Волшебный фонарь Сальвадора Дали - Мария Спасская

Старуха отшвырнула ногой чемодан и бросилась прочь из комнаты. Дали тут же спрыгнул с кровати и, подхватив стоящую в изголовье массивную трость, с необычайной быстротой устремился за Галой.

– Никуда ты не поедешь! – вопил он, догоняя жену. – Ты останешься здесь, чертова ведьма!

В несколько скачков Дали нагнал Галу и с силой обрушил на голову беглянки свое грозное оружие. Стоящая на верхней ступени старуха с глухим стуком покатилась по лестнице, громко крича и стеная.

Артуро невозмутимо взглянул на Тому и проговорил:

– Не нужно ничему удивляться, в последнее время это обычный способ общения супругов.

– Позвольте, я осмотрю Галу, – Тома вопросительно посмотрела на дворецкого. – Я все-таки медик.

– Думаю, не стоит. Я сам вызову врача. Лучше займитесь сеньором Дали. Он гораздо больше нуждается в вашей помощи.

Складывая инструменты в чемоданчик, приехавший из Фигераса хирург недоумевал, как пострадавшая сумела при падении получить столь разнообразные травмы, словно кто-то ударил ее чем-то тяжелым по голове. В последующие дни, лежа в постели под огромным распятием, Дали бормотал, что Гала для него – центр вселенной и без нее он не мыслит своей жизни, умоляя бога, дьявола и врачей спасти его музу. В восемьдесят шесть лет переломы шейки бедра редко срастаются, и прикованная к постели Гала медленно угасала. Дали изредка заходил навестить ее, но надолго не задерживался, ибо старуха неизменно принималась его ругать.

– Мало того что ты изгадил мою жизнь, ты все-таки добился своего! Ты убил меня! – кричала она в приступах звериного гнева. – Я ни дня не была с тобой счастлива! Ради чего я отказалась от всего, что могло быть у меня хорошего? Ради того, чтобы вдохновлять импотента на его шизофреническую мазню? Джеф, милый Джеф! Мальчик мой любимый! Как же я хочу тебя увидеть!

Дали сдерживался сколько мог, но однажды, осыпаемый градом упреков, он подскочил к кровати и скинул старуху на пол. Гала лежала на полу и не двигалась. Испугавшись, Дали кинулся прочь из спальни, жалобно крича в порыве охватившего его безумия:

– Помогите! Помогите! Убивают!

Верный Артуро проследовал в комнату сеньоры, поднял и уложил Галу обратно на кровать и велел Томе увести перепуганного Сальвадора в его апартаменты. Художник больше не работал. У него непрестанно дрожала правая рука, и кисть, зажатая в пальцах, ходила ходуном. Однако он часто проводил время в студии, подолгу просиживая перед «волшебным фонарем». Он запускал его и, глядя на двигающиеся фигурки, разговаривал с Галой:

– Ты пришла из этого фонаря, Гала. Пришла и превратила мою жизнь в ад. Я работал для тебя с утра до ночи, по четырнадцать часов в сутки, а тебе все было мало. Ты говоришь, что никогда не была счастлива. А я был! Я был по-настоящему счастлив, когда был беспечным, смеющимся безо всякой причины. Ты украла у меня все. Душу. Искусство. Меня самого. Если бы не было тебя, Гала, не было бы Великого Дали, Божественного Дали, Дали, которого знают во всем мире… Зато бы был счастливый безумец, живущий своим искусством, морем, небом, скалами Кадакеса. За что мне все это? Ты ведьма! Ведьма! Уйди! Боюсь тебя!

Узнав из газет, что Гала находится при смерти, в Порт-Льигат приехала Сесиль Элюар. Но ни Гала, ни Дали не пожелали ее увидеть. Тома смотрела из окна спальни на уходящую от дома немолодую женщину, ссутулившуюся от горя и отчаяния, и удивлялась жестокосердию этих людей. Вскоре Гала перестала приходить в себя, и Дали со свойственной ему парадоксальностью перебрался в ее спальню. Зная, что конец близок, Дали поручил архитектору подготовить нишу в замке Пуболь для них обоих. В этой нише он предполагал упокоиться рядом с Галой, взяв ее за руку через специально проделанное для этого отверстие в гробу. В последнюю ночь Галы Тома раздела патрона и, укладывая спать, вдруг услышала его громкий шепот:

– Тома, скажи, Гала умирает?

– Да, – коротко ответила сиделка.

– Поставь между нашими кроватями ширму, я ужасно боюсь покойников, – распорядился Дали, поворачиваясь на бок, чтобы предаться сновидениям.

Тома сидела у кровати художника, наблюдая за его мирным сном, когда услышала из-за ширмы хриплый стон и по-русски произнесенное Галой:

– Наконец-то! Это самый счастливый момент в моей жизни.

Тома осторожно заглянула за ширму и увидела, что старуха лежит вытянувшись и широко распахнув остекленевшие глаза. На следующее утро холодное тело Галы было обряжено в ее любимое алое платье от Диор, усажено в «Кадиллак» и перевезено в замок Пуболь, чтобы упокоиться в хрустальном гробу устроенного в подвале склепа. Дали не присутствовал на похоронах. Это зрелище было слишком ужасным для него. Опираясь на руку Томы, он спустился в склеп только через несколько часов после погребения и, глядя на похорошевшее лицо покойной, над которой потрудились лучшие бальзамировщики Испании, обращаясь к жене, проговорил, явно гордясь своим мужеством:

– Посмотри, Гала, я не плачу.

Через неделю после похорон в Пуболь приехала Аманда Лир. Она впорхнула в замок, точно прелестная бабочка, вылупившаяся из кокона. Именно так сказал Сальвадор Дали, заметив ее, идущую мимо бассейна.

– Тома, правда, моя Аманда божественно хороша, точно экзотическая бабочка?

Они расположились на улице, в тени просторной террасы, и ждали, когда воздушное создание приблизится к ним. Дали выпрямил спину, чтобы казаться выше, и сидел в инвалидном кресле, словно на троне. Усы его снова победоносно смотрели в небо, и только Тома знала, каких трудов художнику стоило привести себя в приличный вид. Аманда подошла к креслу и, придерживаясь за обод инвалидной коляски, встала перед Дали на колени. Погладила тонкие старческие пальцы в артритных узлах и тихо проговорила:

– Мне очень жаль. Правда.

Ни один мускул не дрогнул на лице великого мистификатора, в конце жизни ставшего жертвой мистификации. Звенящим голосом он произнес:

– Я любил тебя, Аманда. Очень любил.

– Я тоже любила вас, великий Дали.

Аманда взяла художника за тонкое запястье и что-то вложила в старческую ладонь. Каталонец отдернул руку, словно вещь, которую дала ему Аманда, жгла кожу.

– Мне это больше не нужно, с музами покончено, – с болью проговорил он, рассматривая лежащий на ладони прямоугольный кусочек дерева с хорошо знакомым рисунком. – Я отпускаю тебя. Лети, мой ангел.

Старик царственно поднял руку и слабо кинул деревяшку в кусты жимолости. Аманда поднялась с колен и, не оборачиваясь, летящей походкой устремилась к воротам. Как только тонкая высокая фигурка скрылась за забором, художник бессильно обмяк в кресле. Неловкими пальцами он вытащил из кармана старый потрепанный носок, в котором скрывалось нечто увесистое, и кинул в те же кусты.

– Хочу лечь в постель, – капризно протянул он. – Ну же, Тома!

Сиделка подхватила кресло за ручки и покатила по дорожке.

– Стой! – вдруг закричал Дали. – Иди к кустам и принеси фрагменты волшебного фонаря! Я не могу оставаться один! Рядом со мной обязательно должна быть муза!

Тома покорно исполнила приказание, ибо давно перестала чему-либо удивляться рядом с Дали. Оставив художника дожидаться в кресле, она вернулась и, тщательно осмотрев кусты, подобрала выброшенные вещицы. Вернувшись, протянула старику, но он, не притронувшись к талисманам, скомандовал:

– Поехали к склепу.

Они обогнули дом, подъехали к подвалу, и только тут Дали принял из рук Томы деревяшку и увесистый носок. Поднявшись с кресла, худой и маленький, в широких белых штанах и просторной шелковой рубахе, болтавшейся на нем, словно парашют, он медленно двинулся вниз по ступеням, придерживаясь за стену и опасаясь упасть. Тома последовала за ним, бережно поддерживая под руку.

– Я непременно должен представить тебя Гале, – бормотал Дали. – Тома, ты ей понравишься, ты тоже русская.

Радуясь своей затее, прихрамывая и приволакивая ноги, художник продолжил осторожное движение вниз. Он медленно спустился в склеп, и Тома, поддерживая старика за локоть, покорно следовала за ним. Они подошли к гробу, и старик склонился над прозрачной крышкой из хрусталя.

– Вот, Гала! Посмотри! Я нашел тебе замену, сучка ты мерзкая! Проклятая ведьма, укравшая мою жизнь! Это Тома! Тома! – Дали склонился над гробом, собираясь плюнуть в покойную жену, и вдруг закричал, в ужасе отшатнувшись: – Гала смотрит на меня! Тома! Ведьма открыла глаза и таращит свои бельмы!