Жребий принцессы - Джудит Тарр

Сареван никогда не мог понять, как ему это удавалось: наверное, это была вспышка разума, и только, но в результате он всегда узнавал имя незнакомца, его происхождение и бегло прочитывал мысли, которые невозможно было скрыть от его силы. Он делал это, сколько помнил себя, по велению инстинкта; так при первом знакомстве человек оценивает другого, лишь мельком взглянув на него. И сейчас Сареван снова поддался инстинкту, потому что еще не научился сдерживаться. Почувствовав на этот раз пустоту, а вслед за тем резкую боль, он почти обрадовался.

Во всяком случае, урок он усвоил и сумел не потерять сознания, хотя мальчик в отчаянии закричал: — Мой господин! Может, мне принести… — Нет. — Сареван заставил себя выпрямиться. Боль утихала. Он с усилием улыбнулся и приветливо сказал: — Должно быть, я возвращаюсь к жизни. Я докатился до того, что мне оставили одну-единственную сиделку. Чем ты заслужил такое наказание?

Смуглые исцарапанные щеки мальчика зарделись, однако в узких черных глазах заплясал веселый огонек. — Мой господин, прислуживать тебе — высокая честь. — Честь высотой в двести ступенек.

Тем самым Сареван определил путешествие, которое намеревался совершить. Оруженосец отошел в сторонку, может быть, чересчур поспешно. Сареван взглянул на площадку лестницы и вниз, на длинную спираль из ступеней. Он знал, что заставило его жить в башне. Высота, свежий воздух, юные мускулы и сила, которая могла подарить ему крылья, если он в них нуждался. Не раз он взлетал прямо в высокое небо, и не всегда из башни. Один из садовников расхаживал по округе, настороженно поглядывая вверх, чтобы озорной юный чародей не мог налететь на него внезапно и отобрать шапку.

Сареван взглянул на дикого кота, на крепкого юного оруженосца и вновь пересчитал ступени. Двести две.

Вздохнув, он словом и жестом приказал двигаться своим компаньонам: кот шел впереди, а мальчик — рядом с принцем. Они прошли все двести две ступени, и Сареван ни разу не оперся на своего спутника. Внизу ему пришлось остановиться. Колени подгибались, ноги и руки дрожали, в глазах потемнело. Но он заставил себя собраться.

Мальчик, ростом на голову ниже его, глядел ему прямо в глаза, нисколько не запыхавшись. Его черные брови нахмурились.

— Ты плохо выглядишь, мой господин. Не отнести ли тебя наверх?

— Как тебя зовут?

Мальчик смущенно моргнул, сбитый с толку вопросом и тоном, которым он был задан, но ответил довольно спокойно:

— Шатри, мой господин. Сын Тиштри. Мне известно твое имя, мой господин, — простодушно добавил он, не сумев, однако, скрыть озорства во взгляде.

Сареван пристально посмотрел в блестящие глаза, которые сначала широко раскрылись, а потом смущенно опустились. Шатри снова покраснел. Когда Сареван дотронулся до него, он вздрогнул, словно необъезженный жеребенок.

— Успокойся же, парень. Я тебя не съем. Какое из моих имен тебе известно?

— Э, господин, я знаю их все. Мы должны их знать. Но мы обязаны называть тебя мой господин и мой принц. — Почему?

— Потому что мой господин. Потому что так и есть. — Какое простодушие!

Но Шатри вовсе не был простаком. Он шел, подстраиваясь под нетвердый шаг Саревана, он подставлял ему плечо, однако, когда принц заговаривал с ним, он подавлял дрожь. Такое часто случалось с новичками, которые не испытывали ужаса, прислуживая магам, но ужасно боялись общества королей.

Они остановились во дворе конюшни возле самой большой каменной кормушки. Сареван присел на ее край. Долгое время он просто сидел и возносил молчаливые благодарственные молитвы за то, что ему больше не требуется делать ни шагу. Его зрение то прояснялось, то затуманивалось, а тело не переставало дрожать. И все же он улыбнулся Шатри и нашел в себе силы сказать:

— Ты знаешь моего сенеля? Это просто чудо, жеребец с голубыми глазами. Приведи его ко мне.

Мальчик замешкался, возможно, вспомнив наконец об указаниях, полученных не от Саревана. Однако он поклонился и ушел. Юлан остался с принцем. Сареван уселся на мокрую траву, которая росла возле кормушки, и привалился к теплому надежному боку кота. Юлан снова принялся мурлыкать.

К ним подходили и увещевали принца. Сареван лишь улыбался в ответ, но не двигался с места. Потом раздался чей-то крик, и огромная черная тень вырвалась из дверей конюшни.

Брегалан был не просто сенелем — он был потомком Бешеного. Он обладал разумом человека, брата, родственника, и это сочеталось с телом и мудростью животного. Он не выносил глупцов с их веревками и замками, которые пытались разлучить его с его двуногим братом, и лишь однажды позволил чужаку оседлать себя — ради спасения Саревана.

Как и его предок, Брегалан был черным. Он был прекрасен и отлично знал об этом. Он действительно был чудом, как указал о нем Сареван. В отличие от других сенелей с их серыми или зелеными глазами и даже в отличие от Бешеного и его потомства, чьи глаза сверкали как рубины, Брегалан смотрел на мир голубыми глазами. В спокойные минуты они напоминали о голубизне осеннего неба. В моменты ярости в них вспыхивал тот ясный сухой синий огонь, который живет в самом сердце пламени.

Брегалан увидел Саревана. Вращая глазами, он разбросал в разные стороны нескольких самонадеянных дураков, стоявших у него на пути. Одного из них, который не сразу отступил, он едва не затоптал.

Расчистив двор, он подошел к Саревану с большим достоинством, которому вредило только злобное фырканье в сторону Юлана. Кот отозвался ленивым ворчанием. Брегалан не снизошел до того, чтобы услышать его, и склонил голову перед хозяином, внимательно и осторожно рассматривая его. Сареван протянул руку и запустил пальцы в гриву сенеля. Брегалан опустился на колени. Прежде он никогда этого не делал. Прогнав набежавшие слезы, Сареван собрал остатки силы и взгромоздился на знакомую спину.

— Вставай, — прошептал он в настороженно приподнятое ухо.

Ехать верхом оказалось намного проще, чем идти. Поступь Брегалана с рождения была легкой. Но теперь он сотворил настоящее чудо, сделав ее мягче шелка. Жеребец обуздал свой бешеный нрав, хотя и не смог удержаться от легкого пританцовывания, пробуждая в Сареване чувство, очень похожее на радость. Он снова мог общаться с братом, и они начали бессловесную и бесконечную беседу двух тел. Сареван перестал быть калекой, инвалидом, бесценным сокровищем, вырванным у смерти. Он стал обычным человеком. — Это привилегия магов?

Сареван посмотрел и встретил взгляд больших золотистых глаз, лишенных белков, как у льва или сокола. Единственный из всех в Эндросе, детеныш асанианского льва оказался достаточно храбр, чтобы ступить на площадку, которую расчистил Брегалан. По-видимому, он и сам не осознавал своего мужества. В нем говорил голос крови, о чистоте которой так тщательно пеклись в Асаниане в течение тысячи лет. Его надменность была столь же великолепной, как высокомерие Брегалана. И жеребец, как когда-то до него Юлан, понял и принял это. Юлан был очень обрадован. И, судя по блеску глаз, Брегалан был обрадован не меньше. Сареван улыбнулся.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});