Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я – нет. Я стараюсь с женой помириться. А вот у тебя какая отговорка?
– А я… как бы сказать… восстанавливаюсь после неудачных отношений.
– Когда они закончились?
– Почти сразу же, как начались, – ответил Линкольн.
Чак зашелся от смеха так, что в январский воздух у него изо рта вылетали облачка пара.
– А не холодно для гольфа? – спросил Линкольн.
– На солнце у меня голова болит, – ответил Чак.
Линкольн не передумал. Ему было не до вечеринок. Не до игр. Не до людей.
Три недели… Вот уже столько времени Бет и Дженнифер не появлялись в папке WebFence.
«Вот и хорошо, – говорил себе Линкольн. – Если даже им нет смысла молчать так долго. Если даже это им совсем не свойственно. Тебе же облегчают жизнь. Тебе же».
Он решил взять напрокат кассету с фильмом «Гарольд и Мод». Эту картину он не пересматривал со старших классов школы и хотел освежить в памяти сцену, почти в самом конце, когда Гарольд сбрасывает свой «ягуар» с утеса, а потом садится и бренчит на банджо. Он очень надеялся, что никто из газеты не увидит, как он в «Блокбастере» берет напрокат эту самую кассету. Чак рассказал, что, пока они не знали, как его зовут, он проходил у них под кличкой Ухажер Дорис. Когда кто-то тронул его за локоть, он чуть не сунул кассету в карман.
– Линкольн… Линкольн, ты?
Когда видишь человека первый раз за девять лет, то в первую секунду, нет, в долю секунды кажется, что он теперь выглядит совсем по-другому, а потом оказывается, он совсем не изменился, как будто этих лет и не было.
Сэм выглядела… как Сэм. Каштановые кудри – может, сейчас чуть длиннее, не тот боб, который носила каждая вторая девчонка в колледже. Широко распахнутые глаза, такие темные, что в них почти не видно зрачков. Одежда вся черная, как будто она купила ее где-то в другом штате. Серебряные кольца на пальцах. Розовый платочек, завязанный вокруг талии вместо пояса.
А она все еще волновала его. Она взяла его за обе руки.
– Линкольн! – повторила Сэм.
Линкольн не шевелился, не говорил, но чувствовал себя, точно Киану Ривз в той сцене «Матрицы», где он замедляет время, чтобы уклониться от града пуль.
– Прямо не верится, что это ты! – Сэм сжимала его руки, тянула за куртку, прижимала свои ладони к его груди. – Ну и ну… А ты совсем не изменился. – Она все тянула к себе его куртку. Но он не спешил поддаться ей. – И даже запах от тебя все такой же – персиковый! – продолжала Сэм. – Не верю, не верю, что это ты. Как дела? – И она снова вцепилась в его куртку. – Ну, как дела-то?
– Хорошо, – просто ответил он. – Все нормально.
– Ты знаешь, это прямо судьба, что я тебя здесь встретила, – не умолкала Сэм. – Я уже месяц как вернулась и каждый день о тебе думаю. Как только вспоминаю об этом городе, сразу вспоминаю о тебе. Выхожу от родителей, выезжаю на шоссе, и сразу в голове начинает крутиться: «Линкольн, Линкольн, Линкольн». Как же все-таки хорошо, что я тебя встретила! Как у тебя дела? Нет, ну правда, как? Ты знаешь, я тут слышала, что… – У нее сделалось грустное лицо. Она все трогала его руки, плечи, подбородок. – Но так давно… Как ты теперь живешь? Что делаешь? Давай рассказывай!
– Да ты сама знаешь, – ответил Линкольн. – Я здесь. Хожу на работу. В смысле – работаю. С компьютерами. Не прямо вот здесь. Рядом.
Что еще рассказать? Что так и живет у матери? Берет напрокат фильм, который в первый раз наверняка смотрел вместе с Сэм? А она и была тем «ягуаром», который ему нужно сбросить с утеса?
Только вот она им не была. Или все-таки была?
Линкольн ощутил нечто похожее на импульс силы. Он поставил на место кассету с «Гарольдом и Мод» и втихаря стянул с полки другую – с «Лаком для волос».
– А ты как? – спросил он. – Почему вернулась?
– Ах… – произнесла Сэм, подняв глаза, как будто объяснять причину ее возвращения было долго и трудно. – Работа. Семья. Я вернулась, потому что хотела, чтобы мои мальчишки общались со своими бабушкой и дедушкой. Можешь поверить, что я мамаша? Да-да! А потом эта работа в «Плейхаусе». Развитие, сбор средств на благотворительность, чтобы богатые чувствовали свою значительность. За сценой, но вне сцены. Не знаю, это большой шанс. Большой риск. Лайам на полгода остался в Дублине – вдруг что-нибудь не выйдет. А ты знаешь, что я жила в Дублине?
– В Дублине… – повторил Линкольн. – С Лайамом. Это муж?
– По факту – да, – ответила Сэм, махнув рукой, как бы желая сказать: «Об этом тоже долго рассказывать», и продолжила: – Клянусь, больше никогда не выйду за человека с иностранным паспортом. Обжегшись на молоке… ну и так далее.
«И так далее» она произнесла чуть ли не по слогам: «И так да-ле-е». Говоря, Сэм все время жестикулировала руками с безупречными ногтями, накрашенными розовым лаком, и все время трогала Линкольна то за локоть, то за грудь.
– Как-нибудь расскажу всю эпопею, – не умолкала она, – всю-всю. Надо наверстать время. Мне всегда казалось: тем, у кого было столько общего, столько важного, нельзя терять друг друга из виду.
Последние слова прозвучали тихо, почти интимно. Со сцены – на экран.
– Это неправильно, – добавила она и вдруг оживилась. – А слушай-ка, ты сейчас сильно занят? – Сэм схватила его за куртку обеими руками, встала на цыпочки, потянулась к нему. Линкольн мысленно отшатнулся.
– Сейчас? – переспросил он.
– Давай сходим в «Фенвикс», бананового мороженого возьмем. И ты мне все-все расскажешь!
– Все… – повторил он и задумался, какую часть этого всего можно рассказать именно Сэм.
– Все! – подтвердила она и прижалась к нему. От нее пахло гардениями. Гардениями и еще чем-то сладким, вроде бы гвоздиками.
– «Фенвикс» давно уже закрыли.
– Тогда садимся в машину и едем искать банановое мороженое. Куда же? – спросила она, смеясь. – В «Остин»? В «Фарго»?
– Не могу, – ответил Линкольн. – Сегодня никак. У меня… дело.
– Дело? – растерянно проговорила она, опускаясь на пятки.
– В гости ждут.
– А, вот оно что… – Сэм порылась в черной бархатной сумочке с ручкой цвета слоновой кости. – Вот. – Она сунула ему в руку визитку. – Моя карточка. Звони. Звони вчера, Линкольн. Я серьезно.
Лицо у нее стало серьезное. Линкольн кивнул и уставился на карточку.
– Линкольн… – проговорила Сэм, многозначительно улыбаясь из-под густых ресниц. Потом взяла его за плечи и поцеловала в обе щеки. – Судьба!
И быстро пошла к выходу. Высокие каблуки ее туфель тоже были розовые. Она даже не выбрала себе кассету.
А Линкольн… Линкольн стоял как вкопанный.
Глава 67
Он не взял ни «Лак для волос», ни «Гарольда и Мод».
Через несколько минут после того, как ушла Сэм и Линкольн наконец пришел в себя, он понял, что домой ему идти совсем неохота. Неохота было ни спокойно сидеть, ни молчать. Он вышел из «Блокбастера» без фильма и остановился на улице только затем, чтобы выбросить в урну карточку Сэм. В этом жесте не было ничего многозначительного. Он знал, где работает Сэм, а номер телефона ее родителей до сих пор помнил наизусть. А потом Линкольн вынул бумажник и прочитал письмо Бет о нем – то самое, где было «стараюсь не цапнуть его за плечо». Еще раз прочитал. Еще. И еще. А потом смял и швырнул подальше.
А потом отправился… отмечать Новый год. Линкольн не сомневался, что рекламная открытка, которую всучил ему Чак, болтается где-то в машине. Когда он искал ее на заднем сиденье, то заметил, что руки у него ходят ходуном.
«Вот и хорошо, – подумал он. – Стоит он, видишь ли, как вкопанный».
Когда Линкольн парковался у дома Чака, то поймал себя на том, что широко улыбается в зеркало заднего вида.
Вечер был в полном разгаре.
Лилипуточка Эмили со своим тыквенным хлебом была, понятно, здесь, и Линкольн не стал замыкаться в себе. Ему этого не хотелось. Эмили была мила, все его шутки казались ей верхом остроумия, и Линкольн шутил и шутил, потому что не стоило волноваться, что над ними никто не засмеется. И еще – рядом с Эмили он чувствовал все свои восемь футов роста. А это очень приятно, чего уж там…
Линкольн не дал маху с электронными крылатыми фразами. Он поразил воображение присутствовавших немой двухминутной сценой из «Шестого чувства», когда играли в шарады на тему 1999 года.
– Когда ты изображал, как кольцо падает на пол, – хлопая, сказал Чак, – то почти уже и забыл, что до того ты умер.
Наконец часы показали полночь – именно показали, потому что они были электронные, а не механические, – и Линкольн чмокнул Эмили в щеку. Сразу же подумалось, что это ошибка, и он, не мешкая, схватил лупоглазую корректоршу и тоже ее чмокнул. И еще больше ошибся. Пришлось чмокать всех подряд – девушек, до которых мог дотянуться, между прочим, и Даниэль, главную ночную редакторшу, двух совершенно незнакомых женщин, жену Чака, с которой Чак не жил, и даже самого Чака.
- Оуэн & Хаати. Мальчик и его преданный пес - Венди Холден - Зарубежная современная проза
- Меня зовут Люси Бартон - Элизабет Страут - Зарубежная современная проза
- Любовь без границ. Путь к потрясающе счастливой любви - Канаэ Вуйчич - Зарубежная современная проза
- Живописец теней - Карл-Йоганн Вальгрен - Зарубежная современная проза
- Маски (сборник) - Рэй Брэдбери - Зарубежная современная проза
- Анна, Ханна и Юханна - Мариан Фредрикссон - Зарубежная современная проза
- Принцип Полины - Дидье Ковеларт - Зарубежная современная проза
- Безумно счастливые. Часть 2. Продолжение невероятно смешных рассказов о нашей обычной жизни - Дженни Лоусон - Зарубежная современная проза
- Маленькая страна - Гаэль Фай - Зарубежная современная проза
- Двенадцать раз про любовь - Моник Швиттер - Зарубежная современная проза