Хмель и Клондайк - Андрей Круз

– Тебе фамилия Кузьминок говорит о чем-нибудь? Кузьминок из Дружины?

– Немного. – Слава по обыкновенной своей привычке насторожился. Нет, он все же параноик.

– Насколько немного?

– Контрразведку возглавляет. А что?

– Он встречи ищет, я ему зачем-то нужен. Думаю, что из-за того тайника все. И пытаюсь просчитать, как себя с ним вести.

– Я бы с ним себя вообще никак не вел, если бы возможность была. – Хмель кисловато скривился. – С Дружиной ты сам знаешь как: чуть ближе подпустил – и уже сам не заметил, как они тобой командуют.

– А по Кузьминку что конкретно знаешь?

– Мало, тут тебе лучше с Гамлетом или Селиным поговорить. У них на самый верх выходы, а я больше с чужих слов.

– А с чужих слов?

– Мутные они. Гладко стелют, да жестко спать. Могут и разменять тебя на какой-то свой стратегический интерес. Раньше там главным Линев был, знаешь такого?

Фамилия знакомая… ага, знаю.

– Зам воеводы?

– Он самый. Он и сейчас над ними главный, просто все на ступеньку поднялись. О нем тоже слышал разное. Очень разное. Но опять же никаких доказательств не имею, может, и болтают.

Если это местная «спецслужба», то, скорее всего, не болтают. А если это спецслужба, созданная дилетантами на фоне правового беспредела, то гарантированно не болтают. Ошибки у дилетантов имеют свойство повторяться. Тем более что Дружина здесь всего лишь одна из группировок, пусть и самая сильная на настоящий момент.

– Понятно, – кивнул я, обдумав то, что услышал. – По-любому встречи избежать не удастся, так что послушаю.

– Если с вопросами закончил, то давай теперь дело. – Хмель с явным удовольствием пригубил темного.

– Новости про организацию резерва до тебя еще не дошли?

– Нет, – покачал он головой. – Это что еще?

Я вытащил из ворота майки цепочку с болтающейся на ней карточкой удостоверения.

– Смотри сюда, – я показал ему сторону с фото, – это я.

– Старший инструктор У-Цэ-Пэ, – прочитал Хмель. – И что такое У-Цэ-Пэ?

– Учебный центр Патруля. Почти рядом с нами будет, от их нового здания и до Стены, учебка, считай.

– Базу новую знаю, – кивнул Хмель, – про резерв первый раз слышу. У Патруля резерв?

– Важно не у кого, важно – для чего, – я перевернул карточку. – Видишь? Это за мной автомат в Арсенале закрепили. А вот эти строчки, – я сдвинул палец, – для того, что я куплю, например. И могу носить. Понял?

Хмель удивленно поднял брови и даже в затылке почесал, что у него обычно выражало крайнюю степень удивления.

– Я так понимаю, что просто так ты не стал бы этим хвастаться, верно? – спросил он. – То есть ты меня приглашаешь в резерв? – И после моего кивка спросил: – И что надо делать?

– Раз в неделю занятия в центре, – загнул я палец. – Дружина перекидывает часть своих патрулей куда-то в другое место. Так что раз в неделю – сутки дежурства по району, – загнул я второй. – С оружием и полномочиями, даже бензин компенсируют. И думаю, что это только начало истории.

– И ты с этой ксивой кто? – Хмель совсем озадачился.

Нельзя сказать, что мне самому в этом все ясно. Дело ясное, что дело темное. Но Атаманов меня в нехорошее не втравит, не те отношения, да и некие полномочия в трудное время тоже никак не помешают. И опять же Кузьминок что-то такое помянул в разговоре насчет резерва.

– Патрульный. Просто резервист. И с обязанностью поддерживать правопорядок в пределах района.

– Подожди, подожди. – Слава решил добиться ясности. – Если я вступлю в резерв, то с такой ксивой могу прийти, например, к тебе и там купить, что хочу? И это потом носить и держать у себя без всяких пломб?

– Почти. Надо получить ксиву, потом прийти ко мне, выбрать что нравится, взять от меня бумажку-трансфер, с ней пойти в военкомат, в штаб резерва, а там тебе впишут номера из бумажки в удостоверение. И с ним ты придешь обратно и выкупишь что отложил. Все.

– Мил, у него всегда все так сложно? – Хмель повернулся к моей спутнице.

– Слав, ты его дольше, чем я, знаешь, – засмеялась она.

– Когда можно сделать? – Хмель повернулся ко мне с решительным выражением лица. – И Ивана в резерв можно? Мне без него никак, сутки дежурства не потяну, напарник нужен.

– Всех можно, хоть и намекнули, чтобы отбирать людей своих и по рекомендациям. Но вы свои и с рекомендациями.

– Завтра они работают?

– Завтра воскресенье. – Хотя сегодня суббота, тоже выходной, а они работали. К слову. – А вообще можно попробовать, может, они и без выходных.

– Скидку дашь? На кассовый разрыв и…

– …Из человеколюбия?

– Хоть бы и так, – усмехнулся Хмель.

– Ну раз кассовый разрыв, то могу отсрочку дать. Или тебе лучше скидку?

– А на сколько отсрочку?

– Слав, да на сколько угодно, а то ты меня от пива отрежешь.

Хмель опять повернулся к Миле:

– Все же иногда с ним можно дело иметь, так что не все безнадежно.

Хмель. Самые события

Воскресенье. Утро

Люблю я утро? Люблю, люблю…

Но и поспать люблю не меньше. И желательно в теплой постели, а вовсе не за рулем.

Сегодня же я с шести утра сидел в «буханке» напротив девятиэтажного панельного дома, в котором жил дознаватель Синицын, следил в бинокль за окнами его квартиры на последнем этаже и прихлебывал из термоса крепкий кофе.

Привлечь внимание дворника, чистившего от снега дорожки, я нисколько не опасался, поскольку предусмотрительно припарковал УАЗ у соседнего дома, благо бинокль с неплохим приближением позволял без всякого труда держать под контролем окна квартиры Синицына даже с такого немалого расстояния.

Окна, к слову, были темными. Свет внутри не горел.

Вот только это еще ни о чем не говорило. Воскресенье, раннее утро – домашние дознавателя могли просто не встать.

Вчера вечером, распрощавшись с Николаем и Милой, я пару раз сюда заезжал, но всякий раз окна светились, а вламываться в чужую квартиру при таком раскладе – глупость чистой воды. Не стал. И во флигель Сома тоже – не полез, поскольку бандит невесть с чего решил провести субботний вечер дома. И значит, сегодня последний день…

Техас. Спокойный район, неплохой дом. Первый подъезд так и вовсе из лучших – если в остальных из окон торчали трубы буржуек, а по стенам тянулись от них следы копоти, то там такого безобразия не было и в помине, а рядом с железной входной дверью виднелось окошко каморки консьержа.

Все верно: дружинники имели достаток заметно выше среднего, а дознаватель – это далеко не рядовой постовой, у дознавателя помимо оклада еще и приработки бывают. Может себе позволить. Точнее – мог…

И я продолжал отхлебывать кофе и наблюдать в бинокль. Способ проникновения в квартиру я выбрал самый простой, если не сказать – классический. Над балконом дознавателя нависал бетонный козырек, боковое окошко закрывал лист фанеры. Спуститься на веревке, выбить ее и забраться внутрь – дело пяти секунд.

Охранные заклинания? Я в их наличии крепко сомневался.

Если уж Синицын собственной безопасностью не озаботился, вряд ли он на охрану квартиры тратиться стал бы. Главное – знать, что внутри никого, а остальное – дело техники. Но ведь не поднимешься, не постучишь в дверь! Консьерж, мать его, все карты путает!

Решив не накручивать себя попусту, я вновь отвлекся на кофе, а когда взглянул в бинокль, окно кухни нужной квартиры уже светилось. Минут через пять свет включился и в спальне, которая выходила на застекленный балкон. Я закрутил термос и отложил его на пассажирское сиденье, выключил двигатель – и сразу начало запотевать лобовое стекло. Но интуиция не подвела: свет в квартире вскоре погас в обеих комнатах, а минут через пять из подъезда вышла молодая женщина. Она усадила ребенка на санки и потянула их со двора; у меня от этого зрелища заныло сердце.

Дознаватель Синицын был плохим человеком, он доставил много неприятностей и собирался доставить еще больше проблем в будущем, и все же сделалось не по себе. Я пожалел о своем поступке. Но пожалел лишь на миг.

Миг слабости прошел, стоило только вспомнить о таблетках, онемении рук и грядущих финансовых потерях. Я вытянул из-за сиденья моток прочной веревки и пояс с инструментами, выбрался из машины, запер ее и зашагал через двор, но не к нужному подъезду, а к противоположному.

Уверенно распахнул не до конца прикрытую из-за наледи дверь, поднялся на первый этаж, прислушался – тишина; откуда-то пахло кислыми щами и подгорелой кашей. Никого не встретив по пути, я поднялся на верхний этаж, взобрался по лесенке к люку на крышу и массивными кусачками перекусил дужку замка.

Та только хрустнула – запор был рассчитан не на матерых грабителей, а на местных мальчишек, которые могли устроить пожар или повредить рубероид. Стараясь не подходить к краю, чтобы не быть замеченным с земли или верхних этажей соседних зданий, я пересек весь дом, обмотал веревкой бетонную коробку вентиляции, пропустил второй конец под мышками, затянул петлю. Затем перебрался на бетонный козырек балкона, сбил с его края наледь и спустился вниз.