Полуночная свадьба - Анри де Ренье

Глаза ее нежно глядели на него сквозь белую вуалетку; подкрашенные губы влажно блестели, высокая грудь манила и соблазняла.

Г-н де Пюифон решил пойти на уступки. Один из его товарищей, Виктор Бельфран, уезжал через несколько дней на место своей службы в Венесуэлу. Оба они работали в одной и той же канцелярии с третьим атташе де Жарьером, плешивым господином, носившим квадратный монокль. Бельфран укладывал бумаги в портфель, заканчивая свое последнее посещение министерства. Надев шляпу, он взял трость, чтобы уйти.

— Итак, Жарьер, решено: я передаю вам свою любовницу.

Г-н де Жарьер уронил монокль и наклонил свой голый череп.

— А вам, Пюифон, свою квартиру. Все-таки лучше, чем колесить в карете с дамой под вуалью. Вы знаете адрес. Консьержка передаст вам ключ. Контракт на три года. Деньги заплачены вперед. До свидания. Я бегу. — И г-н Бельфран со шляпой на голове, с портфелем под мышкой и тростью в руке скрылся в глубине коридора.

— Славный малый, этот Бельфран! — воскликнул Антуан.

— Да, славный малый, — поддержал его г-н де Жарьер, вставляя монокль и раскрывая Готский альманах, с помощью которого он развлекался составлением списка незамужних княжон всей Европы.

Г-н де Пюифон в тот же самый день посетил квартиру Бельфрана, роскошный и удобный нижний этаж на улице Монтень. Рыжие волосы г-жи Бриньян будут очень хороши на большой подушке тонкого полотна. Завтра она станет его любовницей. Он сделал довольное и горделивое движение. Он получил от нее то, что хотел. Открытая карета проезжала по Елисейским полям. Г-н де Пюифон велел остановиться на углу улицы Пьера-Шарона. Он хотел повидаться с г-ном де Серпиньи и с г-ном де Бокенкуром, чтобы сообщить им о своем успехе. Г-жа Бриньян бросила ему вслед:

— Завтра, в двенадцать.

Он оглянулся. Она посылала ему воздушный поцелуй.

— Завтра, завтра, — повторял он себе, помахивая тросточкой.

Завтрашний день — четверг, и как раз завтра — похороны князя де Берсенэ. Г-н де Пюифон сделал жест, выражающий досаду. В городе много говорили о смерти князя. Вместе с ним исчезал последний отпрыск знаменитого рода. Газеты приводили исторические справки, в частности вспоминали кардинала де Берсенэ, соперника кардиналов де Тансена и де Берни по части любовных похождений и стишков. Г-н де Пюифон желал бы, чтобы его видели на похоронах. Коллега его, г-н де Жарьер, целый день держал на своем письменном столе распечатанное пригласительное письмо. Он проверял упоминающиеся в нем фамилии по Готскому альманаху. Что делать — придется пожертвовать князем де Берсенэ для г-жи Бриньян.

Князя де Берсенэ, всю свою жизнь любившего простоту и скромность и меньше всех кичившегося своим происхождением и титулом, предали земле с большой помпой. Его далекие родственники, проявлявшие благоразумную бережливость по части обеспечения непритязательного и милого старика скромной пожизненной пенсией, пожелали достойным образом почтить по крайней мере его смерть. Церковь украсили геральдическими драпировками рода. Катафалк смотрелся солидно и величественно. На нем, имевшем шесть метров высоты и украшенном султанами, совсем потерялся маленький гроб с усопшим. По бокам катафалка горели синеватым пламенем светильники. Алтарь украсили множеством зажженных лампад. Певчие наполняли своды заунывными песнопениями под аккомпанемент органа. На церемонии присутствовали все самые дальние родственники г-на де Берсенэ. Ожесточенные споры по поводу установления старшинства остались позади. Теперь на лицах выражалось самое искреннее удовольствие от возможности засвидетельствовать свои родственные связи со столь именитым человеком.

Антуан де Пюифон одним из первых расписался на листах, разложенных на черном столе в притворье церкви. Отдав должное обязанностям светского человека, он направился на улицу Вильжюст. На тротуаре улицы Виктора Гюго он встретился с Франсуазой, которая вошла в церковь.

Войдя в нее и заняв свободный стул, она сразу же увидела змеиную голову г-на де Серпиньи и облупившийся профиль баронессы де Витри. Раздался стук алебарды черного швейцара, и показался гроб, несомый шестью здоровыми детинами. Все вышли из церкви, сопровождая гроб, который опять водрузили на высокий катафалк, чтобы повезти в Версаль. Старый князь взаправду эмигрировал, как грубо заметил Бокенкур. Пара сильных лошадей тронулась в путь. Родственники следовали в траурных экипажах с серебряными верхами, восемью рессорами, ступеньками, кучерами в галунах и треуголках и походили на эскорт старинных придворных карет:

— Они хорошо подойдут к королевской мостовой, н-да! — И толстый Бокенкур сделал жест, будто завивает воображаемый парик, насмешливо кланяясь девице де Клере.

Пюифон сообщил ему о сегодняшнем свидании с ее теткой, и он приходил в восторг от мысли, что в то самое время как эта жеманница и недотрога творит молитвы, скорбя о старике Берсенэ, тетка ее творит любовь с мальчишкой в той же квартире, где живет ее племянница. Пробило час дня. Погребение в Версале должно состояться в половине четвертого, Франсуаза нигде не видела г-жу Потроне, хотя она обещала приехать в своей двухместной карете. Присутствующие на панихиде разъезжались, раскланиваясь друг с другом. Слышались смех и шум разговоров. Какой-то толстый господин с очень довольным видом закуривал сигару.

— Здравствуйте, сударыня, — приветствовал Франсуазу Буапрео. — Я не вошел в церковь, потому что недолюбливаю такие церемонии. Г-жа Потроне не могла приехать. Она прислала мне сегодня утром записку, что больна. Вот и пропала наша прогулка. Бедный князь будет предан земле без нас, потому что у меня не хватает храбрости проводить его в одиночестве. Все слишком грустно. Как жаль, мы прошлись бы немного по парку, беседуя о нашем старом друге. Там так хорошо в пять часов вечера. — И Буапрео ушел с видом искреннего сожаления и в некотором смущении.

Франсуаза с грустью смотрела, как удаляется его стройный и элегантный силуэт. Оставшись одна, она направилась к Булонскому лесу. Мимо нее проехало несколько редких экипажей. Булонский лес стоял почти пустой. Его извилистые аллеи и их повороты, недавно политые, мягко блестели. Вдали вздымал свой двурогий и лакированный силуэт бамбуковый китайский павильон. Франсуаза шла медленно, испытывая чувство печали и одиночества. Смерть г-на де Берсенэ делала ее еще более одинокой. Кому довериться?.. Г-жа Бриньян слишком безрассудна. Франсуазу беспокоил ее расстроенный и жалкий вид, иногда тетушка впадала в возбуждение, а иногда выглядела сильно подавленной. Франсуаза догадывалась, что в жизни г-жи Бриньян происходит один из тех любовных кризисов, которые она старалась не замечать. Она уже знала некоторые его симптомы, но теперь она чувствовала, что история разыгрывается совсем рядом с ней и маскируется только молчанием, соблюдение которого стоит г-же Бриньян большого труда. Перед ней мысленно возникло сухое и черствое лицо г-на де Пюифона. Она вздохнула и закрыла глаза, желая прогнать его образ. Чтобы отвлечься, она стала думать о Буапрео. О тонких и нежных вещах, которые он говорил ей, о ле Ардуа и о м-ль Кингби. В последнее время она мало виделась с ле Ардуа. Дойдя до конца аллеи, она повернула обратно.