Россия на историческом повороте: Мемуары - Александр Керенский

Утром 18 июля в 11.30 адмирал Эссен по радиотелеграфу сообщил начальникам штабов о том, что минные заграждения поставлены.

Вечером того же дня граф Пурталес посетил министра иностранных дел Сазонова и со слезами на глазах сообщил ему о том, что начиная с полуночи 18 июля Германия находится в состоянии войны с Россией.

Глава 8

Монархия на пути к краху

28 мая 1914 года завершилась весенняя сессия IV Думы. Заседания проходили крайне остро, приобретая порой даже бурный характер. Члены всех фракций, от социал-демократов до октябристов, подвергли резкой критике гибельную политику Горемыкина, настаивая на отставке трех министров, проявивших наиболее фанатическое неприятие народного представительства — Маклакова (министра внутренних дел), Щегловитова (министра юстиции) и Сухомлинова (военного министра). Что касается наиболее умеренных депутатов, то их стремление устранить кабинет Горемыкина было продиктовано не столько отношением ко внутренней политике правительства, сколько к крайне тревожному положению в Европе.

Русская армия находилась в тот период в критической стадии: полным ходом претворялась в жизнь широкая военная программа, разработанная французским и русским генеральными штабами в ответ на наращивание военного потенциала в Германии и Австрии.

В самом конце весенней сессии правительство решило кратко информировать наиболее влиятельных членов комиссии Думы по военным делам о достигнутом прогрессе в сфере обороны. Для этого Родзянко провел совершенно секретное заседание, на котором должен был выступить военный министр с изложением целей и задач коренной реорганизации системы русской обороны вдоль западных границ.

Меня, представителя левого крыла оппозиции, на это крайне важное заседание не пригласили, поэтому я могу лишь процитировать выдержку из показаний лидера кадетской партии П. Н. Милюкова, данных им в ходе специального расследования деятельности бывших царских министров и чиновников, проведенного в августе 1917 года: «На закрытом заседании по вопросам, связанным с военной программой, Сухомлинов проявил полную некомпетентность в военных делах. Мы и сами были не большими знатоками, но могли понять, что он не имел ни малейшего представления о проводимых в армии мероприятиях и о «реформе», суть которой должен был нам изложить, он знал не больше человека, только что прибывшего с Луны. Но так или иначе, мы поняли, что план предусматривал не «реформу» вооруженных сил, а лишь их перегруппировку и реорганизацию на случай большой войны, которая, как ожидалось, разразится в 1916 году».

Какие меры следовало предпринять? У меня на это не было ответа, но одно я знал совершенно твердо: схватка с Германией не будет носить узкорегиональный характер, как это было в русско-японскую войну. Это будет война, в которой, как и в 1812 году, примет участие вся нация.

Конечно, далеко не все, что обсуждалось и совершалось за непроницаемыми стенами правительственных учреждений, доходило до сведения даже наиболее сведущих в политике представителей общественности. Но теперь, когда я знал, что всякие теоретические дискуссии и обсуждения, будет или не будет война, абсолютно беспредметны и что схватка неизбежна, я искренне осознал, что не могу — не имею права — скрыть то, что знаю, от некоторых видных представителей левых и радикальных группировок. Я также считал важным уяснить для себя мнение этих людей, перед тем как отправиться в ежегодную поездку по стране.

Мне даже удалось организовать встречу, в которой, к сожалению, приняло участие не так уж много людей, поскольку большинство успело разъехаться в летние отпуска. На ней разгорелись жаркие споры — отнюдь не все верили, что война не за горами, — однако в одном были согласны все до единого: если война все же разразится, каждый из нас выполнит свой долг по защите страны.

В конце концов после многодневных утомительных дискуссий мне удалось покинуть Санкт-Петербург и вдохнуть свежий воздух бесхитростной русской провинции. Я взял себе за правило во время летних каникул совершать поездки по стране, рассказывая о работе Думы и помогая на месте в организации политической работы. На этот раз путь мой пролегал через Урал к Волге. Обращаясь сегодня в прошлое, осознаешь, что политические свободы в России того времени напоминали волшебную сказку. Россия стала совсем другой страной, чем была до русско-японской войны. К лету 1914 года Россия превратилась в политически организованную страну и потребовалось бы от силы два или три года, чтобы вытравить с лица земли все следы самодержавия и создать новую, демократическую Россию.

В начале июля я покинул Екатеринбург,[39] где участвовал в работе съезда учителей начальных школ, и приехал на несколько дней в Самару. Город проявлял огромный интерес к политическим событиям. Во время моего выступления городской театр был переполнен и толпы людей вынуждены были стоять на площади перед зданием.

Вечер прошел весьма оживленно, хотя, как и обычно, не было задано ни одного вопроса о международных делах; все были поглощены лишь повседневными проблемами внутренней жизни. После выступления был устроен прием, на котором присутствовали, помимо меня, товарищ председателя Думы Н. В. Некрасов и небольшая группа местных политических деятелей. Но тут главной темой разговора была напряженность международной обстановки.

На следующий день, 10 июля, мы в сопровождении друзей отправились на пристань, Некрасов ехал к Черному морю навестить семью, я отправлялся в Саратов, где у меня было назначено очередное выступление. Когда мы стояли на пристани, неожиданно появился мальчишка-газетчик, который истошно выкрикивал: «Последние новости! Австрия направила ультиматум Сербии!» Было чудесное летнее утро, в лучах солнца ослепительно сверкала гладь Волги, на палубах огромного парохода, стоявшего у пристани, толпились радостные, возбужденные люди. Мало кто из них обратил внимание на мальчишку-газетчика, но в нашей маленькой компании все разговоры сразу же оборвались. Радужного настроения, порожденного столь успешным пребыванием в Самаре, — как не бывало. Мы слишком хорошо понимали, что этот ультиматум означал общеевропейскую войну. После краткого обмена мнениями было решено, что я немедленно возвращаюсь в Санкт-Петербург, а Некрасов до предела сократит поездку к Черному морю.

В жизни человека случаются мгновения, когда всякие размышления и раздумья становятся бессмысленными: взамен им приходит внезапное осознание важности происходящих событий. В тот момент я ясно понял, что в грядущую войну будет вовлечен весь русский народ и что он выполнит свой долг.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});