Раннее утро - Владимир Пистоленко

В а с и л и й. Веселый ты человек, Сень. А я, брат, ухожу. Прощай, друг.

С е м е н. Погоди, куда уходишь?

В а с и л и й. В Соляной городок.

С е м е н. В Соляной? К белым?

В а с и л и й. На кой они. Домой иду.

С е м е н. Понятно. Бутовцы будут там расстреливать нашего брата, а ты станешь им на руки воду поливать. Глядишь, зуботычину отвалят. Очень даже просто. Не сидится здесь?

В а с и л и й. И без меня тут голод. Да и сидеть зря нечего. Там, может, в работники наймусь.

С е м е н. Тянет?

В а с и л и й. Есть-пить надо. Стрюков письмишко написал, хорошее такое письмо. На, почитай-ка.

С е м е н (читает). Да, хвалит. Будто ты из чистого золота или вообще драгоценный. Кинь эту бумажку в нужник да оставайся у нас. Подведем всех Стрюковых к ногтю.

В а с и л и й. А что Стрюков? Он мне ничего плохого…

С е м е н. Ну и темно же у тебя в голове. Как в брюхе старой коровы.

В а с и л и й. А ты не злись.

С е м е н. Так за тебя же обидно. Хочется, чтоб человеком стал.

В а с и л и й. А по-твоему, я обезьяна?

С е м е н. Хуже.

В а с и л и й. Ну и пускай. А воевать меня все равно не усватаешь. Ни за красных, ни за белых. Пускай тот воюет, кому жить надоело.

С е м е н. Иди, черт с тобой! Гни спину. Набивай буржуям карманы. А с тебя вот и таких драных штанов хватит. (Играет на гармошке.)

В а с и л и й. Гляжу я на тебя, Семен, ловкий ты. Право слово.

С е м е н. Чем это я ловкий?

В а с и л и й. Всем. Взять хотя бы эту самую гармошку, глядишь ты в сторону, пальцы бегают будто сами по себе, а гармонь ладно играет. Это не всякий сможет.

С е м е н. Я, брат, к музыке привязанность имею.

В а с и л и й. Тебе просто во всем везет.

С е м е н. Ну да?

В а с и л и й. Истинный господь. Опять, скажем, про Надю.

С е м е н. Что про Надю?

В а с и л и й. Видать, поженитесь?

С е м е н. А! Должно…

В а с и л и й. Я так и думал.

С е м е н. Напрасно старался. Она, брат, разлуку мне сыграла. (Напевает.) «Разлука ты, разлука, чужая сторона…»

В а с и л и й. Правда? Побожись!

С е м е н. Я неверующий. Ну, для тебя можно: свят крест, правда.

В а с и л и й. Эх ты, друг! Выходит, у нее кто-то другой?

С е м е н. У самой спроси…

В а с и л и й. Слышь, может, этот студент, а? Я не раз видел их вместе…

С е м е н. А какое наше собачье дело? И вообще, что ты с ней пристал ко мне, как овечий клещ?

В а с и л и й. Да я просто так.

Входит  Н а д я.

Н а д я (решительно направляется к двери Кобзина). Сеня, Петр Алексеевич здесь?

С е м е н. Не ходи. По прямому проводу разговаривает.

Н а д я. А мне его вот так надо…

С е м е н. Не велел…

Н а д я. А зачем же играешь?

С е м е н. Гармонь никогда не мешает.

В а с и л и й. Сень, а все ж скажи по правде, трудно играть? А?

С е м е н. Не дрова рубить. Одному без помощи трудно. У меня, знаешь, мечта такая есть. Хочу учиться музыке. Ясное дело, не сейчас, а вот когда советскую власть покрепче на ноги поставим.

В а с и л и й. Смеешься небось.

С е м е н. Чего ж тут смешного? Сам увидишь. Вот, спроси Надю, и она учиться будет.

В а с и л и й. Не верится…

Н а д я. Я, Василий, хоть и большая уже вымахала, а буду жива-здорова, снова пойду в гимназию.

В а с и л и й. А ты что, разве училась?

Н а д я. Три года.

В а с и л и й. Ей-право? Не знал.

С е м е н. Был такой каприз у твоего хозяина Стрюкова. А потом снова — марш на кухню! Господа! Их воля.

Н а д я. Да, было, было.

С е м е н. Но не будет!

Н а д я. Слышал, Василий? Правильно он говорит — не будет!

В а с и л и й. Может, и правильно.

Н а д я. Все небось раздумываешь: пойти к нам или нет?

С е м е н. Какое там раздумывает! В Соляной городок топать собрался. Кулакам прислуживать хочет.

Н а д я. Зря, Василий, зря.

С е м е н. Придет время, сам себе не простишь, да не вернется.

В а с и л и й. Ну и пускай. А я никому не мешаю.

С е м е н. Покрепче головой поработай, не то скажешь… Может, вот такие, как ты, у революции поперек дороги лежат.

В а с и л и й. Ну и неправда, и неправда. Зря так говоришь.

С е м е н (присматривается к Наде). Слушай, Надя, это что у тебя на губе, вроде кровь запеклась?

Н а д я. Где?

С е м е н. На нижней губе, говорю.

В а с и л и й. Правда. Вот.

Н а д я. Да это так…

С е м е н. Нет, не так. Ударил кто?

Н а д я. В общем — чепуха. Нет, конечно, не чепуха: вот я и хотела Петру Алексеевичу рассказать. Кое у кого из деповских коровы есть. А кормить их нечем, я и велела лишки сена у кулаков забрать, стали обмерять у казака Рухлина, ты знаешь его, с рыжей бородой, он и разозлился: «Передушим, мол, всех», а потом кинулся ко мне.

С е м е н. Ударил? Бил тебя?

Н а д я. Раз ударил.

С е м е н. А ты?

Н а д я. Что я?

С е м е н. Да как ты могла допустить?! Зачем тебе революция наган доверила? Да в него надо было все пули покидать! Где он? Где?

Н а д я. Ты чего раскричался? Подтяни малость свои нервы. Он там, где и должен быть. В революционную тройку эту сволочь отправила.

С е м е н. Верно?

Н а д я. Нет, шучу.

В а с и л и й. Значит, у человека середь бела дня собственное сено отнимают, а он помалкивай…

С е м е н. А сено он косил?

В а с и л и й. Он денежки платил. Свои. Кровные. Ну и дела! Прощайте, пойду я.

Н а д я. Прощай, Вася, да не вспоминай лихом.

С е м е н. Счастливой тебе дороги, друг. Слушай, Василий, а что, если мы так договоримся: решил — иди! Но в Соляном городке…

В а с и л и й (торопливо прерывает). Ничего я там делать не буду. Хоть сейчас убивайте, хоть потом.

Н а д я. Да у нас на тебя патронов нет.

С е м е н. Не бойся, никто тебе ничего не поручает. Выслушай: там карательный отряд. Так? Повнимательнее присматривайся и старайся понять все, что увидишь. Для себя. Или трудно?

В а с и л и й. Да нет…

С е м е н. Ну, вот и все. Будь здоров. До лучшей встречи.

Н а д я. А я к тебе в гости наведаюсь. Примешь?

В а с и л и й. Не придешь: там бутовцы. Ну, оставайтесь здоровы. (Уходит.)

Пауза.

С е м е н. Как человеку доказать, чтоб понял?

Н а д я. Не все сразу. Шестакова не видел?

С е м е н. Не видел. А вообще я у него в сторожах не состою. И не буду.

Н а д я. Понятно. Все ж напрасно ты так к человеку относишься, или память короткая?

С е м е н. Пожалуйста, не упрекай… Все хорошо помню! Да лучше бы мне тогда башку продырявили, чем эта его выручка.

Н а д я. С ума человек спятил…

С е м е н. Не бойся, не спятил! Не по моей натуре в должниках ходить. Особенно у Шестакова.

Н а д я. Значит, ему особый почет? Почему так?

С е м е н. Просто… (Пауза.) Ты можешь ответить на один вопрос?

Н а д я. Какой вопрос? Между прочим, я от тебя никогда ничего не скрываю.

С е м е н. Ты с ним всерьез?

Н а д я. Не знаю.

С е м е н. Не знаешь?

Н а д я. Хороший он человек…

С е м е н. А я видеть не могу!

Н а д я. Почему? Ну, почему?

С е м е н. Все потому… Эх, Надя, да разве ты не понимаешь…

Н а д я. Меня во всем вини.

С е м е н. Знала бы ты, что у меня вот тут!

Н а д я. Не говори, Сеня, знаю. Но Сергей ни в чем не виноват. И ты напрасно на него злишься…

С е м е н (вспыхнув). Легко сказать, напрасно! Да у него глаза бывают пустые, словно стеклянные, думаешь, я не замечаю. Иной раз смотрит на тебя, а видит не знаю что, только не тебя!..

Н а д я. Семен, если ты будешь вот так…

С е м е н. То что? Ну? Говори.

Н а д я. Конец… дружбе нашей конец.

Из кабинета появляется  К о б з и н.

К о б з и н. Ну, комиссар продовольствия, рассказывай, чем можешь порадовать?

Н а д я. Ничем, Петр Алексеевич.

К о б з и н. Быть того не может. (Шутливо.) Назначили тебя начальником питания, так будь добра, корми нас.

Н а д я. Да где же я возьму?

К о б з и н. Тебе виднее. (Меняя тон.) Ну-ну, рассказывай.

Н а д я. На железной дороге, среди порожняка нашли три вагона с мукой. Вот и все.

К о б з и н. Да, мало. Капля в море… Вот что, Корнеева, в первую очередь выдели детскому приюту, немного выдай в столовку, остальное голодающим. Да последи, чтоб выдавали с разбором. В городе, товарищи, начинается настоящий голод.

Входит  О б р у ч е в, молча здоровается, поднимается в мезонин.

Шестаков, если дома Стрюков, пошли ко мне.

О б р у ч е в. Слушаю. (Останавливается, решительно идет вниз.) Петр Алексеевич, разрешите высказать одну мысль.