Шторм Z. У вас нет других нас - Даниил Юрьевич Туленков

не остановит каска, они измелют в труху кости.

Эти заряды не для покалечить, они для того, чтобы убить.

Я прикрываю тяжёлые веки.

Не хочу думать о страшном, пугающем.

Я в самом начале пути через тонны жидкого чернозёма, под кассетками и визгом FPV-дронов.

Пока я лежу в блиндаже, надо мной пролетает целый рой этой дряни вперёд и назад.

Будто целый отдел в фирменном магазине Husquarna или Stille демонстрирует образцы своих новеньких бензопил.

Днём я пытаюсь начать движение.

Вышел в окоп, прошёл по нему метров пятьдесят, услышал знакомый визг где-то в небе далеко впереди.

Аккуратно, прислушиваясь, вернулся назад.

Исчез в сырой темени блиндажа.

Спустя минут пять визг приблизился.

Кружил в холодном сером небе над блиндажом, затем резко сорвался, исчез, понёс смерть куда-то в другое место.

Когда-то я всё это видел в кино. Но там люди прятались от бездушной, летающей смерти в руинах высокотехнологичного мегаполиса.

Реальность привнесла привкус фарса, зловещей иронии и феерического сарказма.

Человек прячется от машины в архаичном, времён WWI[7], блиндаже, вырытом в степях на окраине Ойкумены, в стране примитивных пейзан XVIII века, обитающих на руинах одичавшей провинции Третьей Римской империи.

Дрон улетел, и я снова остался один.

Колено потихоньку отходило, опухоль спала. Идти я мог без проблем, не прихрамывая. Главная проблема была в самом факте передвижения через море расплывшегося чернозёма, сквозь голую лесополку, имея одно лишь укрытие под рукой в виде канавы с расплывшимися стенками и чавкающей кашей на дне.

Я двинулся в сумерках, по серости. В это время происходит пересменка дневных и ночных дронов.

При хорошем раскладе это дарит до часа относительной безопасности. Полчаса минимум.

Но бывают накладки, форс-мажоры и многое ещё что бывает.

На войне нет никаких гарантий.

Никогда и никому.

Поэтому рано или поздно, но надо идти.

Я очень не хотел выбираться из блиндажа. Я будто прирос к нему.

Глядя на часы, я постоянно ставил себе отсрочку.

Пятнадцать минут. Десять. Вот сейчас покурю.

Я был голоден. Я хотел пить. Я замёрз.

Но здесь была какая-то зона комфорта. Ощущение кокона. Ощущение оазиса.

Островка безопасности в мире летающей смерти, рвущихся справа и слева кассеток.

Я сидел на лавке возле двери, курил и смотрел на светлую щель.

Я слышал, как качаются голые ветки изуродованных деревьев, висящие над блиндажом. Накрапывал дождик. Где-то далеко бухала артиллерия.

А перед глазами моими фрагментами пролетало былое.

Учебка. Вертолёты. Звёздное небо в первую ночь на передке. Группа эвакуации.

Яма с маскировочной сеткой. Бег по лесополке.

Отъезжающие КамАЗы, как отчаливающие белогвардейские пароходы из Крыма.

Город Т. Ожидание неизвестности. Шаг в неизвестность.

И снова бег по лесополке. Бег через заросли акации.

Вьющиеся ленты окопов.

Глубокое, бездонное небо.

Или голубое, или звёздное.

Жара, пыль. Сухая трава.

Лесополки. Лесополки днём. Лесополки ночью.

Лесополки, проносящиеся вдоль борта БТРа…

Я втоптал окурок в земляной пол, встал, открыл дверь и вышел наружу.

Долго шёл по окопу, не оборачиваясь, чтобы не возник соблазн вернуться.

Выбрался из окопа наружу и двинулся дальше, чавкая грязью.

Два месяца меня не было здесь.

Не конкретно здесь, а вообще «на земле». Там, где решает судьбу войны покрывшаяся грязью пехота. Уставшая, мокрая, продрогшая от холода.

Два месяца какого-то безвременья, в тёеплом доме, на радейках.

Подаренная мне передышка, которую я использовал для того, чтобы аккумулировать, изложить, запечатлеть в слове всё пережитое.

Материализовавшийся из ниоткуда канал в Телеграме, сорок тысяч подписчиков, моё имя, замелькавшее в каких-то статьях, отзывах, откликах, какая-то фантастическая литературная премия, приглашения на работу в солидные издания…

И разом, будто и не было, как некий морок, всё это развеялось, обратилось в дым, растворилось в небытиё…

Сон в блиндаже.

Конечно же, всё это был сон в блиндаже.

Забавный и тёплый. Цветной. Яркий. С каким-то глубинным смыслом.

Я отпустил его.

Отпустил во имя реальности.

Потому что реальность — вот она.

Грязь. Вода. Выкошенная лесополка. «Лисья нора» в плывущем окопе, в которую я забился передохнуть.

Ничего ещё не закончилось.

И закончится это не завтра. И закончится это не здесь.

Это закончится или в Лиссабоне, или во Владивостоке.

Полутонов не будет.

Глубокой ночью я добрался до знакомого «ахматовского» поста. Здесь свои. Я их знаю, а они знают меня. Здесь можно поесть. Здесь можно поспать, раздевшись до нателки, под треск дров в буржуйке. Здесь не надо держать один глаз начеку и спать, навострив одно ухо, не выпуская автомат из рук.

Бородатые парни позаботятся обо мне.

Я засыпаю, сытый и согревшийся.

Завтра мне идти дальше.

Однако какой всё-таки забавный сон приснился мне в блиндаже…

27. XII.2023

Примечания

1

Невывозимый — непреодолимый — жаргонное тюремное (здесь и далее примеч. автора)

2

«Штаны» — разветвление в окопе

3

Лесополка — здесь и далее лесополоса

4

КДС — комната длительных свиданий

5

БС — бывший сотрудник силовых структур

6

Ик-13, «тринашка», — исправительная колония общего режима для бывших сотрудников, расположенная в Нижнем Тагиле.

7

WWI — World War I — Первая мировая война