Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Отправился на почту и получил тубус. Там лежал свернутый в трубку ватман.
На ватмане Юра нарисовал Лёве златогривого льва и написал:
“Повесьте на стену или на дверях. Это я сам нарисовал.
Л. Б. Москвину от Ю. Г. Черных. Лето 1986 г.”
* * *
– Меня до сих пор мучает совесть, – сказала Ленка Книжникова, – как я бросила в тебя в восьмом классе Уставом ВЛКСМ…
* * *
В Юру Ананьева влюбилась девушка из Херсона. Писала ему письма, звонила, приезжала в Москву, ходила на его спектакли в Уголок Дурова и рассказывала у себя в Херсоне, какой у нее парень мировой – артист и дрессировщик!
Она там ковры на улице выбивает, ей кричат изо всех дворов:
– Лилька! Иди! Твоего Ананьева по телевизору показывают!
А Юра – мне, тревожно:
– Слушай, она думает, что я все время в блестках. А я – то в блестках, то сама знаешь в чем!..
* * *
– В одной школе, – рассказывал мне Леонид Юзефович, – был такой музей – ну там фашистские гильзы, еще что-то. И большой самовар. Я все думал: что это за самовар? А оказывается, это самовар человека, который видел Ленина. Вот он отдал в музей свой самовар.
– У меня тоже есть такой самовар – человека, который видел Ленина, – говорю. – Это самовар моего деда Степана. Да вообще таких самоваров в России пруд пруди!
* * *
Наш приятель Володя лежал в психбольнице. И устроил там концерт – пел под гитару бардовские песни.
– Так всем понравилось, – говорит. – И пациентам и медперсоналу. Особенно с душой и с энтузиазмом исполнили песню “Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались…”
* * *
В Челюскинской, в Доме творчества, Лёня две недели прожил в комнате с художником из Минска, тот ему казался каким-то загадочным, странным, немного не в себе. По окончании срока он в Москве узнал от Гриши Берштейна, что сосед совсем не говорил по-русски, а только по-белорусски.
* * *
– Ты сделай так, – советовал художнику Григорию Берштейну Лёня. – Продай компьютер, квартиру, вообще все продай, возьми и купи яхту. А что? Может, повезет тебе, не пропадешь. Напишешь картин, а через год устроишь выставку в музее каком-нибудь морском. Восходы писал бы, закаты, матросов, море! Чего тебе ждать? Пока стариком совсем не стал!..
* * *
– Слушай, как хорошо, – говорил Даур Зантария, – писать сразу три романа: от остросюжетного детектива переходишь к философско-лирическому повествованию, надоело, что добро побеждает зло, – берешь обращаешься к триллеру…
* * *
– Односельчане приходят к старику спросить совета, – рассказывает Даур. – Тот ответит не сразу. “Придите завтра”. Приходят на следующий день. Он велит накрыть стол: “Угостите людей”. Все садятся, он долго не отвечает, но потом ответит… притчей, которую ему тоже кто-нибудь подсказал. “Вот, – скажет, – так и поступите, если вы поняли”. Все: “Спасибо, спасибо за твою мудрость. Если не поймем, опять придем. Куда нам торопиться? Что нам горевать? Когда у нас есть ты…”
* * *
Даур:
– Как говорил Тамерлан: если ты увидел врага – убей его. Не увидел – найди и убей. Не нашел – создай!
* * *
Стою возле журнального ларька и с завистью разглядываю в витрине бульварные любовные романы, детективы, кровавые события из древности святой, бандитские разборки – на самом людном месте проходном… Внезапно в стопочке над кока-колой увидела свои “Дни трепета”, давным-давно прошедшие.
– Три штуки Москвиной! – я радостно воскликнула.
А продавщица – удивленно:
– Так это же три одинаковые книги!
– Вот мы это и проверим, – отвечаю, не стала вдаваться в подробности.
* * *
Гуляет во дворе наш сосед с попугаем. Его спрашивают:
– Продаете?
– Что вы! – он отвечает. – Покупать говорящего попугая – надо знать хорошо хозяина, а то купишь прохвоста и матерщинника.
* * *
Художник Звездочетов:
– Я вчера дурковал. Выпил и незнакомых женщин за жопы кусал.
* * *
“Этот человек прекрасен, как древнегреческая скульптура, – написал про Германа Виноградова Лёня к выставке Гарика в клубе «МУХА». – Под его разноцветными одеждами и гладкой белой кожей течет горячая алая кровь и бьется любящее сердце. Им можно любоваться, но лучше на него молиться”.
* * *
В романе “Оглашенные” Андрей Битов описал свою жизнь в Сухуме в доме у Даура, вывел Зантарию экстравагантным героем и надписал на книге:
“Невыдуманному Дауру от выдуманного автора”.
* * *
Даур Зантария любил ездить на попутках.
На вопрос водителя:
– А сколько вы заплатите? – бессребреник Даур отвечал:
– Вы ахнете, сколько я вам сейчас заплачу!
* * *
– Вот я считаюсь остроумным человеком, – говорил нам Валерий Медведев, автор бестселлера “Баранкин, будь человеком!”. – А я родился не таким, совсем неостроумным. Я этот юмор в себе натренировал!
* * *
У Чижикова и Успенского были рядом дачи. Однажды весной они отправились за город, и где-то по дороге Чижиков забыл папку со своими рисунками. Они позвонили в милицию, туда, сюда, к счастью, папку успели подхватить. В милиции сказали, что папка находится у некоего директора школы. Сообщили адрес.
Нашли дом директора, звонят – им открывают, а там в прихожей висит кукла – очень натуральная, с физиологическими подробностями – это кукла “повешенный партизан”.
Директор говорит:
– Раздевайтесь.
Они снимают куртки, а вешалка – фаланги, кисти рук человеческих.
“И вот мы входим, – рассказывает Чижиков, – на буфете – большой, склеенный из папье-маше макет кладбища. А он уж пепельницу несет в виде человеческого черепа. Мы с Успенским не выдержали и спрашиваем:
– А почему такая загробная тематика?
Он отвечает нам:
– А потому. Вот вы, Виктор, боитесь смерти?
– Да, – говорю.
– А вы, Эдуард?
– Да, да, – деловито ответил Успенский.
– А я нет! – гордо сказал он. – И таким образом приучаю себя к ее неизбежности.
– Ха-ха-ха, – раздался из кухни смех его жены.
Она варила варенье, как раз внесла и поставила вазочку на стол.
– Это он-то не боится? Вчера у него пятка заболела, видели бы вы, как он бросился со всех ног в поликлинику, в Обнинск! Видали мы таких смельчаков!..”
* * *
Таксист в Норильске:
– Я вам так скажу: белые ночи в Питере – фуфло по сравнению с нашими белыми ночами!..
* * *
– Ты очень развозишь, когда рассказываешь, – сказала мне Люся.
– А ты, думаешь, не развозишь?
– Я развожу инстинктивно, – объяснила Люся, – чтобы подольше удержать собеседника.
* * *
Лёва – мне:
– …Главное, постоянно повторяй вот эту ничего не значащую фразу: “Ой, мне так неудобно, что я вас все время беспокою!”
- Хирург - Марина Львовна Степнова - Русская классическая проза
- Аркашины враки - Анна Львовна Бердичевская - Русская классическая проза
- Птица Карлсон - Владимир Сергеевич Березин - Публицистика / Периодические издания / Русская классическая проза
- Мармелад - Екатерина Львовна Королева - Прочее / Русская классическая проза
- Спелись 2022 - Сандро Тюменцев - Русская классическая проза / Социально-психологическая / Ужасы и Мистика
- Две смерти - Петр Краснов - Русская классическая проза
- Обратная сторона успеха - Илья Николаевич Баксаляр - Русская классическая проза
- Том 26. Статьи, речи, приветствия 1931-1933 - Максим Горький - Русская классическая проза
- Том 27. Статьи, речи, приветствия 1933-1936 - Максим Горький - Русская классическая проза
- Птица горести - Николай Александрович Масленников - Русская классическая проза