Тихая жена - А. Харрисон

Потом, когда она завтракает с коллегами в ресторане при отеле, кто-то подходит сзади и касается ее плеча. Оказывается, что это одна из организаторов конференции, приветливая женщина, которая представилась лично всем и каждому, кому-то даже по два раза.

– Вам звонят, – говорит она. – Можете подойти к аппарату в фойе.

28. Он

Последние три с половиной дня в голове у него крутятся Илонообразные мысли, эти Илонообразные мысли рождают Илонообразные образы, обретающие форму, словно металлическая стружка в магнитном поле. Этими днями были пятница, суббота, воскресенье и первая половина понедельника, когда Тодд забывал говорить Наташе, что любит ее, недовольно водил ее по магазинам, отказывался помогать по хозяйству, выпил двенадцать больших банок пива и мастурбировал каждый раз, когда шел в душ. За это короткое время ничего не подозревающая Илона приобрела максимум эротической притягательности в его эрегированных фантазиях. Став объектом чудовищных проекций, она достигла статуса его женского двойника, идеальной второй половины, позитивом его негатива и негативом его позитива, кусочком пазла, делающим его жизнь полной. Тодд сам понимает, что эти его мысли нездоровы, но лишь в моменты прояснения сознания, которые он решительно гонит прочь.

В ресторане на Саут-диабон, где Илона согласилась с ним встретиться, интимная и стильная обстановка. Тодд уже предвидит, как их взгляды встретятся, когда она поднесет к губам бокал, воображает, как она будет жевать крохотные кусочки дорогостоящего мяса. Она же ни разу не пробовала свежих устриц, не представляет, что с человеком может сделать бутылка по-настоящему хорошего вина, в этом Тодд уверен, и он также знает, что, вкусив всех этих радостей, она станет ненасытна, пристрастится ко всему, что он может ей дать. Даже когда он выходит из офиса и идет на стоянку, его походка чванлива. Ему и в голову не приходит, что она может его продинамить, что у нее уже кто-то есть, что она могла его раскусить, прийти в себя, передумать. Наоборот, Тодд уверен, что он идет на свидание всей своей жизни, рандеву, способное перевернуть все. Илона этого еще не знает, но она избранная, она спасет его от бардака, в который Тодд на свою беду попал. Илона – худая, неизведанная, осторожная, как кошка, доверчивая, как дитя, не осознающая своей красоты и силы – вот решение всех его проблем. Позвякивая ключами от машины, он смеется в голос, выпуская в морозный воздух облако пара. Тодд уже считает минуты, все его движения нарочиты, словно танец. Он элегантно садится в машину, включает дворники, ждет, когда они расчистят иней, подъезжает к обочине и ругает встречный поток машин. Оценивает собственные зубы в зеркале заднего вида. Включает правый поворотник. Закидывает в рот противогрибковую пастилку.

Чувствует он себя на удивление прекрасно, так хорошо ему не было уже несколько недель. Язва почти исчезла, приступы чесотки утихли, из-за анализов он уже так не переживает. Поначалу Тодд очень боялся, день-другой вообще с ума сходил, но теперь пришел в себя. Давя на газ, он включает радио и попадает на вступление «Раскрепощенной мелодии». Жалобная музыка и гладкий тенор Бобби Хэтфилда[17] вызывают волну тоски, которой совершенно невозможно противостоять. Тодд вспоминает девочку из старших классов, запах ее волос с нотой цитронеллы от дешевого геля для волос, который просто сводил его с ума. Может, именно по ней он тоскует; кто знает? Тодд замечает, что границы расплываются и тают, границы между прошлым и настоящим, между Илоной, Наташей, Джоди и той девочкой из школы. А потом песня кончается, и Тодд снова в своей машине, едет на север, к Рузвельт-авеню.

Он держится в крайней правой полосе, тормозит на светофоре. Перед ним низкая «Феррари» обтекаемой формы, волнующая и соблазнительная. Его вдруг охватывает страстное желание завладеть именно этой машиной, жгучая мечта волшебным образом оказаться на ее водительском сиденье, за рулем. Его «Порш» – который Тодд раньше обожал – резко начинает казаться слишком консервативным, сдержанным, даже педантичным, это же выбор мужчины, утратившего страсть. Как такое могло произойти? Когда он изменился?

Уже почти время. Осталось лишь несколько секунд. Если бы Тодд это знал, он не стал бы тратить их на решения, которым уже не суждено сбыться – поменять машину, избавиться от сухостоя, освободиться. Тодд верил, что Наташа вернула ему молодость, но теперь он понял все. Женщина, думающая, что ты ей принадлежишь, как и всякие обязательства, может мужчину сломать. А чтобы жить, надо продолжать двигаться. И быстро, чтобы не связали.

Почувствовав первый удар, Тодд думает, что это камень. Что кто-то бросил его в окно с водительской стороны. В левом ухе звучит взрыв, осколки стекла орошают левую половину лица.

– Что за хрень, – возмущается он вслух.

Дотронувшись рукой до щеки, Тодд поворачивается. Увидев небольшую круглую дырочку с ореолом потрескавшегося стекла, он понимает, что в него выстрелили, хотя боли не чувствует. Он смотрит дальше, на стоящую рядом машину. Открытое окно, голова в шерстяной шапочке, пронзительный взгляд, блеск пистолета. Тодд не знает, кто это, но не удивляется.

Люди потом будут говорить неправду – что он ничего и не предвидел, не понял, что случилось. Хотя это действительно происходит очень быстро. В голове вспыхивают преступные образы; смерть будет быстрой. Как ни парадоксально, в столь важный момент, когда, по идее, самым важным для него должен быть еще не родившийся сын, ребенок, которого он даже и не видел и теперь уже не увидит, значит для Тодда куда меньше, чем все остальные. Слепо обожавшая его мать и сбившийся с пути отец. Клифф и Гарри, лучшие друзья. Наташа вспоминается в образе девочки, которая держит папу за руку; Наташа с Дином, они оба будут жить. Еще более притягателен образ Илоны, ждущей его в ресторане, разочарование растет, и никто ее от него не избавит. И Джоди – такая, какой он застал ее в тот день, когда вернулся из-за города, растянувшуюся под открытым небом. Джоди, прекрасная, исключительная. Если бы Тодд мог остаться, он сделал бы это ради нее. Но никаких выборов ему уже не предоставляется. Время встало на паузу, и тем не менее сейчас оно кончится. Это перед смертью надо соблазнять, а не перед изнасилованием. Если бы ему дали еще хоть минуточку, Тодд многое бы успел сделать. Даже виновным дают право на телефонный звонок, на отправку сообщения. А он чувствует себя таким живым, сверкает так ярко, словно зажженный фитиль фейерверка, что вот-вот вспыхнет. Чего бы он ни дал за еще одну минуту, простую минуту, наскоро пришитую к концу его жизни.

Часть вторая

Она

– Джоди Бретт слушает, – говорит она, держа трубку так, словно это дохлая крыса.

Ей отвечает некий деспот, голос четкий и угрожающий, он словно доносится из громкоговорителя в зале. Говорит, что он из полиции. И, к его сожалению, у него плохие новости. Он спрашивает, сидит ли она.

А Джоди стоит, вся вытянулась, спина прямая, ноги вместе, бедра строго перпендикулярны стойке регистрации, и смотрит невидящим взглядом на стеклянную входную дверь отеля. Джоди не понимает, какая разница, сидит она или стоит, такое беспокойство о ней ее тревожит. Если бы ему реально было дело до ее благополучия, он не звонил бы среди ночи, не мешал бы спать.

Она пытается положить конец его двусмысленному поведению.

– Я завтракала. Что вы хотели мне сказать?

Но он так ничего и не говорит толком.

– Я так понимаю, вы на конференции, – голос густой и лощеный. Джоди буквально видит, как слова скатываются у него с языка, каждое – как жирная личинка, забирающаяся ей в ухо.

– Да, – отвечает она, – это плохо?

– Мисс Бретт, вам крайне необходимо немедленно вернуться домой.

Уже звучит имя Тодда, на его склизких губах оно получается большим и мягким, и теперь у нее в голове рождается головокружительный образ молока, выливающегося из ведра, ничего не значащий, но от него, тем не менее, сильно тошнит и кружится голова. Когда глаза открываются, голова уже лежит на подушке, а сверху нависает множество лиц. Увидев столько кудахчущих и взволнованно бормочущих ртов, Джоди теряется и смущается. Но когда ее берут за руки и поднимают на ноги, она быстро приходит в себя и снова встает перед лицом сокрушающих фактов. Факт номер один: Тодд мертв. Джоди старательно пытается это хоть как-то осознать, хоть и понимает, что… Факт номер два: ее вина настолько очевидна, что полиция Чикаго ее уже выследила. Джоди совершенно не сомневается в том, что как только она сойдет с самолета в аэропорту О’Хара, ее там будет ждать целый наряд. Ее арестуют, возможно, даже наденут наручники и запрут в какой-нибудь захолустной части города, где там у них тюрьмы.

С учетом того, что она в этом абсолютно уверена, Джоди сама удивляется отсутствию у нее какого-либо стремления бежать. Взять в аренду машину, поехать прочь, найти границу, чтобы ее пересечь, жить инкогнито. Но у нее инстинкт почтового голубя. Хотя дома ее не ждет ничего, кроме опасности, Джоди не может бросить все то, что ей знакомо и любимо. В крайнем случае она подождала бы несколько дней, выпила бы еще бокальчик вина в ресторане на пляже, еще немного насладилась бы тропической жарой и ароматным воздухом. Эта перспектива сильно прельщает, но не получится. Они же будут доставать звонками, или, что еще хуже, кого-нибудь за ней пришлют.