Я был на этой войне (Чечня-95) - Вячеслав Миронов

Когда бьешь длинными, независимо, от плеча, от бедра или от живота, то разлет получается большой. Тут, значит, у «волчат» сдали нервы. Ничего. Недоноски, мы вас сделаем. Крови. Только крови и больше ничего. Опыт со вскрытием брюшной полости без наркоза у духа мне понравился. Я был пьян боем. Пьян без вина. Ур-р-р-р-ра!!! Вперед, неандерталец!!! Крови, только крови и жизни! А-а-а-а-а!!!

Тем не менее первые ряды залегли. Кто-то уже перестал шевелиться. Кто-то, воя, зажав рану, катался по грязному, усеянному осколками битого строительного мусора асфальту. К ним спешили на помощь их же товарищи, сослуживцы, братья по крови. Порвем за каждого «трехсотого», «двухсотого». Не дрейфь, ребята, порвем на части душару!

Но какие бы гены ни бушевали во мне, я решил не корчить из себя героя и упасть все же на грязный асфальт. Сумерки уже почти сгустились. Дураки наш господин Гарант Конституции и его министр обороны, что начали войну зимой. То ли дело летом. Тепло, сухо. Световой день длинный. Не надо на себе тяжелый потный бушлат таскать, заботиться о дровах для обогрева. На земле спать тоже можно, не боясь. А сейчас?! Зимние сумерки опускаются. Наступает холод. Ветерок разогнал немногочисленные облака, и теперь полная луна будет нас освещать, как в театре яркие софиты сцену. Отсутствие облаков показывало также, что тепло от земли и от наших тел сейчас не будет удерживаться их ватной подушкой, а устремится в вечно холодную Вселенную. Спасибо, товарищ Ролин, и за поддержку с воздуха, и за поддержку с другого конца площади. Если днем не ввязались в бой, то уж ночью и подавно нас кинут, как собак, загибаться на этой сраной площади. А зачем? А х… его знает, зачем!!! В Кремле, в Доме правительства, в Государственной Думе, Федеральном собрании и в Министерстве обороны сейчас тепло. Да я думаю, что и господа банкиры, для которых мы сейчас, пластаясь, зарабатываем немалые бабки, тоже не дрожат от холода.

Сейчас если не пойдем вперед, то через пару часов начнем умирать от холода. Сердце у многих бойцов не выдержит резкого похолодания. Срочно, просто очень срочно необходим спирт, коньяк, водка, горячая пища и горячий чай. Иначе нам удачи не видать. Все сибиряки, мы это прекрасно осознавали, как и то, что горячей пищи нам не видать, как взятия Дворца Дудаева этой ночью. Ладно, у меня коньяк есть, а у остальных? Кстати, у меня действительно есть коньяк! На всю бригаду не хватит, ясный перец, что не хватит, но поделиться с одним-двумя бойцами я могу. Без проблем.

Обстрел не прекращался. И вот впереди меня два бойца, лежащие рядом, один за другим дернулись и замерли, застыли. Руки и ноги вывернуты в неестественных позах, головы запрокинуты. Раненые не лежат в таких позах. Один из лежащих рядом рванулся к ним. Его тут же перехватили товарищи.

— Куда, идиот?! Подстрелят и фамилию не спросят. Лежи.

— Как же! Вы что, уроды недоделанные, своих кидаете?!

— Все, нет их уже. Убил снайпер.

— Да пошли вы, трусы. Там мой земляк. Мы с одного дома. Не верю! Пустите! — кричал солдат, вырываясь из рук своих товарищей.

Тут один их державших не выдержал и отпустил его. Воспользовавшись данным обстоятельством, боец хотел было побежать к погибшим, но тот же боец, который его отпустил, локтем сильно ударил в переносицу. Солдат отключился. Двое товарищей подхватили его под руки и бережно, ползком, потащили в тыл. Вслед им слышались голоса:

— За что его так приложили?

— Под снайпера рвался, вот и утихомирили. Ничего, очухается, еще будет благодарить.

— Точно. Спасибо скажет!

— Сейчас его в медроту. Там тепло. Повязку на нос наложат. Пару дней поваляется. Здорово!

— Ползи сюда, я тебе тоже харю разобью, а потом оттащу к медикам. Давай?

— Да пошел ты.

— Мужики! Вот сейчас полбутылочки водочки выкушать бы, а?

— Заткнись, мудила! Не трави душу.

— Если сейчас спирта не будет, то придется в атаку идти.

— Точно, вон луна всходит.

— Или откатываться надо и спирт жрать, либо вперед. А то она сейчас, как на вокзале перрон, осветит.

— Что делать будем?

— Хрен его знает. Командиры есть. Вот пусть у них голова и болит.

— Эх, сейчас шашлыка бы… — кто-то мечтательно произнес из темноты и огрызнулся автоматной очередью в сторону духов.

Из-за нашей спины начали стрелять танки. После нескольких пристрелочных выстрелов снаряды более-менее точно начали ложиться в цель. Каждое удачное попадание танкистов мы приветствовали громкими воплями. На земле лежать становилось все холоднее. Я вновь вытащил свою фляжку с коньяком и, открутив крышечку, сделал большой глоток. Сразу стало теплее, уютнее, веселее. Сейчас в теле благополучно уживался и разум человека двадцатого столетия, и мрачный предок из холодных пещер, готовый при первой необходимости занять главенствующее положение и рвать зубами врага. Судя по всему, коньяк пришелся по душе обоим. Я сделал еще один приличный глоток. Вот и кровь в теле веселее потекла.

Танки стреляли не переставая. Барабанные перепонки, огрубевшие от грохота разрывов, почти не замечали этого ужасного шума. Только горячий воздух пороховых разрывов периодически прокатывался по нашим телам, шевеля при этом одежду. Хорошо! Хоть немного, но согревает. Загорелось здание Госбанка. Мы приветствовали это воплями победителей, лежа на земле. Снег и грязь немного оттаяли под нашими телами, мы лежали в грязных лужах. Сумерки уже сгустились, наступала ночь. Луна слева поднялась и уже начинала нас освещать. Хреново!

По цепочке передали приказ: «Готовность к штурму!» И то дело. Правда, по опыту прежних своих войн, я дико сомневался в необходимости, целесообразности и эффективности таких ночных штурмов, но об этом можно было спорить в штабе, а здесь, на площади, я выполнял приказ. Через две минуты поступил приказ на штурм. Танки еще не прекратили стрельбу, а на этом малом расстоянии они били прямой наводкой. Снаряды, казалось, проносились над самой головой. Пробежав метров десять под своим огнем, мы замедлили темп. Боялись попасть под собственные снаряды, да и осколки от здания также могли нас задеть.

Вновь разум ушел. Бежал я, ничего толком не осознавая. Вот и здание рядом. Вокруг зияют воронки, оставленные авиабомбами, здание полуразрушенное, но старинной постройки. Крепкое, зараза! Духи очень агрессивно нас поливают свинцом. Но судя по всему, у них там еще и снайпера окопались.

Наша первая цепь… Порядка двадцати человек было убито и ранено. Вторая пыталась оттащить, вынести раненых и убитых из-под обстрела. Многие тоже падали. Кто шевелился, кто, воя, катался по перепачканному грязью и кровью асфальту, зажав раны на теле. Кто-то самостоятельно пытался уползти из зоны поражения. Но многие… Многие остались лежать с нелепо вывернутыми конечностями, запрокинутыми головами.

Все это освещалось пламенем от горевшего здания Госбанка, постоянно висящими в воздухе осветительными ракетами и равнодушной ко всему луной. Наступившая ночь пронзалась трассирующими очередями из пулеметов, установленных на танках. Грохот боя, вой разлетающихся осколков и визг рикошетирующих пуль, их противное чмоканье при попадании в мертвые тела создавали кошмарную акустическую картину, которая парализовала мозг. Главное не думать. Иначе безумие обеспечено. Работать, работать, работать! Так, вперед, только вперед! Еще минут десять топтания на месте — и все…

Получите, родители, жена и прочие родственники, оцинкованный ящичек с телом вашего любимого воина-освободителя, восстановителя конституционного порядка. Да, не забудьте расписаться. Здесь, вот здесь и здесь. Не надо кидаться на нас. Мы вашего горячо любимого не посылали туда. А я откуда знаю, кто посылал. Все. Примите наши искренние соболезнования. До свиданья. Нет. Остаться не можем. Нам еще три таких «посылки» развезти надо. После похорон зайдите в военкомат и в собес по месту жительства — оформите пособие и пенсию. Не забудьте собрать и принести двадцать пять справок. И чтобы все оригиналы были, а то ничего не дадим. Все, счастливо оставаться.

Хрен вам! Не выйдет! Не привезут меня в этом поганом ящике, если только я сам на себя руки после ранения не наложу! Тьфу, тьфу, тьфу! Вперед. Только вперед! Давай, «махра», поднимай задницы. Шевелитесь, желудки. В банке, может, остались деньги. Ура!!! Деньги, мани, бабки, капуста! А если Госбанк, так может, там и доллары имеются?! Может, и есть, только не будут они нас ждать. Фас! Вперед! Шевелись! Не толкай меня автоматом в спину, идиот, а то выстрелит!

И вновь ожила серо-грязная масса нашей бригады, и пошли, пошли, пошли. Танки прекратили огонь, чтобы не задеть нас. Вот уже и банк рядом. Но что это?

Из темноты с флангов послышался грохот и скрежет танковых гусениц. Неужели «махра» спешит на помощь? Ура! Наши! Давай, навались! Сейчас мы духов закопаем!

Из темноты действительно выехали танки. Танки марки «Т-64». У нас — «Т-72». И эти танки устаревшей конструкции начали нас расстреливать почти в упор. За танками пряталась пехота. Не наша пехота. Поначалу мы полагали, что это нам идут на помощь, но духи воспользовались именно тем моментом, когда в горячке боя мы пошли на штурм. И с флангов в тыл нам они ударили. Так никто толком и не узнал, сколько же на самом деле было танков у противника. Они с ходу врубились в наши порядки, кроша, молотя своими траками, катками тела НАШИХ бойцов, наматывая на ведущие шестерни руки, ноги, внутренности, одежду. Одновременно они расстреливали стоящие в тылу танки. Опять же НАШИ танки. Те не могли им отвечать, потому что могли зацепить, убить, угробить свою пехоту. Вот и стояли они как мишень. Духовские танки расстреливали их, как на учебном полигоне давно пристрелянные мишени. Духи нас, как стадо скота, загнали на пятачок перед Госбанком и с трех сторон почти в упор расстреливали, не давая ни малейшей возможности вырваться из этой западни. Мы не могли вырваться и дать свободу стрельбы для наших танков, а те не стреляли, чтобы нас не убить. И вот метались, как бараны.