Главная роль Веры Холодной - Виктор Полонский

– Разумеется. И свалит все на Охранное отделение, которое уже восьмой год пытается вербовать всех подряд, без разбору. Великий Суворов учил воевать не числом, а умением, а им только бы ведомости раздуть.

– Зачем? – поинтересовалась Вера. – Лишние же хлопоты.

– Во-первых, старание свое показывают. – Немысский криво, неодобрительно, усмехнулся. – Во-вторых, чем больше в ведомости агентов, тем больше неподотчетные фонды. А многие, Вера Васильевна, служат не столько ради жалованья… Впрочем, не суди, да сам не судим будешь. Что же касается Вшивикова, то я, Вера Васильевна, не удивлюсь, если он окажется Фалтером. Не поручусь, но и не удивлюсь.

– Неужели! – ахнула Вера. – Но почему? Он же бывший офицер…

– Это еще ничего не доказывает, – нахмурился Немысский. – Офицерский мундир, к сожалению, не является гарантией порядочности. И генеральский, если хотите, тоже. Его могли завербовать во время войны. Он же был пластуном, ходил по вражеским тылам. Могли схватить, предложить выкупить жизнь ценой предательства. А могло быть и иначе. Настоящий Вшивиков мог выйти в отставку и поехать, скажем, к себе домой в Екатеринодар. Но по дороге его убили, забрали документы с вещами, и через какое-то время в Москве появился другой, поддельный Вшивиков. Вы, может, не знаете, но у Вшивикова нет родных. Единственное чадо у отца с матерью, которые давно уже преставились. Очень удобная личность для шпиона. Главное, не оседать там, где родился, или, скажем, там, где служил. А если еще и внешность сильно схожа, так совсем хорошо. Ну а что касается репортерского поприща, так это же просто шпионское счастье. Всюду бываешь, всюду нос суешь, с кучей народу ежедневно встречаешься, и при том никто на тебя внимания не обращает. Я уже успел немного присмотреться к Вшивикову. Благодаря вашей подсказке, кстати говоря. Но тут нужна осторожность. Осторожность, осторожность и еще раз осторожность! Четыре трупа – это не шутка! Даже не четыре, а пять…

– Что, еще кого-то убили?! – Вере почему-то подумалось, что убили Чишавадзе. – Кого?!

– Архитектора Вишневского, того самого, что строил «Альпийскую розу», и гостиницу, и ресторан. У Вильгельмины Александровны на вечерах он не появлялся, они встречались в других местах, раза два в месяц. Вишневский давно был у нас на подозрении, но уличить его было не в чем. Родом он из Варшавы, настоящего шпионского гнезда, долгое время жил в Петербурге, строил Балтийский завод, одиннадцать лет назад переехал в Москву. Убит в прошлый понедельник выстрелом в висок в своей конторе на углу Большой Дмитровки и Столешникова. Якобы самоубийство, но направление выстрела таково, что наводит на мысль об убийстве. Сам так руку не вывернешь, да и незачем. Тот же почерк – несколько неумелая инсценировка. В записной книжке пометка о встрече с некоей В.А. во вторник, то есть на следующий день, а в ящике письменного стола папка с чертежами нового двигателя для аэропланов. Грубовато, конечно. Кто же станет такую папку в ящике стола держать? Ясно же, что ее подложил убийца. Копии с чертежей снял и подложил.

– А в газетах ничего не писали, – удивилась Вера, регулярно читавшая городскую хронику. – Неужели я проглядела?

– Вдова поспешила заткнуть всем рты, – объяснил Немысский. – Самоубийство, хоть и фальшивое, тень на семью… Зачем? Покойника превосходно загримировали и похоронили как скоропостижно скончавшегося от сердечного приступа. Потому-то я так и волнуюсь, Вера Васильевна. А насчет моей родственницы подумайте. Милейшая гостеприимная старушка, немного говорлива, так зато не скучно будет. Главное, что живет она уединенно, да и вообще, кому придет в голову вас там искать? Если же вы не знаете, как объяснить отъезд вашему супругу, то я готов помочь.

– Вы? – изумилась Вера. – Каким образом?

– Как должностное лицо, наделенное определенными полномочиями, – ответил штабс-ротмистр. – Будьте спокойны, ваш муж все поймет.

– Он в прошлый раз так переживал… – Вера оборвала себя на полуслове, потому что ворошить старое было некогда – ей в голову пришла идея, показавшаяся весьма привлекательной. – Я вам очень признательна за заботу, я очень тронута вашим отношением, но…

Идея требовала обдумывания, пусть и недолгого. Хотя бы несколько минут.

– Но нельзя ли попросить у вас воды? Очень пить хочется. Это, должно быть, от волнения. У меня от волнения всегда в горле сохнет.

Воду можно пить залпом, а можно цедить мелкими глоточками, растягивая удовольствие. Да и пить после суфле, струделя и сладкого кофе хотелось на самом деле.

Вера рассчитала так, что допила и додумала одновременно. Промокнула губы платочком, только сейчас вспомнив, что забыла их накрасить после чайной (вот стыд-то!), и сказала, проявляя недурное знание мужской психологии (два года супружеской жизни как-никак):

– Конечно, вы и без меня справитесь, я не сомневаюсь. Приедет подполковник из Петербурга с особой группой да особыми полномочиями и за месяц распутает весь клубок. Вся слава ему достанется, а вы будете в стороне, как не справившийся самостоятельно, без чужой помощи. Напомните, Георгий Аристархович, будьте так любезны, сколько лет вы уже в штабс-ротмистрах ходите?

– Простите, не припомню, чтобы мы с вами это когда-либо обсуждали, – холодно ответил Немысский. – Так что и напоминать нечего. Сколько ходил, столько и ходил, вам-то от этого какое беспокойство? Это маменька моя все ждет не дождется, когда я полковником стану. Переживает, бедная, что я без калош хожу[64].

– Мне от этого ровным счетом никакого беспокойства, – ответила Вера. – Просто у меня есть хороший план. Вы давеча Суворова вспоминали. Он, кажется, учил покорять себе все обстоятельства?

– Учил, – кивнул Немысский.

– Я признаю, что поступила опрометчиво, даже глупо, но…

План Вера изложила быстро – минуты за две. При всей своей замечательности он был прост, еще древние говорили, что «veritatis oratio simplex est»[65]. Увы, Немысский выслушал ее, не перебивая, и сказал всего два слова:

– Нет. Никогда.

– Нет? – переспросила Вера. – Как знаете. Видимо, придется просить помощи у мужа.

– Какой помощи?! – взвился Немысский. – Это же еще хуже того, что вы успели натворить!

– Приведите доводы! – потребовала Вера. – Что именно вам не понравилось?

– Все! Все не понравилось! Это не просто голову хищнику в пасть сунуть, но еще и пощекотать его вдобавок! Мне страшно представить, что сделает со мной Василий Андреевич…

– Он вас непременно похвалит! – убежденно заявила Вера и сменила тон на самый ласковый, на который только была способна. – Георгий Аристархович, я же все равно сделаю, что решила, и вы мне ничего приказать не можете. Но с вами мне было бы спокойнее. Неужели вы, мужчина, офицер, благородный человек, оставите меня без помощи?

– Как мужчина, офицер и благородный человек я обязан удержать вас от такого безрассудства! – горячился Немысский. – Сию же минуту дайте мне слово…

– Даю вам слово, что в ближайший четверг я это сделаю! – Вера встала, давая понять, что не хочет продолжать никчемный разговор. – Прощайте, господин штабс-ротмистр!

Слышал бы кто из знатоков, хоть тетя Лена, хоть Южин, как прозвучала последняя фраза! Словно удар хлыста! Словно приговор, который вынесла судьба устами Веры! Словно ослепительная вспышка гнева! Насколько ни была раздосадована Вера, она все же порадовалась своему умению выражать словами много больше, чем они означают.

– Это безрассудство! – простонал господин штабс-ротмистр.

Вера презрительно усмехнулась и решительным шагом (насколько он вообще мог быть решительным при дрожи в коленях) направилась к двери.

– Я согласен! – раздалось за спиной. – Пропади оно все пропадом!

18

«Известный одесский авиатор Хиони, намереваясь совершить полет над Ходынским полем на аппарате собственной конструкции, упал с аппаратом, получив при этом общее сотрясение, не представляющее опасности для жизни. Аппарат пострадал сильнее, но, как заявил сам Хиони, привести аппарат в порядок не составит большого труда. Несчастие произошло вследствие озорства одного из зрителей, бросившего в только что взлетевший аппарат палку. Палка угодила в пропеллер и сломала его, что вызвало падение аппарата. Задержать бросившего палку не удалось».

Ежедневная газета «Утро России», 2 мая 1912 года

Есть люди, умеющие подать себя, показать с наилучшей стороны, подчеркнув все достоинства и старательно замаскировав недостатки, есть совершенно этого не умеющие делать, а есть просто гении рекламы, настоящие уникумы. Это же надо додуматься до того, чтобы дать в газеты такую вот рекламу: «Знаю ваше будущее. Б. Ордынка, д. насл. Бажановой, вт. этаж над телеграфом. М. А. Кошкина». Буквы крупные, а слов мало – бросается в глаза. Не «предскажу», а «знаю». И никаких выдуманных титулов да званий вроде «графиня Сардинская, учредитель и председатель Всемирной Магической Ассамблеи». М.А. Кошкина – это настолько необычно для гадалки, что даже интригует. И Большая Ордынка совсем рядом…