Наследник своенравной магии - Чарли Хольмберг

class="p1">Сглотнув, она продолжила чтение.

Подумал, что это интересно, так что поискал еще (мне было нетрудно). По всей видимости, Сайлас Хогвуд недавно скончался – странно, что эта новость не получила большой огласки, учитывая, что суд над ним освещался столь широко.

Мистер Бэйли также работал над тем делом с отравленной едой на королевском балу в 37-м, что интересно. Думаю, это было как раз перед тем, как ЛИХОК его нанял, но деталей в прессе я найти не смог.

Буду рад отправить вам копии статей, если хотите. Если же вас интересует только семейное древо, то уж простите старику его размышления и вышлите (или телеграфируйте) форму 26А.

Искренне ваш,

Маркус Даггет

Хюльда плавно опустилась на стул и прочитала письмо еще раз, с самого начала, вдруг потеряв интерес к родословной мистера Бэйли, – к тому же она все равно не сможет достать разрешение, чтобы получить ее законным образом. Закончив, она отложила письмо, затем растерла мурашки, побежавшие под рукавами. Даже после смерти мистер Хогвуд преследовал ее. И все же он был мертв, теперь по-настоящему, так почему это открытие так сильно ее тревожило? Конечно, ему бы понадобился адвокат для имения и судебного слушания. Так почему бы не нанять того, чьей блестящей репутации хватает для работы в ЛИХОКе?

Она снова задумалась о расспросах Бэйли касательно мистера Эйди. Хюльда сильно сомневалась, что детектив раскрыл истинные причины своих поисков; он хотел поговорить с Хюльдой наедине, даже не допустив Мерритта в комнату. Пусть так, и все равно она не могла не думать о том, знал ли мистер Бэйли, что этот мужчина искал Сайласа? Был ли мистер Бэйли все еще связан с Сайласом Хогвудом, или их отношения окончились после тюремного заключения и фальсифицированной смерти в Ланкастерском замке?

Хюльда выдохнула, всколыхнув прядку волос, которая выбилась из прически и упала ей на лоб. Подняв руки, она разгладила ее и снова упрятала под шпильку, а затем залезла в сумку в поисках камня общения. Нажав на руну, она пробормотала:

– Я бы хотела поговорить с тобой так скоро, как только сможешь. Лично.

Ей было необходимо поделиться этой информацией, а раз Миры не было, Мерритт стал ее ближайшим доверенным лицом. Хотя насколько она могла доверять Мире – сейчас было непонятно.

Заставив себя встать, Хюльда собралась с духом и протянула руку к двери, но остановилась, не дотронувшись до ручки. «Лучше знать, чем не знать», – подумала она и подошла к маленькому столику в углу. Она набросала быструю записку, не заботясь о почерке, Алисе Пэрсхолд, одной из горничных, что вместе с ней работали в Горс Энде. Хоть Алиса и не была связана ни с одним из обществ зачарованных домов, они поддерживали некоторую связь после ареста мистера Хогвуда. Сделав вид, что она только что узнала о кончине мистера Хогвуда, Хюльда спросила у мисс Пэрсхолд, не знала ли та чего о дальнейшем судебном разбирательстве или о том, что стало с недвижимостью. Она написала в конце свое имя и добавила: «Прошу, пришлите ответ в Уимбрел Хаус» – и нацарапала адрес портсмутского почтового ящика.

Она совершенно точно не позволит всяким любопытным секретаршам или неуправляемым истерийцам заполучить это письмо.

* * *

Оуэйн умел пользоваться дверью. Это было непросто без больших пальцев, да и без всех остальных, но он знал, как это делается. И все равно Мерритт сказал, что он скоро прорежет для него в двери черного хода собачью дверцу с петлями наверху, потому что иначе либо двери царапаются от попыток Оуэйна их открыть, либо всем по очереди приходится выпускать его наружу, чтобы он мог покакать, или побегать, или погоняться за мышами. Оуэйн и сам мог это делать, но все так рассердились, когда он уменьшил дверь черного хода – она все еще не очень хорошо сидела в раме, хоть он ее и восстановил, – а он терпеть не мог последствий магии изменения – даже сильнее, чем хаократии. Оуэйн никогда не знал наверняка, как его тело мутирует, или как долго это продлится, или как больно ему может быть. Так что он ждал, что Мерритт прорежет ему дверцу.

Пока остальных не было, Батист оставлял заднюю дверь приоткрытой, совсем как сейчас. Оуэйн носом открыл ее, чтобы протиснуться в дом, а потом макушкой ее закрыл. Он стряхнул со своей шкуры мороз и воду, а затем постоял возле растопленной печи, считая до десяти, чтобы согреться. Заглянул к Батисту, но тот спал. Батист ложился даже позже, чем Мерритт, и много спал днем. Оуэйн не стал его тревожить. Батист очень злился, когда его будили, а сейчас, когда Оуэйн больше не был домом, он больше не был неуязвим перед лицом дурного настроения других людей.

Оуэйн обнюхал кухню. Все пахло. Хорошо, плохо и средненько. И все оставляло следы запахов, как улитки – следы из слизи. Он мог отыскать вещи по запаху быстрее, чем как-либо еще, кроме, может, разве что по звуку. Он пошарил носом и отыскал несколько кусочков еды и крошек около печи и углов шкафчиков, потому что Мерритт и Батист подметали не так тщательно, как Бет. Потом Оуэйн воспользовался задней лапой, чтобы почесать за ухом – это все еще казалось ему странным, хотя по-другому он, собственно, и не мог, – и побежал в комнату для завтраков, чтобы поискать еще объедки. Он нашел твердый кусочек сушеного мяса и съел его. Он хотел им насладиться, но собачья его часть тут же проглотила еду.

Он не знал, как работала его собачья часть, но не возражал. Он просто был счастлив иметь тело. Быть живым.

Он подумал о том темном сыром подвале, где Сайлас Хогвуд приковал его к скамейке…

Встряхнувшись, отказываясь это вспоминать, Оуэйн направлялся в столовую, как вдруг услышал, что передняя дверь щелкнула и закрылась. Очень тихо. Мерритт тоже старался не разбудить Батиста? Но Батист был в четырех комнатах отсюда и храпел, а если уж его собственный храп его не будил, то и входная дверь не разбудит.

Оуэйн пошел в приемную и увидел спину мужчины в светло-коричневом костюме. Какой-то мышино-коричневый, или как внутренность рогоза, если его разгрызть. Он не знал этого человека. Ни по виду, ни по запаху. Он пах гикори[9], бумагой и по́том.

Мужчина обернулся и увидел его, выглядя немного удивленным.

– Ну конечно же, тут есть собака, – сказал он.

Его голос звучал немного странно, но по-хорошему. Как будто наполненный большими мыльными пузырями. Он