Семь крестов - Николай Прокошев

Тем временем, по выходным и иногда сопровождая братьев к Бальтазару, он всегда захаживал к женушке. Анна, оказавшись вполне практичной и сообразительной девушкой, стала быстро осваиваться на новом месте. Она почти полностью взяла на себя ведение хозяйства таверны и гостиницы толстого добряка. Тому лишь осталось заниматься поставками продуктов и приструниванием нетрезвых посетителей. Молодая женщина очень понравилась Бальтазару, и иначе как «дочка» он ее не называл. Одним словом, жизнь маленькой семьи Бронте вошла в спокойное и неизменное русло. Но однажды в Кёнигсберг с визитом опять приехал Генрих фон Плауэн и сообщил Псу, что события приняли очень непростой оборот.

Верховный магистр фон Юнгинген отправил к польскому королю посланцев с целью узнать, будет ли тот помогать своему кузену, ибо рыцари обижены тем, что Витовт силой отнял Самагитию, и готовятся вернуть ее обратно. Владислав обещал подумать. Но скорее всего, он брату поможет. Значит, война не за горами. И вскоре, как и ожидалось, польский король выказал готовность помочь своему брату. Этого только и дожидался Ульрих фон Юнгинген и в начале августа объявил о разрыве отношений с польско-литовской короной.

Еще через десять дней магистр захватил и сжег несколько приграничных польских городов, погубив при этом немало местных жителей. Пока фон Юнгинген справлялся своими силами, дополнительные войска ему не требовались, поэтому Кёнигсберг конфликт еще не затронул. Поляки ответили тем же и вступили на прусскую землю. В конечном итоге восьмого октября было заключено перемирие под эгидой чешского короля и германского императора Венцеслава[82]. Оно должно было продлиться до дня святого Иоанна Крестителя[83], а третейская сторона согласилась вынести свое окончательное решение в начале февраля в Праге.

– Ты полагаешь, оружие действительно может надежно защитить человека? – Пес, уже почти провалившийся в глубокий сон после того, как целый день таскал на коромысле ведра с водой на морозном воздухе, укрепляя мышцы и дух, уже не чаял услышать знакомый голос.

– А-а, куда же вы подевались, герр Бэзил, а то я уже, грешным делом, подумал, что вы обо мне позабыли. Оружие? Человека может защитить умение владеть оружием… ну и доспехи, само собой. А что?

– Я хочу, чтобы ты услышал, о чем сейчас шепчутся Пауль и Клаус.

– Ты, наверное, забыл, что я человек, а не призрак навроде тебя. Как можно услышать, что там бормочут эти два кнехта в другом конце казармы? Я вообще ничего, кроме храпа, сейчас не слышу. Уйди и не мешай спать – завтра мне предстоит катать на себе Гуго, – поплотнее завернувшись в теплое одеяло, Гектор с содроганием представил, что совсем скоро вставать.

– Ну и дурак же ты, Пес, – в голосе Бэзила слышалось то ли разочарование, то ли жалость. – Возможности человеческого тела безграничны. Хорошо, что тебя гоняют, как собаку, но долго ли ты продержишься в седле, когда в тебя, недоумка, полетят стрелы или, чего доброго, ядра?

– Сколько надо, столько и продержусь. Я научился управляться с оружием, хорошо умею скакать, чего еще надо? И что значит – возможности безграничны?

– Тебе, надеюсь, известно, у каждого человека есть пять чувств. Так вот – у них нет предела. А у тебя есть зрение, но ты не видишь, у тебя есть слух, но ты не слышишь, у тебя есть обоняние, но ты не чувствуешь, понял?

– Нет.

– Да ты и впрямь дурак, Пес. Раз я говорю, значит, можно. Правда, есть небольшая тонкость – сверхчувства опираются на так называемое шестое чувство, вот его и надо развивать. Это доступно каждому, но тебе повезло гораздо больше – у тебя есть я. Мы значительно ускорим процесс.

– И как же его развить? И зачем вообще это нужно? – Гектор оставил всякую надежду поспать хотя бы несколько часов.

– В твоем случае оно необходимо, чтобы остаться в живых. – Сколько раз дух угрожал ему кончиной, Пес и считать уже бросил. – Скоро будет битва, и от тебя требуется всего-то ничего – выйти оттуда живым.

– Ладно, давай рассказывай, как воспитать сверхслух.

По словам Бэзила, все было очень просто – надо сначала представить образ того, что тебе нужно. К примеру, чтобы услышать, что говорят кнехты Пауль и Клаус, надо полностью освободиться от всех мыслей, кроме образа этих людей, разговаривающих друг с другом. Пес попытался представить кнехтов в пустоте, на черном фоне. Но он сам придумывал, о чем они шептались, то есть мысленно говорил за них. А это не годилось, следовало заставить себя замолчать и слушать только их. До самого момента, когда Гектору пора было вставать, он тщетно пытался услышать, что Пауль толковал Клаусу.

Сжалившись над пруссом, Бэзил сообщил, что парочка кнехтов уснула еще три часа назад, и предложил снова попробовать следующей ночью. Пес в очередной раз помянул невидимку недобрым словом и отправился на занятия. Перед самым обедом он неосмотрительно постарался услышать, что повар говорит своему помощнику во дворе, но, закрыв глаза и остановив поток мыслей, немедля схлопотал плашмя топориком по голове от Гуго. После чего Гектор благоразумно решил оставить развитие шестого чувства на ночное время суток.

В конце концов, через неделю образ Пауля начал мычать что-то не совсем внятное. К середине ноября и образ Клауса начал шевелить губами, издавая звуки, отдаленно напоминающие человеческую речь. Еще через какое-то время кнехты стали говорить невнятно, будто с набитым ртом, но отдельные слова уже можно было разобрать, если внимательно вслушиваться. И когда однажды прохладным утром Гектор спросил у одного из них, зачем они украли курицу с огорода папаши Зигфрида, владельца трагхаймских бань, то кнехт от неожиданности шлепнулся на землю.

Начиная с этого дня секретов от Пса у жителей крепости не было. Правда, чтобы слышать, о чем болтают, ему необходимо было точно знать, разговаривают ли нужные люди в данный момент, видеть их или хотя бы помнить, как они выглядят.

Вместе со слухом прусс тренировал и зрение. Упражнения были похожими: если следовало разглядеть муху на окне часовни на высоте шести рутт[84], сначала требовалось закрепить образ стекла в воображении и медленно его увеличивать до тех пор, пока оно не окажется прямо перед глазами. Так даже можно было узнать, сколько комаров ночью пищит в дормитории[85].

В какой-то мере развив слух и зрение, Гектор вознамерился, как подсказал Бэзил, пальцем проткнуть пластинчатый доспех или хотя бы проковырять кольчугу. И вот в день святого Франциска[86] с гордым видом прусс подошел к бочке, мирно стоявшей у кузницы. Он живо представил себе, как его палец, словно нож сквозь масло, проходит через крепкое просмоленное дерево.

Спустя некоторое время брат Гуго фон Мортенхайм нашел Пса, без сознания лежавшего рядом с невредимой бочкой с вывихнутым указательным пальцем левой руки. Сердобольный наставник освободил слишком «нежного» ученика от занятий на несколько дней. Предприимчивый Гектор не стал терять времени зря и повел Анну вечером в «Рыжего петуха».

Язык не обманул его предположения о качестве подаваемой здесь еды. Благодаря обостренному чувству вкуса, Пес уже с первой кружки сообразил, что пиво здесь разбавляют почти наполовину. А попробовав мясные шарики, почти не содержавшие мяса и состоявшие на три четверти из хлеба, лука и сала, он посоветовал хозяину впредь подавать такую дрянь только собакам.

На следующей неделе молодые муж с женой обошли почти все таверны и трактиры города. Радости неизбалованной Анны не было предела, и она на все лады нахваливала, как вкусно там готовят. Гектор, наоборот, только плевался и на чем свет стоит ругал поваров, чьи руки, по его мнению, стоило оторвать еще в детстве. В конце концов, когда прусс заявил, что поросенок, чье мясо они имели удовольствие попробовать, умер естественной смертью несколько дней назад, трактирщик, не выдержав такого нахальства, с проклятьями выгнал их прочь из своего заведения. Анну несколько удивило поведение мужа, но тот лишь отмахнулся: наверное, он не в себе из-за поврежденного пальца.

Так миновал год 1409-й и наступил 1410-й. Палец Гектора полностью зажил. В прошлый раз он не отважился проткнуть высокую крепкую бочку пальцами правой руки, ибо Пес был правшой и рисковать рабочей рукой не хотел. Но вскоре после праздника Богоявления[87] прусс все-таки попробовал совладать с упрямой тарой снова.

Правда, на этот раз он долго стоял, прицеливался, рисовал в воображении необходимые картины и не заметил, как привлек внимание нескольких слуг и Йоганна, который нес фон Плотке чистую бумагу. Через десять минут полного сосредоточения Пес резким движением устремил руку с вытянутым пальцем навстречу прочному каркасу сосновой бочки.

Все наблюдатели невольно ахнули, когда Гектор вытащил палец, и из продырявленного сосуда, облепляя его края, густым потоком потекло рапсовое масло. Восхищенный Йоганн дружески похлопал товарища по плечу. С тех пор уверенность в собственных силах прочно укрепилась у Пса, и он неутомимо продолжал оттачивать это мастерство, не забывая и о физическом развитии.