Иллюзия обмана - Илона Романова

— Мужественный ответ. Ценю, — Император шагнул обратно в комнату. Художник был вынужден последовать за ним. — А дюки? Неужели ты не хочешь умереть спокойно, зная, что твои создания находятся в безопасности? Если я могу разобраться с людьми, то и на длинномордых найдётся управа. Полагаю, ты согласишься, что у такого человека, как я, помимо оружия, ядов и всевозможного колдовства, есть множество способов воздействовать на тех, кого сочту лишними?..

— Ну, предположим, что ты прав… А где гарантии, что, получив желаемое, ты не обманешь меня или дюков?

— Кто знает… — Император пожал плечами. — Я могу предложить лишь одно: ты остаёшься во дворце. Навсегда. И выполняешь все мои заказы. Ценой твоей свободы будет свобода Дросвоскра и безопасность дюков. Полагаю, ты хотел чего-нибудь подобного?

— Примерно… Но я должен получить гарантию, что ни ты, ни кто другой не заставят меня рисовать ничего разрушительного и необратимого.

— Прекрасно. Заказов и без того хватит, — Арнит окончательно успокоился. — Осталась пустая формальность: связать ветки. Это единственная гарантия, которую я могу дать, впрочем, как и получить от тебя. И помни, что не только твоя жизнь зависит от этого.

— Ты сам, хороший мой, — брат Мренд отчего-то вспомнил ворчливо-покровительственное выражение тётушки Шалук, — не забудь о том, что сейчас обещаешь.

Император в очередной раз проглотил колкость. Потом собственноручно достал из шкафчика две хвойных и две лиственных ветки, шёлковый шнурок, сплетённый из золотистых и серебристых нитей, а так же маленькую жаровню. Судя по всему, Арнит совсем недавно подготовился к ритуалу, поскольку листья и цветки на ветках ещё не успели завянуть.

С давних пор в Сударбе вместо клятвы говорят: "Связываю ветки". Когда же хотят закрепить серьёзный договор, проводят особый обряд. Считается, что обет данный таким образом — нерушим.

Итак, одним концом шнура были связаны лиственные ветки во имя Творящих, а другим хвойные — во имя Хранящих. Затем шнур многократно объединил две связки. Получившийся букет был положен на жаровню и сожжён. Художник, правда, не был до конца уверен, что даже так удержит Императора от дальнейшего лиходейства. Но нарушение взаимной клятвы одной стороной автоматически освобождало от каких-либо обязательств другую.

IV

Работы, как и обещал Арнит, оказалось невпроворот!

Предстояло написать особый портрет Императора. Идея состояла в том, чтобы это изображение медленно менялось, потихоньку возвращая Императору его истинный облик. Ещё брату Мренду, необходимо было сделать списки с этого портрета по числу провинций. Для того чтобы подданные привыкали к настоящему лицу своего Государя постепенно.

Второй заказ оказался намного сложнее: августейший супруг потребовал изменить облик Ревидан, придав ей черты Сиэл. Выяснять, что за блажь напала на Государя, Художник не стал. Спорить тоже не счёл нужным.

Ревидан не понравилась ему с первого взгляда: нехорошая у неё была красота, и глаза тоже — пустые, злые и надменные.

"Ну, что ж, — думал брат Мренд. — И не таких преображали!"

Трудность здесь была лишь одна: необходимо было откуда-нибудь срисовать лицо Сиэл. И тут выяснилось, что в качестве прототипа Император мог предложить только крохотное изображение бывшей возлюбленной, хранившееся в простеньком медальоне. От глаз Художника не укрылось то, что Арнит слишком долго искал этот портрет. Для этого он перерыл кучу каких-то полочек, шкатулок, коробочек и тайников, ничуть не смущаясь присутствием посторонних. В конце концов, оказалось, что злосчастный медальон завалился за полку с книгами, где, судя по виду, провалялся не один год.

Да-а! Забавная была любовь у Императора Арнита…

V

Ревидан не могла взять в толк, как и за что в один день она, своевольная и почти единоличная хозяйка дворца, оказалась в глубокой опале.

"Что?.. Что не так?" — стучало у неё в мозгу.

Она пыталась поговорить с мужем — он отвечал, что она придумывает и всё хорошо. Бросалась к дядюшке — Цервемза отделывался сухими фразами, что, мол, раньше думать надо было, а теперь всё плохо.

Ну что, виновата она, если ещё в детстве ей встретилась старая колдунья? Милейшая старушка научила её всему, что умела: привораживать и остужать, танцевать и отравлять, лгать и добиваться своего. Даже как обмануть Квадру, подсказала. А ещё ведьма напророчила своей ученице, что у той будет всё: сила, богатство, власть. Не будет только любви и детей… В то время Ревидан не сочла цену слишком высокой, а теперь жалела об этом. Нет, сентиментальности замужество ей не принесло, просто теперь жена Императора понимала всю невыгодность своего положения. Ребёнок мог бы стать серьёзным аргументом в борьбе за власть. Ну, нет так нет! Надо выкручиваться как-нибудь по-другому. Только как?

С чего же всё началось? Всё шло нормально до тех пор, пока она не начала рассказывать Йокещу о своих кридонских подвигах. Почти сразу она заметила, как странно смотрит на неё муж. И почему только Ревидан сразу не прикусила свой длинный язычок? Почему не превратила трагедию в шутку? Нет ведь, как морок на неё нашёл — продолжила. И смеялась, и кокетничала, и гордилась своей изворотливостью!.. А он? Муж то есть… Смотрел на неё, как будто видел в первый раз. И молчал.

Что же она пропустила? Ну конечно! Лишь на мгновение он потерял над собой контроль и поглядел жене прямо в глаза с такой болью, как будто эта история касалась его лично. Как будто? Да нет же, именно касалась! Это было невероятно, но… — так отчаянно мог смотреть только… Арнит.

Несмотря на зной середины лета, Ревидан обдало гибельным холодом. Если это действительно он — прощения не будет. Она бы уж точно не простила… Интересно, какой смертью придётся умереть?

Умереть… Не-ет, на это Ревидан не была согласна. Лгать, унижаться, юлить — словом, делать всё, что угодно, только бы выжить! Нет. Не только выжить. Вернуться и вернуть. Всё вернуть: мужа, власть, покой!..

VI

В дверь постучали, и Йокещ вошёл в комнату, чтобы пригласить Ревидан проследовать в малый аудиенц-зал для написания портрета императорской супруги. Он желал присутствовать при этом, чтобы в полной мере насладиться её унижением.

Император не узнал своей жены…

Она была на удивление тиха и кротка. За одно утро потеряла она и гордый заносчивый вид, и презрительную мину, не сходившую с её лица даже при разговоре с мужем. Хотя, может быть, это началось намного раньше. С того времени, как она рассказала Йокещу то, чего не надо было рассказывать, супруги виделись редко и только на людях.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});