизнь.

Каждое утро я приходил к восьми на разнарядку. Вначале вместе с плотниками выполнял мелкие ремонтные работы в поселке, а во второй половине июля всех нас отправили на покос. Сначала я греб сено вместе с девчатами, потом научился косить. Косарям выдавали по килограмму хлеба, сверх того варили мясной суп, а на второе — густую гречневую кашу. Уже через неделю моей жизни в Степановке я почувствовал себя сильным, здоровым парнем. Питание было настолько хорошее, что я, как осенью, стал приберегать хлеб и относить его тете Маше в город.

Все свободное время тетя посвящала поискам комнаты. Пока ничего подходящего не могла найти. Подвернулась одна комнатенка — довольно просторная, с отдельным ходом, светлая, на первом этаже и цена сносная. Но хозяйка поставила непременным условием, чтобы зимой мы отапливали не только свою комнату, но всю квартиру. На это мы согласиться не могли — где достать столько угля?

Однажды, придя из Степановки, я застал во дворе взволнованных соседей. Тетя кинулась навстречу.

— Ну, наконец-то, заждалась.

— Что произошло?

— По-моему, симуляция.

— Непонятно, ты о чем?

— Захар Захарыч оставался дома один. Сложил все вещи Георгия Ивановича на стол и поджег. От волнения, должно быть, никак не мог найти дверь, сам чуть не задохнулся. На крик прибежали соседи… Теперь притворяется сумасшедшим.

— Почему ты думаешь, что притворяется?

— Без тебя приходил милиционер. Допрашивал его. И вот, чтобы избежать ответственности…

— Где ж он сам?

— Увезли, видимо, в психолечебницу.

Вслед за тетей Машей я поднялся на второй этаж. На лестничной площадке валялся обгоревший стол. В большой комнате у Аграфены Ивановны царил полный разгром. В открытые настежь окна дым вышел, но в комнате все пропахло гарью.

Пришлось ночевать у соседей. Аграфена Ивановна охала и ахала, но, мне кажется, была довольна, что отделалась от слепого. Георгий Иваныч вздыхал:

— Хорошо, весь дом не спалил. А что? С него бы стало. Пальта зимнего у меня теперь нет, пимов нет, шапка без одного уха. Почитай — голым меня на зиму оставил. Нет, надо же подумать…

Прощаясь с тетей, я напомнил:

— А комнату продолжай искать. Все равно нам здесь не жить.

Ночевал я обычно в столярке. Никто против этого не возражал. Мастера спокойно оставляли свой инструмент, потому что в мастерской на ночь оставался свой человек.

Однажды поздно вечером я сидел в столярке один. В железной печурке играл огонь. Мне было хорошо после рабочего дня и приятно было сознавать свое богатство — в моем рюкзаке припасена была буханка хлеба для тети Маши. И возникла мысль — тетя сейчас живет сытно. Питается в основном в больнице. Следующую буханку надо отнести Бурову.

Так я сидел и думал, как вдруг заскрипела дверь и я услышал голос Литы, который нельзя было спутать ни с каким другим:

— Так вот где ты обитаешь!

— Как ты сюда попала? — спросил я встревоженно.

Лита ответила поспешно:

— Не беспокойся. Все в порядке, но сегодня приходила девушка. Тебя спрашивала.

— Что за девушка?

— На костылях. Ты ее знаешь… Мне показалось, что это для тебя важно.

Я вскочил с чурбака, на котором сидел.

— Еще бы не важно. Молодец ты, Лита. Пойдем.

— Куда и зачем? — удивилась Лита. — Ты думаешь, она сидит и ждет тебя?

— Она оставила адрес?

— Ничего не оставила. И ни о чем не просила. Только о тебе расспрашивала.

— Лита, милая, ты не представляешь, что ты мне сообщила!

— Нет, вполне представляю, — серьезно сказала Лита, — но не жди, что я буду радоваться вместе с тобой.

— Почему?

— Мне элементарно завидно.

Села со мной рядом у огня.

— Завидую по-бабьи. Вот у тебя, Алеша, все будет хорошо. Я уверена. А у меня все по-прежнему. Одному нужна была, да и того не стало. И ты… Я привыкла к тебе. Ты только не подумай чего. Когда ты рядом, я мечтаю, чтобы муж мой, который когда-нибудь будет, был хоть немного похож на тебя… Только чтоб несколько попрактичней. А то ты совсем, как…

Лита замолчала.

— Как кто?

— Не знаю… Может быть, не нужно сравнивать. Но мужчина должен уметь жить.

Я вспомнил Аверьяныча и рассмеялся. Лита продолжала серьезно:

— Ты бываешь так редко. Всегда торопишься, никогда не спросишь ни о чем.

— Теперь буду спрашивать.

— Ты лучше проводи меня до станции. А то я немного боюсь. Вот видишь, настоящий мужчина сам бы догадался, а тебя надо просить…

— Я не думал, что ты уже уходишь.

Проводил я ее не до станции, а до самого дома. Тетя Маша уже спала. Услышав, что я вошел, проснулась, села на койке:

— Девушка? Да, приходила. Тебя спрашивала. На личико миленькая.

Тетя делала вид, что говорит радостно, а я сразу заметил, что она чем-то подавлена.

— Что тебя огорчило? — спросил я.

— Нелегко тебе будет с ней.

— С чего ты взяла, что я буду с ней?

— Мне, старой, все видно.

Ночью тетя не спала, ворочалась.

— Почему не спишь?

— Алексей, ты не бросишь меня?

— Никогда. Не выдумывай, пожалуйста.

25

Пораньше отпросился с работы и, чтобы увидеться с Морячком, пошел на комбинат. Верстак его помещался прямо против открытой двери. Я поманил Морячка. Он вышел.

— Мне нужна Зоя. Ты встречаешься с ней?

Морячок ответил смущенно:

— Встречаюсь… То есть мы вместе живем. Так получилось…

— Женился, значит?

— Да вроде того. Надоело одному…

— Ясно. Так ты сведешь меня со своей Зоей?

— Освобожусь через полчаса.

Зою мы застали за стиркой. Уже заметно было, что она беременна. Они занимали теперь тот угол, где прежде жила Ольга.

Зоя мне очень обрадовалась. Усадила за стол. Пили чай с конфетами и сухарями.

— Как до войны, — сказал я.

— У нас даже творог есть. Хочешь?

Зоя принесла полную миску.

— Я не есть пришел.

— Это само собой.

Рассказал Зое, что Ольга приходила. Зоя посочувствовала:

— Конечно, вам надо встретиться… Если она приходила… Только знаешь, где она живет, я обещала не говорить. Честное слово дала… А вот где она работает, я тебе покажу. Насчет этого я слова не давала. И вообще я так считаю: чему быть, того не миновать.

— Так зачем сидеть? Пойдем.

Зоя исчезла на несколько минут и появилась в чистом сером платье. Пошли втроем. По дороге я рассказал о моей дурацкой встрече с Ольгой в хлебном магазине. Зоя замахала руками: