Вечный день - Мюррей Эндрю Хантер

Какая-то старая, еще из европейской классики. И когда-то Элен ее даже слышала. Ошеломительная и одновременно успокаивающая мелодия пульсировала, замедлялась и ускорялась, бросая стрелки индикаторов вперед и плавно возвращая их назад. Элен сидела, прислонившись к стене прямо напротив мертвеца, полностью погрузившись в музыку. Через минуту произведение закончилось, и зазвучал женский голос:

— В эфире «Радио Альбион». Вы прослушали Пятый венгерский танец Брамса в исполнении Английского симфонического оркестра. А теперь выпуск новостей. В результате боестолкновения под Харрогейтом была уничтожена колонна бронетранспортеров «Троджен», направлявшаяся на север для усмирения Скоттиш-Бордерс. Наряду с изгнанием правительственных войск с Гибридских островов и их тяжелым положением во всей Шотландии, это означает…

Затем последовали другие новости о перекрытых каналах обеспечения, бомбардировке транспорта и прочих потерях неумелой армии. Потом снова музыка. О таких незаконных радиостанциях Хоппер слышала. Как правило, они таились на длинах волн, обычным гражданам недоступных, вещая практически ни для кого. Во всяком случае, никто не признавался, что слушает их. Наказанием за прослушивание и вещание являлась ссылка. Элен выключила музыку. В воцарившейся тишине снова ощутился резкий затхлый запах гниения, словно музыка на время очистила воздух.

Так, значит, Фишер являлся членом одной из тех малочисленных заблудших группировок, что поставили себе целью смещение правительства. Ярлык «сопротивление» им едва ли соответствовал. Разношерстные демократы, монархисты и сепаратисты увлекались идеей смещения нынешнего правительства почти с самой Остановки. Но ни тогда, ни теперь народ их особо не поддерживал. Людям едва хватало сил на выживание, какой уж там бунт.

Впрочем, если войска несут потери даже на процветающем севере… Нет, черт побери. Горести и несчастья в стране никого не сплачивают, никогда им не раздуться до уродливого плода народного восстания. Все это лишь отсроченное насилие со времен Замедления, эти ежедневные схватки, вызванные нехваткой продовольствия, да раздутая ненависть ко всему иностранному. Впрочем, презрение к чужакам было более-менее понятным, по крайней мере для Хоппер — наверное, потому, что ее родители погибли в какой-то мере из-за своей неспособности отказаться от помощи непохожим на них людям.

Она взглянула на прилаженный к рации микрофон. Работал ли Фишер диктором? Засиживался ли здесь до поздней ночи, вещая о провалах в Лондоне — бомбах, беспорядках и дефиците даже в столице? Не поэтому ли он полумертвый, в агонии, полз по полу? И не поэтому ли Торн в первую очередь и связался с ним?

На задней панели приемника располагался переключатель с четкой маленькой надписью «Прием/Передача». Хоппер нажала на него, выдвинула антенну и перевернула рацию. На какой же волне Фишер транслировал? Возле одной из настроечных ручек она заметила крошечную отметку, по-видимому, выцарапанную ногтем.

Она представила себе исходящий из рации сигнал. Перехватывают ли его сейчас? С учетом смерти Фишера это представлялось весьма вероятным. С другой стороны, передатчик так и не нашли. Или не искали.

Хоппер постучала по микрофону, и стрелка на одной из шкал дернулась. Значит, звук передается. Тем не менее она не спешила доверять устройству и снова застучала по микрофону, набивая азбукой Морзе первое пришедшее ей в голову сообщение. Морзянку она выучила на платформе, от нечего делать, и порой они с Харвом развлекались, отстукивая друг другу сообщения по столу на собраниях у Швиммера.

Ф-И-Ш-Е-Р-К.

«К» в азбуке Морзе означает «прием». Элен даже не помнила, откуда узнала об этом. После этого она снова щелкнула переключателем на задней стороне рации и стала ждать. Через тридцать секунд повторила сообщение.

Ф-И-Ш-Е-Р-К.

И тогда из динамика раздался голос:

— Кто здесь?

Звучный мужской голос с американским акцентом. Хм, помимо прослушивания запрещенных английских радиостанций Фишер еще и контактировал с американцами. Хоппер даже не знала, стоит ли ей продолжать разговор.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Фишер? Это ты?

Кем бы ни были эти люди, подумала Элен, они были друзьями Фишера. А Фишер был другом Торна. И тогда она ответила:

— Фишер мертв. Мне очень жаль. Я нашла его рацию.

— Мертв? Черт. А вы-то кто?

— Я пришла встретиться с ним. Думала, он сумеет помочь мне кое в чем. У нас был общий друг.

— Как он умер?

— Кажется, его зарезали. Или забили насмерть, — голос у нее дрожал, оглядываться на труп на полу она не стала. — А вы кто такой?

— Я — контакт Фишера в Американской зоне.

— Вы и сейчас находитесь в Американской зоне?

— Да, именно там мы находимся.

Объяснений, сколько человек подразумевает это «мы», не последовало, и Хоппер задала следующий вопрос:

— А кем он был для вас?

— Одним из наших лондонских агентов, о чем вы наверняка уже догадались. Так кто вы такая?

— Меня зовут Элен.

— И откуда мне знать, Элен, что не вы убили Фишера?

— Наверно, ниоткуда. Но это не я. Я только нашла его здесь.

После некоторой паузы последовал ответ:

— Ладно. Допустим, я вам верю. Все равно ничего другого мне не остается. Так вы его агент? Он передал вам какую-либо информацию для нас? — голос прозвучал напряженно, едва ли не на взводе. Затем из динамика раздался кашель, резкий и мокрый.

Хоппер окинула взглядом жалкую комнатушку.

— Боюсь, нет. Я всего лишь знала одного человека, с которым он был связан. Здесь ничего такого не видать. Даже если у него что-то и было для вас, они могли забрать это после… — она махнула в сторону трупа, совсем позабыв, что собеседник не видит ее.

— Вы уверены, что ничего нет? Точно? Во время нашего последнего сеанса связи он сказал, что ожидается кое-что значительное. Но мы ждем уже довольно долго, и до сих пор ничего.

— Я думаю… — Хоппер даже не знала, почему верит этому голосу. Что-то в нем — очевидная усталость, разочарованность — говорило ей, что ему можно доверять. — Я думаю, именно это я ищу.

— У нас мало времени, Элен.

— Знаю.

— Я серьезно. Обстановка у нас… Нам нужна помощь. Можете оставить у себя рацию на случай, если найдете способ помочь нам?

— Такие рации здесь вне закона.

— Судя по вашему голосу, вы и так уже в чем-то замешаны. Закон больше не имеет значения. Через несколько дней уж точно не будет. Пожалуйста. Оставьте рацию у себя.

— Я подумаю. Послушайте… — прежде Хоппер не выдавалось случая поговорить с американцем. — Как у вас там?

— У нас здесь? — раздался вымученный смешок. — Хорошего мало, Элен. Не сомневаюсь, у вас там тоже не вечеринка, но мы-то по-настоящему в дерьме, — снова кашель. — Я должен немедленно сообщить о разговоре с вами. Так вы оставите у себя рацию? Ну вдруг?

— Ладно. Да, оставлю.

— Спасибо, Элен. Удачи вам.

— Как вас зовут?

С вопросом, однако, она опоздала: сигнал прервался. Хоппер положила рацию в жестяной футляр и задумалась. Все-таки носить передатчик с собой слишком рискованно. Правда, в ее нынешнем прискорбном положении это значения не имеет. Да и потом, она же дала обещание. А это что-то да значит. Элен сунула футляр в сумку, а затем приставила обратно к стене фальшивый плинтус и аккуратно разместила на полках книги.

Повернувшись к двери, она вдруг увидела фотографию. Выпускной в Кембриджском колледже 2003 года. Юноши и девушки стоят в мантиях, держатся за свои академические шапочки и улыбаются, даже не догадываясь о грядущем катаклизме.

Вот он. Второй ряд сверху, худощавый молодой человек с мягкой улыбкой. Адам Фишер. А ведь Торн выпустился в 2004-м. Фишер был старше на курс, хотя вряд ли по успехам в учебе тягался с ним, но наверняка они были знакомы. Хоппер внимательно оглядела комнату. Следов своего пребывания она вроде не оставила.

Элен задумалась, обнаружат ли когда-нибудь тело. Магазин так и остался открытым, будто никто и не приходил. В конце концов, предположила она, даже ворам надоест таскать отсюда старинные издания, а остальные сгниют или размокнут, и эпоха до Замедления сделает еще один шаг к своему неизбежному финальному состоянию — мифу.