Крадущиеся на глубине. Боевые действия английских подводников во Второй мировой войне. 1940–1945 гг. - Эдвард Янг

В «Добром вечере», выпущенном в тот день, я изобразил карту Малаккского пролива, указал на нем наш маршрут и место назначения. Я также написал:

«Завтра утром мы должны увидеть остров Перак, затем изменим курс и пойдем на юго-восток к району нашего патрулирования. Теперь мы можем в любой момент встретить вражеские корабли и самолеты. Вполне вероятно, что из-за появления вражеских самолетов нам придется нырять по два-три раза в день. К месту назначения мы должны подойти рано утром 2 марта, то есть послезавтра. Думаю, вам будет интересно узнать, что субмарина «Талли-Хо», в настоящее время следующая домой, доложила о потоплении немецкой подводной лодки и торгового судна. Кроме того, она атаковала вражеский эсминец и получила некоторые повреждения. Поступило сообщение о наличии в районе большого числа вражеских судов».

Поскольку «Талли-Хо» действовала к северу от нашего района патрулирования, создавалось впечатление, что нас ожидают интересные события.

На следующий день мы видели только один самолет, причем так далеко, что успели нырнуть без особой спешки. Еще мы впервые увидели джонку. Издалека я принял ее за перспективную цель; приблизившись, мы поняли, что это такое. В последнюю ночь перед подходом к району патрулирования не было ни одной тревоги. В тот вечер, склонившись над картой, чтобы произвести последние расчеты и убедиться, что мы прибудем на место вовремя, я не мог не восхититься ювелирной работой наших штабистов, безукоризненно организовавших движение субмарин по ограниченному участку. «Свирепый» (командир Робби Александер), на смену которому шел «Шторм», покидал район патрулирования в ту же ночь, поэтому мой маршрут был проложен немного ближе к Суматре, чтобы не стать препятствием на его пути. А поскольку очень трудно определить местонахождение корабля с точностью до дюйма, на моем маршруте было предусмотрено дополнительное определение положения лодки по береговым ориентирам: за шесть часов до прихода в район патрулирования я должен увидеть маленький островок Берхала. Эти люди предвидят любую мелочь!

В пять часов утра, находясь по счислению в трех милях к северу от места назначения, мы ушли на глубину, чтобы дождаться рассвета. Через полчаса мы поднялись на перископную глубину. Ничего не обнаружив в перископ, я передал пост чифу, который иногда нес вахту, чтобы дать отдохнуть другим офицерам. Вскоре должен был появиться маяк на острове Джемур – единственный береговой ориентир, по которому я мог определиться. Как я и подозревал, с навигацией в этом районе у нас возникли проблемы. На обычной карте Малаккский пролив в этом месте выглядит достаточно широким. И, только взглянув на крупномасштабную карту, можно увидеть бесчисленные пятнышки мелей и песчаных банок, делающие этот район очень неудобным для движения подводных лодок. Только в некоторых местах глубина достигает сорока саженей[19]. Такие воды очень легко наполнить минами. К счастью, у японцев не хватало мин, и для нашей разведки этот факт не был тайной. Тем не менее, я понимал, что, если мы наткнемся на серьезное сопротивление, район сразу покажется нам очень маленьким.

Чиф находился на вахте всего десять минут, когда разглядел в воде странный объект, находившийся от нас по правому борту.

– Что там? – спросил я и оттеснил его от перископа.

– Не могу понять, – озадаченно протянул он. – Похоже на три джонки у своей плавбазы.

Должен сказать, что с первого взгляда я не смог придумать лучшее объяснение. Это мог быть большой корабль, соответствующим образом замаскированный, или несколько маленьких, сбившихся вместе. Непонятный объект почему-то все время менял форму. Прошло несколько долгих минут, прежде чем я догадался, что перед нами тот самый остров, который мы давно высматриваем, но его черты искажены из-за преломления лучей во влажной атмосфере тропиков. Теперь мы точно знали, где находимся.

Во время пребывания на Дальнем Востоке миражи доставили нам много ненужных проблем. Кроме того, очень мешали бесчисленные бревна и стволы деревьев, которыми изобиловали эти зеленые воды. Когда мы находились на поверхности, они представляли серьезную угрозу для наших винтов, а замеченные в перископ, казались субмаринами, морскими охотниками или джонками.

Однако корабли, замеченные нами на исходе первого дня патрулирования, не были миражами. Перед закатом мы увидели две мачты, приближающиеся к нам с юго-востока. Неужели это передовой отряд японского флота? Я сразу приступил к маневрированию для выхода на атакующую позицию, но, когда они приблизились и появилась возможность разглядеть их надстройки, я понял, что передо мной очень маленькие суденышки. Одно из них имело мостик, трубу и низкий надводный борт, характерный для всех японских охотников за субмаринами. Очертания другого, по всей вероятности, были сильно искажены миражом, поэтому сначала я принял его за небольшую торговую посудину тонн на 600, но оно было окрашено в серый цвет и, как выяснилось при ближайшем рассмотрении, имело небольшое орудие, установленное на носовой палубе. В конце концов я решил, что это какой-то переоборудованный противолодочный корабль-ловушка. В любом случае, это были слишком мелкие цели, чтобы тратить на них торпеды и обнаруживать себя. Море было спокойным, как тихая заводь Темзы, поэтому я осмеливался поднимать только малый перископ, и тот всего на несколько секунд. Я приказал хранить в помещениях полное молчание, мы затаились и внимательно наблюдали за врагами, стараясь сдерживать дыхание. Акустик Макилмюррей замер на своем посту, но никто не услышал характерного постукивания по корпусу субмарины: гидролокаторы вражеских кораблей нас не обнаружили. Не исключено, что у них имелась только приемная аппаратура. Они шли неторопливо, и было в их движении что-то зловещее, неотвратимое… Я видел их так отчетливо, что даже сумел насчитать десять глубинных бомб, закрепленных на корме охотника. Но они прошли мимо, не заметив нас, и вскоре скрылись за горизонтом на северо-западе.

Заметив вражеские патрульные суда в первый же день похода, мы воспрянули духом. Появилась надежда, что это предвестники начала большой игры. Нет ничего более утомительного, чем бессмысленное патрулирование день за днем по одному и тому же району, когда вокруг нет и намека на вражеские корабли. Теперь мы хотя бы знали, что можем ожидать что-то более интересное. Но в тот день мы больше ничего не видели, кроме двух или трех лениво проплывших мимо джонок. После наступления темноты мы всплыли и сразу обнаружили силуэт корабля в миле от нас. На поверку это оказалась очередная джонка; не желая обнаружить себя, мы поспешно удалились в северном направлении; когда она скрылась из виду, начали зарядку батарей. Была вероятность, что эти джонки не такие безопасные, как казались. Их весьма несложно оборудовать радиопередатчиками и даже торпедными трубами. В этом походе мы постоянно видели их по ночам, причем в туманную погоду такие встречи являлись поводом для многих ложных тревог.

Ночи – самое тяжелое время для командира. Некоторые даже научились спать на мостике. Я тоже пробовал, но не получилось. Во время нашего первого похода в Малаккском проливе я натянул между ограждением мостика и стойкой перископа кусок брезента. Получился небольшой гамак, где можно было полежать, глядя на раскачивающиеся над головой звезды. Каждые несколько минут все небо поворачивалось на 30 или 40 градусов: это рулевой внизу менял курс при переходе на очередной отрезок зигзага. Я лежал и заключал сам с собой пари, старательно отгадывая время до следующего изменения. Случалось, рулевой слегка запаздывал, и я напряженно ждал, когда небеса снова начнут двигаться, как положено. Повернув голову, я мог видеть на мостике фигуры вахтенного офицера и трех впередсмотрящих, непрерывно осматривающих горизонт в бинокли. Прямо над моей головой возвышались башни перископов, неподалеку от них вращалась антенна радара. Если она вдруг замирала на месте, я напряженно смотрел на нее: что случилось? Временами я погружался в дрему, но не надолго. Обычно сразу на мостик поднимался матрос для смены одного из впередсмотрящих; тогда я вставал, замерзший, промокший и желающий лишь как следует выспаться, и спускался вниз в кают-компанию. Рухнув на койку, я засыпал моментально, но какая-то часть моего мозга бодрствовала, постоянно ожидая крика «Капитана на мостик!». После нескольких ночей, проведенных в таком режиме, моя реакция на срочные вызовы становилась автоматической. Бывали случаи, когда я просыпался уже на мостике и не мог вспомнить, как я сюда попал.

Если же ночью были основания ждать неприятностей, я не позволял себе укладываться в койку. Какую-то часть ночи я сидел один в кают-компании. Красные лампы отбрасывали теплый и немного мрачный свет на деревянные поверхности мебели, ложились темными пятнами на занавески, за которыми спали офицеры. В такие ночи я сидел за столом, даже не сняв с шеи бинокль, и беспрерывно курил. Иногда я пытался читать, но тусклый свет не позволял предаваться этому занятию долго. Временами я думал, вспоминал или просто дремал, опустив голову на руки, но все время внимательно прислушивался. Частенько я подходил к карте и начинал в сотый раз рассматривать район патрулирования, хотя он уже был изучен вдоль и поперек, ничего нового обнаружить на карте было невозможно.