Своенравная невеста - Шелли Брэдли

– Что скажете, джентльмены?

Все проголосовали за смертную казнь. Кайрен одобрил приговор.

Маленький парламент одно за другим рассматривал дела мятежников и всегда с одинаковым результатом.

Наконец очередь дошла до Квейда, ему сняли со рта повязку и разрешили говорить.

– Я не сделал ничего плохого.

– Ты отрицаешь, что убил двух английских солдат? – удивился Беркленд.

– Я только помешал им украсть моих овец и изнасиловать мою сестру.

– И чтобы этому помешать, ты воткнул клинок в живот одному и перерезал горло другому?

– У них тоже были мечи. И они бы ими воспользовались, если бы я дал им такую возможность.

Беркленд окинул подсудимого недоверчивым взглядом.

– Ты можешь доказать, что овцы принадлежали тебе? – спросил он.

– Нет, но они были моими.

– Понятно, – ответил старый лорд, словно этот вопрос решен. – А твоя сестра... У тебя есть доказательство, что она не по собственной воле легла в постель с тем красивым англичанином?

– Она кричала так громко, что у меня чуть не отвалились уши!

– Возможно, она кричала от удовольствия? – предположил Беркленд.

– Ни одна уважающая себя ирландка не получает удовольствия в английской постели. – О'Тул сплюнул, глядя на Кайрена.

Зная, что это еще больше взбесит противника, тот лишь пожал плечами и улыбнулся.

Разъяренный мятежник ринулся к врагу, однако два стражника моментально остановили его, и один ударил арестованного кулаком в живот.

– Достаточно! – заявил Беркленд, поворачиваясь к остальным. – Ваше решение, джентльмены?

– Смерть! – хором ответили лорды.

Сердце у Кайрена провалилось куда-то вниз. Да, он не испытывал любви к ОТулу, но его любила Мэв. Он сомневался, что она простит ему участие в смерти бывшего жениха, и мысль о неминуемом разрыве и без того непрочной связи с Мэв причиняла ему боль. О'Тул защищал свое имущество и сестру, и, по правде говоря, это не то преступление, за которое полагается смертная казнь.

Все лорды повернулись к графу, чтобы услышать его вердикт.

Кайрен хотел сказать, что забирает мятежника в Лэнгмор, где лично с ним разберется, начав со встречи своего кулака с носом О'Тула. И не смог. Глупо и нелогично снова привезти мятежника прямо к Флинну... и Мэв. Оба слишком опасны.

Подавив желание встать со скамьи и пройтись по залу, Кайрен стиснул зубы. Он не трус. Война постоянно требует важных решений, большинство из которых очень тяжелы. Когда он берет в одну руку боевой топор, а в другую меч, то смотрит на противника, отбирает у него жизнь и не моргнув поворачивается к следующему. Воины делают это во время битвы. Это их долг. Но он не хотел отнимать жизнь у мятежника.

Ярость Мэв будет намного сильнее, если Квейд О'Тул умрет сегодня.

Кайрен понимал, что не в состоянии ничего изменить.

– Смерть, – наконец пробормотал он, мысленно проклиная Ирландию.

Через три дня Кайрен поздно ночью поднимался в главную башню Лэнгмора. Утром ему придется рассказать жене про О'Тула, и он боялся этой минуты, зная, что Мэв возненавидит его за участие в казни мятежника.

Сейчас ему хотелось только посмотреть на Мэв и уснуть. Он хотел избавиться от образа О'Тула, который все время стоял у него перед глазами.

Кайрен вошел в свою комнату и с удивлением обнаружил там Мэв. Она спала в его постели, нежная, теплая, с косой, лежащей между грудями. На ней была только рубашка, и в колеблющемся свете тонкой свечи, которую он держал в руке, Кайрен мог видеть темные соски.

Реакция последовала незамедлительно. Он с усмешкой подумал, что это обычное дело. Его беспокоили путаница в голове и тревога, создававшая пустоту в желудке.

Присев на край постели рядом с женой, Кайрен погладил ее по плечу, скользнул пальцем по щеке. Ему была ненавистна мысль, что Мэв перестанет с ним разговаривать, когда узнает правду, что он больше не увидит ее счастливую улыбку. Никакие самые убедительные объяснения не смягчат и не утешат ее.

Он потеряет жену. Находясь рядом, они будут разделены сотнями миль. Их разделят убеждения и преданность. Она не изменит своим, а он не сможет изменить свои, даже если и захочет. Его муки только усилятся, когда он будет ежедневно встречаться с Мэв, не имея возможности обнять ее мягкое тело, заслужить ее улыбку. Он лишится этого... надолго.

Мэв что-то проворчала, и, посмотрев на нес, Кайрен осознал, что слишком крепко сжимает ее руку. Потом золотистые глаза открылись, блеснув в неярком свете тонкой свечи.

– Ты вернулся? Когда? – сонно спросила она. Кайрен почувствовал странную нежность. Она беспокоилась о нем?

– Только что.

– Как поздно. Ты, должно быть, устал.

Да, он и сам так думал, пока не увидел ее.

– Теперь уже нет, раз ты рядом.

Мэв посмотрела на него, и ее глаза потемнели. Он мечтал об этом три дня. И вот сейчас она лежит перед ним, в его постели, нежная, теплая женщина... которая скоро возненавидит его.

Совесть запрещала ему прикасаться к ней, но взбудораженный рассудок требовал бальзама ее ласк.

Совесть проиграла.

Наклонившись, Кайрен обнял жену, легонько прикоснулся губами к ее рту. Поцеловал один раз, потом снова и снова. Мэв пахла... собой. Это была необыкновенная смесь запахов женщины, весны и самой Ирландии. Он никогда не вдыхал ничего подобного.

Девушка обняла его за плечи и охотно приоткрыла рот, когда он провел языком по уголкам ее губ. Опершись на локоть, Кайрен другой рукой приподнял ее грудь. По его телу прошла дрожь, когда он нащупал возбужденный сосок.

– Я... я по тебе скучала, – прошептала Мэв, выгнув спину.

Кайрен заглянул в ее глаза, полные желания и нерешительности.

– Я тоже думал лишь о тебе, – пробормотал он. Признание далось ему нелегко, но он должен быть с ней честным. Возможно, его слова хоть отчасти смягчат горькую правду, которую она услышит позже. Кайрен прогнал эти мысли, зная, что ему необходимо вкусить ее в последний раз... до того, как Мэв оттолкнет его на недели, даже месяцы или, Боже упаси, навсегда.

Прежде чем он снова начал целовать, ее глаза вспыхнули от удовольствия, губы тронула улыбка. Мэв раскрылась под ним, словно лепестки цветка под лучами утреннего солнца. Кайрен положил руку на ее грудь и возбуждал до тех пор, пока она не застонала.

Потом Мэв вдруг стянула через голову рубашку, предложив свою наготу его жадному взгляду.

Его каменная плоть еще больше затвердела. Мэв была не первой женщиной, которая снимала одежду ради его удовольствия, но сейчас это произвело на Кайрена ошеломляющее впечатление.

– Ты прекраснее, чем я тебя запомнил, милая Мэв. Его губы владели ее ртом, а пальцы расплетали косу, и он не удовлетворился, пока длинные огненные пряди не легли на белую простыню. Мэв выгибалась и стонала, а потом опять удивила его, сорвав с него тунику. Они прервали поцелуй лишь для того, чтобы швырнуть одежду на пол, и через миг их губы опять слились в сладострастии.