Рейтинговые книги
Читем онлайн Книга греха - Платон Беседин

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45

— П-п-простите? — вновь заикаюсь я.

— Какими судьбами, Даниил? Что ж тут непонятного? — он встаёт из-за стола.

— Вы меня помните… знаете?

— А как же вас не знать? Рассказывайте.

— Что рассказывать? — я окончательно сбит с толку.

— Если вы пришли ко мне, то наверняка не просто на чашечку чая. Скорее всего, вы что-то хотите мне сообщить. Весьма важное, надо полагать, если судить по крайней степени возбуждения вашего привитого вирусом организма.

От словосочетания «привитого вирусом» мне становится совсем дурно. Я как-то нелепо, по-девичьи охаю и проваливаюсь в бездонный мрак.

Глава двадцатая

I

Открываю глаза и вижу Макарова с пустым гранёным стаканом. Наверное, он привёл меня в чувство, сбрызнув водой.

— Не знал, что вы такой хиленький, Даниил. Для человека, который так проживает жизнь, вы чересчур восприимчивы.

— Как так? — А вы не знаете? — он делает удивлённую мину. — Как паразит, Даниил! Как печёночный сосальщик, как аскарида, как бычий цепень, которого хочется размазать по полу, но не так легко достать из нутра.

— Почему вы оскорбляете меня?

— Ты спрашиваешь, гнида, почему? — он наотмашь бьёт меня по щекам. — Ты ещё спроси, кто виноват и что делать!

Я в полиции. Пришёл сюда, чтобы признаться в преступлениях. Меня бьёт следователь по особо важным делам, которому я ещё ничего не рассказал. От происходящего голова превращается в инфернальную карусель, и меня выташнивает. Макаров морщится и отходит вглубь кабинета:

— Вы ничего не сказали, я ничего не сделал, а такая реакция.

Он звонит по телефону. Появляются два полицейских. Макаров кивком указывает им на меня:

— В изолятор!

Меня бросают в помещение с серыми, облупившимися стенами. По периметру тянется узкая деревянная скамья. Одной стены нет — вместо неё сплошная решётка. Кроме меня в изоляторе стонущий мужик в спортивном костюме и кавказец со странным взглядом.

— Здарова, брат! — кивает он мне.

— Здравствуйте.

— Сыгарэту дай, брат!

— Угощайтесь! — я протягиваю ему пачку.

Он берёт с десяток. Закуривает.

— Ты покуры, брат, лучшэ станэт, — даёт мне дешёвую газовую зажигалку.

— Спасибо.

Возвращая зажигалку, я понимаю причину странности взгляда кавказца: один глаз у него вставной.

— Табачкууууууу! — стонет из угла изолятора парень в спортивном костюме.

— На, брат! — кавказец протягивает ему свою сигарету и тут же подкуривает новую.

Помещение наполняется табачным дымом. Я скидываю облёванную рубашку и швыряю в угол. Остаюсь в белой майке.

Когда я шёл на чистосердечное признание, то думал, что буду делать его в присутствии адвоката. Но всё совсем не так, как я себе представлял. Особенно поведение Макарова. Или он просто запугивает, как в прошлый раз?

«Спортивный костюм» встаёт с пола, жуя окурок. Кавказец усмехается. «Костюм» вплотную подходит ко мне, обдавая вонью застарелого пота.

— Ты за что, паренёк? — обращается он ко мне.

— Сам не пойму. Думаю, скоро отпустят.

— Отпустят, — он смеётся, — только не сразу. Привыкай к пидорам ментовским!

Сказав это, «костюм» падает на пол и начинает истошно орать. Так продолжается минут пять. Я ошалело наблюдаю за происходящим. Видя, что никто из сотрудников полиции не обращает на его вопли ровным счётом никакого внимания, «спортивный костюм» принимается орать ещё громче. Кавказец колотит в решётку с криком «Начальнык». Наконец, к нам подходит полицейский.

— Заткнись, сука! — в свою очередь начинает орать он.

— Плохо, блядь, плохо! — завывает «спортивный костюм».

— Заткнись, уёбок!

Так продолжается ещё минут десять. Наконец, полицейский, подозвав своего коллегу, спрашивает у «костюма»:

— Тебе чего надо?

— Скорую! Пусть укол захуярят! Или, блядь, сдохну!

Когда приезжают врачи, я понимаю — «спортивному костюму» действительно плохо. Его лицо приобретает пепельный оттенок, а губы становятся синюшно-бледными.

— Ломка. — Врач распаковывает свой чемодан. — Развелось отбросов на свете, а нам геморрой…

После укола «спортивный костюм» замолкает. На его скуластом лице выступает пот и едва заметный румянец. Он отползает в угол. Кавказец курит одну сигарету за другой. Вся эта вакханалия заканчивается, когда за мной приходят два человека в форме.

— Грехов, на выход!

Меня приводят в просторный кабинет. Из мебели только стальные стол и два стула. На одном сидит Макаров. Пот стекает с меня и застревает в жировых складках.

— Созрели? — встаёт из-за стола Макаров. — Будем рассказывать? — Согласно киваю. — Вот и хорошо, а то играем в удивление.

— Я же сам пришёл.

— Отлично. Чистосердечное признание облегчает вину, — улыбается он, — а, может, и нет никакой вины. Вы поделитесь горестями, авось пойму вас…

Я начинаю рассказ. О секте. Об убийствах. О фашистах. Обо всём том, что было моей жизнью.

II

Макаров внимательно взирает на меня из-под насупленных бровей и непрерывно постукивает по столу серебристым карандашом. На наиболее интересных местах моего повествования его нижняя губа подёргивается вверх, кончик языка высовывается так, словно он пытается слизнуть усики.

Я заканчиваю историю. С последним сказанным предложением из меня будто выходит демон, прочно сидевший внутри. Макаров принимается мерить шагами кабинет. Останавливается. Наливает себе воды из графина. Выпивает. И вновь приходит в движение. Его руки замком сложены за спиной.

— И чего вы хотите, Даниил?

Его вопрос приводит меня в недоумение. Я так долго готовился к признанию. Но, действительно, что теперь?

— Я хотел, чтобы вы знали… — мямлю я, запинаясь в словах и утопая в собственном поту, — нужно получить кару…

— Кару за что?

— За преступления.

— А разве вы их совершили, Даниил? Если исходить из ваших слов, то нет. Людей, перечисленных вами, убил кто-то другой. Прямого участия в изнасиловании несовершеннолетней гражданки вы не принимали. Заражение детей? Вы, по сути, стояли рядом. Максимум, в чём я могу обвинить вас, это хулиганство.

— Но… все эти погромы …

— По факту, вы были наблюдателем.

— Тогда… вы отпустите меня?

Самое сложное сделано — история рассказана. То, что будет дальше, не имеет значения.

— Для начала мне нужно проверить все ваши показания. Только тогда можно принять решение.

— Но вы же, — я окончательно сбит с толку, — сами сказали, всё, что я сделал, это только хулиганство.

— Я сказал, что могу обвинить вас лишь в хулиганстве, исходя только из ваших слов. Но я должен проверить. Это как следователь, а как человек…

Он замолкает. Тушит сигару в пепельнице и поворачивается ко мне спиной. Я понимаю, что его добродушный тон, странные ужимки, ведение разговора — просто игра, в которой я проигравший.

— А как человек, — Макаров говорит, стоя ко мне спиной, — я не могу вас отпустить в принципе, потому что есть намерение.

— И что?

— То, что вы видели, в чём участвовали, это ведь достойно внимания. Деятельность секты надо пресекать. — Он поворачивается ко мне. — Ты же, друг, отсидишь за намерение!

— Разве за него садят?

— В нашей стране и не за такое садят.

— Простите? — не понимаю я.

Макаров меняется в лице. Его землистая кожа покрывается мелкими красными пятнами. Он в бешенстве:

— Простить тебя, тварь вонючую? За то, что ты игрался, когда детей заражали? За то, что смотрел, как ни в чём неповинных людей делают калеками? За девочку тебя простить? За это тебя, выродок, простить?

Я просто хочу прийти к финалу. Ничего более. Поэтому молчу.

— Я не могу тебя отпустить. Потом ты сам меня не поймёшь. Помучаешься и, наконец, удавишься в затхлой дыре…

— Главное, чтобы эта история закончилась, — говорю я. — Вы всё равно ничего не сможете изменить. Не сможете, пока люди не задумаются сами…

— Пиши чистосердечное, философ. — Макаров кладёт передо мной лист и шариковую ручку. — К тому же твои отпечатки на местах убийств…

Я шокирован. Мои отпечатки?! Откуда он знает он них? И почему бездействовал? Ведь он мог допросить меня сразу после убийства Юли? Или через меня он хотел выйти на настоящего убийцу? Но он не мог знать, есть ли настоящий убийца в принципе?

— Пиши чистосердечное, — повторяет Макаров.

— Раз сам пришёл, так иди до конца!

Вспоминаются строки одной их моих любимых песен:

«I hurt myself today

To see if I still feel.

I focus on the pain,

The only thing that’s real».

Вдруг приходит абсолютно ясное, кристально чистое понимание того, что мой путь завершён.

Ещё в «Ведах» сказано: «Что даёшь, то и получаешь». Рано или поздно всё вернётся на свои места, тайное станет явным, и кара найдёт согрешившего.

1 ... 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Книга греха - Платон Беседин бесплатно.

Оставить комментарий