«Гудлайф», или Идеальное похищение - Кит Скрибнер

Так же, как много раз до этого случая, она не знала, что именно они празднуют. Да и не хотела знать. Она полагала, что он и так слишком много времени уделяет работе, чтобы позволить рабочим делам заполонить каждую свободную минуту их жизни.

— Я подумывала о часах для Джейн к окончанию колледжа, — сказала Нанни. — Нужно хорошие часики ей купить. Золотые.

— В настоящее время контроль над расходами — наполовину и моя обязанность.

— Конечно, дорогой. Но молодой женщине следует носить золотые часики. Ты так не думаешь?

Много лет тому назад Стона вел себя за обеденным столом, как на рабочем совещании. Он указывал на Джейн: «Отчитывайся. Что у тебя в школе?» Потом — на Виктора: «Как с победами в футболе?» Поэтому Нанни установила правило, что по вечерам, в первые полчаса после прихода домой, Стона вообще не разговаривает. Ему необходимо расслабиться.

— Вот что в последнее время не давало нам покоя, — начал Стона.

Он давно хотел рассказать Нанни про Оуквилль — просто чтобы облегчить душу, — поэтому и бросился напролом, не обращая внимания на вопрос о подарке для Джейн. Нанни уступила, вздохнув и откинувшись на спинку стула, на губах ее заиграла спокойная терпеливая улыбка, ложечка застыла над десертом. Она всегда была готова его поддержать, просто старалась видеть все в перспективе — ради него, ради их семьи, а Стона к этой ее черте относился с большим уважением. Он понимал — она ждет, чтобы он скинул груз со своих плеч, а потом снова тактично вернется к разговору о том, что подарить Джейн в день окончания колледжа.

Он стал рассказывать жене о побочном продукте, спускаемом тринадцатью заводами химического подразделения компании, производящими растворитель, который используется при прессовании пластиков.

— Одна женщина, — говорил он, — которой просто нечем занять свое время, решила развязать кампанию по поводу незначительных следов этого побочного продукта в составе воды около завода в Оуквилле, в штате Огайо, где она проживает. Заявила, что это наносит вред здоровью, что риск очень велик. Оуквилльские журналисты с радостью ухватились за эту новость.

— А что обнаружили ваши собственные эксперты? — спросила Нанни. — Там действительно есть риск нанести вред здоровью людей?

— Ну, если ответить кратко, то — нет. И все же — да. Возможно, что есть. Я бы не сказал, что я полностью оправдываю эту ситуацию, но научно ничего не доказано. Все абсолютно неубедительно. Мы приобрели специальное очистительное устройство, чтобы избавляться от этого вещества. По тому, что нам было предложено, трудно понять, как эта очистка осуществляется. Но в некоторых случаях лучше не спрашивать. Самое важное, что нам удалось как-то прикрыть собственные задницы. Мы же не могли прервать производственный процесс на время расследования. Министерство юстиции и лоббисты помогут нам продержаться по крайней мере…

— Каков же предполагаемый вред здоровью на самом деле? — Нанни начинала терять терпение. Она проломила ложкой корочку из жженого сахара на своем крем-брюле.

— Вообще ничего еще не доказано. Дело в том, что через семь лет мы переведем эти заводы за океан, так что к этому времени вопрос отпадет сам собой. Индия принимает два самых крупных завода просто с раскрытыми объятиями. А они практически равны пяти. Один, возможно, возьмет Венесуэла. Бангладеш и Турция. А до тех пор нам просто необходимо, чтобы заводы продолжали работать. Но эта женщина организовала местную экологическую группу, а потом стала привлекать в нее людей, живущих рядом с другими нашими заводами. А ведь таких заводов в США тринадцать! Я знаю, ты терпеть не можешь разговоров о процентах, но в химическом подразделении это очень значительная цифра, вполне достаточная, чтобы вызвать резкое понижение акций на целый год. А у нас и так было достаточно судебных исков из-за этой женщины, хватило бы на то, чтобы обанкротить самого короля Фейсала,[53] да только оказалось, что она — совсем без средств. Так что ей терять нечего. Ей все это только выгодно. Она — председатель собственной экологической группы. Она придумала «Канал любви», наверное, чеки туда рекой текут. А еще она устроила вовсе уж странный рекламный трюк: сфотографировалась совсем голой до пояса, и все массмедиа просто с ума посходили. Так что она…

— Ты хочешь сказать, что из-за химикатов у нее…

— Да нет, нет, ты меня неправильно поняла. Смысл в том, что не ясно, как судебные дела должны вестись в отношении лиц, не имеющих за душой ни гроша. Должны ли они обладать такими же прерогативами? Если в какой-либо игре ты можешь только выиграть, если не можешь ничего поставить, это вряд ли справедливо по отношению к другой стороне. Необходимо было ее дискредитировать. Но большой удачей для нас было заполучить на нашу сторону АЗО — Агентство по защите окружающей среды. Несколько недель назад я разговаривал с двумя их расследователями и сказал им, что понимаю — в данный момент будет неэтично, если «Петрохим» пригласит их на работу, но когда расследование завершится, мы возьмем их в наш собственный отдел экологической защиты с зарплатой, вдвое превышающей их нынешнюю. А сегодня все бумаги из суда были отозваны. Дело закрыто. И все это уже не существенно. Давай поговорим о часах для Джейн.

— У нее был рак груди? — Нанни застыла в напряжении.

— Это же вовсе не связанные друг с другом вещи. Конечно, ужасно для нее. И для кого угодно. Нанни, я же не говорю, что это не ужасно. Я просто говорю, что это не наша вина. — Стона оглядел зал ресторана, потом снова взглянул на жену: — Думаю, золотые часики для Джейн — просто великолепная идея.

Стона увидел, как губы Нанни сомкнулись вокруг ложечки с крем-брюле, затем она вдруг вынула ложечку изо рта — по-прежнему полную крема. Он увидел, как Нанни сделала какое-то странное движение вбок, словно собралась встать, но передумала. Провела ложкой по скатерти, запачкав ее желто-коричневым кремом, и вдруг отшвырнула ложку, будто та обожгла ей руку.

Стона все это видел, но стоял на своем. Он опьянел от светлого портвейна и от чувства облегчения. Ему хотелось убедить Нанни, что он все сделал правильно. Он хвастался, он — человек, у которого все получается как надо. Он продолжал говорить о том, как в тот день — вместо падения, которого они целый месяц так опасались, — взлетели вверх акции «Петрохима».

— И не думай, что в городском обществе все поддерживают эту женщину. Они прекрасно понимают ценность рабочих мест и недвижимости, люди ведь должны выплачивать ипотеку за свои дома, вносить плату за автомобили. Никому не понравится, если завод закроется из-за ложных причин, потому что какая-то женщина без средств…

— Ты сказал, ее необходимо было дискредитировать? — спросила Нанни. Она очень медленно произносила слова.

Роберт убрал ложку Нанни и положил чистую возле ее тарелки. Пятно на скатерти он прикрыл чистой салфеткой. Стона заказал еще портвейна, а стоявший перед ним бокал допил одним большим глотком.

— Самому крупному нанимателю рабочей силы требуется…

Лицо Нанни застыло, таким неподвижным Стона его никогда раньше не видел. Глаза метались, оглядывая зал, будто ища, на чем бы задержаться, но подбородок и рот не двигались, будто замерзли. Она сидела на стуле как-то странно, тяжело склонившись на один бок, словно это была не она сама, а мягкая кукла, сделанная по ее образу и подобию.

— Что вы с ней сделали?

Он и тогда понимал — нельзя было это делать. Господи, я совершал ошибки, и я понимаю, этот ящик — мое наказание за них, а теперь я молю о прощении. Молю дать мне шанс прожить остаток моей жизни как должно.

— Ничего, — ответил Стона. — Наши люди внедрялись на их собрания. Понемногу выкапывали всякую грязь. Вели разведывательную работу — обычная рутина. Это же единственный способ выровнять игровое поле. Но теперь все это уже не имеет значения — ведь проверяльщики играют в нашей команде. В этом главный смысл.

Нанни вглядывалась в лицо мужа.

— Ради всего святого, не будь такой наивной, — сказал он. — Разве ты не знаешь — в большинстве стран… Господи. В Италии, например, «Петрохим» оплачивает весь процесс выборов. La bustarella? Маленький конвертик. Ты не в курсе? Ты просто выпала из игры, дорогая.

Чем они руководят, по ее мнению? Бесплатной столовой для бедных? Должность Стоны позволяла Нанни работать полный рабочий день на добровольных началах — без всякой оплаты — в храме, для Детского фонда, в благотворительной организации «Хэмлин». А кто пачками чеков спасал ее жизнь, когда за ней горшки выносили в больнице Святого Фомы? Они никогда не говорили об этом друг с другом, но разве между ними не было достигнуто понимание? Разве правда об этом не была известна им обоим? Они были настоящей парой, они были единым целым. Компромиссы Стоны — трудные, неоднозначные последствия некоторых его решений, некоторые особенности стратегии «Петрохима» — уравновешивались добрыми делами Нанни. И вообще, его компромиссы были не такими уж вредоносными, потому что даже если завод и строился ближе по соседству, чем людям того хотелось, он приносил им огромное число хорошо оплачиваемых, надежных рабочих мест, так что семьи вполне могли на это рассчитывать. Незначительные жертвы приносили продукцию и процветание всем и каждому. Разумеется, иногда эти жертвы навязывались людям, Стона знал об этом, но зато ведь существовала благотворительная деятельность Нанни… Если подвести баланс, они вместе, как единое целое, оказывались очень даже в выигрыше.