Коридор без света - Александр Тамоников

— Каманин, говоришь, прислал?

— Да, в качестве проводника и помощника в работе по банде Хатини в Рахнуде и по Дурму.

— Стой, где стоишь, и не дергайся, ты на прицеле двух бойцов.

— Хоп, стою, не дергаюсь. — Афганец продолжал улыбаться.

Белов вызвал Скоробогатова:

— Командир! Непонятка здесь.

— В чем дело?

— «Дух» говорит, что он агент СВР и прислан сюда лично Каманиным по согласованию с Володарским.

— Кто он?

— Бехзад Муатани.

— Жди!

Лургин вызвал на связь начальника Антитеррористического управления и передал трубку майору.

— Вьюн! Мы на месте, квадрат… — доложил Скоробогатов.

— Хорошо. Принял.

— Вы ничего не хотите мне сказать?

— Ты о проводнике?

— Именно.

— Он что, уже вышел к вам?

— Только что подрулил, сейчас его держит Белов. Что за дела, Александр Михайлович?

— Генерал Каманин предложил услуги своей агентуры, отказываться глупо, я передал бы тебе о нем информацию, но не предполагал, что агент так быстро сработает.

— И что это за агент?

— Так ты наверняка уже пробил его?

— Мы узнали лишь имя и фамилию.

— Бехзад Муатани?

— Так точно.

— У него черная «тойота»?

— Так точно.

— И он чисто владеет русским языком.

— Похоже, исходя из того, что Белову не составило труда общаться с ним.

— Это хороший, по словам Каманина, агент. Можешь полностью на него рассчитывать. Муатани много чего знает из того, что интересует нас.

— А как убедиться, что приехавший афганец на самом деле Бехзад Муатани? Смотреть документы глупо, их здесь подделать ничего не стоит…

— Пусть поднимет рубаху, на теле, крест-накрест, шрамы. Это у него от талибов. Еще он хорошо знает учебный центр «Лесной», так как там проходил подготовку в свое время.

— Не проще сбросить его фото?

— У Каманина нет его досье, это особо секретный агент, кстати, довольно успешный местный предприниматель.

— По части наркоты?

— По части строительства.

— Значит, мне привлечь его к работе?

— Смотри сам, но, думаю, он будет очень полезен. Каманин абы кого в таком серьезном деле нам не подбросил бы.

— Понял. Проверяю проводника и начинаю работу.

— Каково предварительное решение?

— Выход двух подгрупп к обоим объектам, ночная разведка, дневное наблюдение, подготовка работы.

— Хорошо. Тогда, до связи, Рома!

— До связи!

Вернув трубку спутниковой связи связисту, Скоробогатов вызвал Белова:

— Четвертый! Давай сюда этого «духа»!

— Есть!

Белов подвел афганца.

— Подними рубаху, Муатани, — приказал Скоробогатов.

Тот усмехнулся, выполнил требование. На его груди красовались безобразные шрамы.

— Неплохо поработали с тобой талибы.

— Было дело, майор.

— Как выжил?

— Бежал.

— От талибов?

— В этом есть что-то сверхъестественное?

— Как это произошло?

— Меня вывели на расстрел после недели пыток и издевательств. Подвели к краю пропасти. Внизу река, дня два до этого в горах шли дожди, и вода сильно поднялась. Не стал ждать, пока талибы пристрелят меня, прыгнул вниз. Чудом не погиб. Но, видимо, нужен еще Всевышнему на этой грешной земле. Затем сменил документы, а когда талибы ушли, занялся бизнесом. Продолжая работу на СВР. Кстати, я добровольно пошел на контакт с российской разведкой, так как уверен в том, что только Россия может помочь афганцам создать светское, мирное государство.

— Ладно. Мне сказали, что ты можешь помочь нам?

— Могу.

— И что за информацией, представляющей для нас интерес, ты обладаешь?

— Я лично знаком с Хатини, так уж вышло, пришлось завести дружеские отношения. Это было до того, как он занялся экспериментами с синтетическими наркотиками. На момент знакомства он был торговцем опиумом-сырцом, затем героином. Я знаю Рахнуд, знаю, как подойти к нему. Мне известно, где находится лаборатория, где производится эфербон. В отличие от Хатини, мне известно, почему перевернулась лодка во время бури на Пяндже.

— Может быть, тебе известно, и кто создал эфербон?

— Конечно, известно. В лаборатории работают два поляка. Они ученые. Хатини привлек их к работе, наняв в Кракове за очень большие деньги. Это Карл Глиняк и Мацей Росицкий.

— Да ты прямо ходячий кладезь знаний! Одно непонятно, почему мы в Москве ничего не знали о тебе? Я лично говорил с Каманиным, и у него не было информации конкретно по эфербону.

— Все верно. Ее и не могло быть до вчерашнего дня.

— Почему?

— Потому что я сильно болел, последний месяц находился в госпитале в Кабуле, и генерал не связывался со мной. Вчера я выписался и сам вышел на него. Результат — я здесь.

— Чудеса, да и только.

— Это не чудеса, это случай.

— Хорошо, Бехзад. Вот карта. — Майор достал из планшета обычную карту без условной сетки. — Сориентируйся.

Муатани безошибочно указал место нахождения группы и заметил:

— Очень удачное место.

— Ты знаешь, как удобнее и безопаснее перейти через перевал и скрытно подойти к Рахнуду?

— Знаю! Здесь недалеко, примерно в километре на запад, есть расщелина, по ней несложно подняться на вершину хребта. Спуститься еще проще, хотя спускаться, как известно, гораздо тяжелее, чем подниматься. Но не в нашем случае. Через перевал мы можем перейти не более чем за час.

— Дальше?

— А дальше идти следует вот по этому маршруту. — Афганец провел по карте практически прямую линию: — По двум балкам, горному участку плато между ними, с выходом на холмы, которые окружают с юга Рахнуд.

— На холмах не выставлено охранение?

— Хатини самоуверен. Он считает себя в полной безопасности в данном районе. С холмов до селения около трехсот метров. С них очень удобно вести наблюдение за базой Хатини. Оттуда удобно и атаковать базу. Единственное препятствие — арык у виноградника, но для русского спецназа это ничто.

— Да, интересно!

— Смотрю, майор, ты чем-то недоволен?

— Слишком уж все просто получается. Мы летим в названный район, готовим мероприятия по разведке, изучению и оценке обстановки, а по прилете к нам приезжает «добрый дядя» и выкладывает практически все по интересующему объекту.

— Ты предпочитаешь, чтобы ситуация складывалась более сложно?

— Я предпочитаю, чтобы операция не превращалась в «Зарницу». Как правило, подобные игрища приводят к невосполнимым потерям. Из личного опыта знаю.

— Но не в данном случае. Если бы я не попал в госпиталь, то вы получили бы полный рассказ по банде Хатини еще в Москве, но так получилось, что я не мог контактировать со службой. Смотрю, ты подготовил подгруппу для отправки к Дурму?

— По-моему, это тебя не касается. Я еще не решил, стоит тебя, такого осведомленного, привлекать к работе или оставить под охраной армейского спецназа.

— Разве ты не получил соответствующей команды от генерала Володарского?

— Так. Допустим, я решил отправить подгруппу к Дурму. И что?

— Это верное решение, могу узнать, по какому маршруту подгруппа должна выйти к приграничному поселку?

— По ущелью.

— Это понятно. Где ты запланировал организацию позиции наблюдения? — Афганец улыбнулся и продолжил: — Не сердись, майор, я же хочу помочь! И не стараюсь как-то вмешиваться в твои действия. Но я лучше тебя знаю этот район, даже не так: ты этот район не знаешь, я знаю.

Скоробогатов провел условную линию по карте.

Афганец кивнул, но сказал:

— Иное решение на твоем месте принять было невозможно. Однако бойцам лучше расположиться вот здесь, — указал он на склон горы с тыла, или востока селения. — А подойти туда можно, если уйти от подножия вправо, вот здесь. — Он вновь указал на карту.

— Но там склон, — заметил Скоробогатов.

— Это на карте склон. В реальности там горный проход, выходящий к подножию указанной горы с юга. Дальше тропа на вершине. Звериная тропа. По ней следует пройти до террасы, затем по горному выступу до обозначенного места. Спецы увидят еще одну, большую по размеру, террасу, прикрытую грядой. Идеальное место для ведения визуальной разведки. Впрочем, в Дурме особо смотреть нечего. Там находится группа Саида Ремизи, человек десять, несколько семей курьеров, и единственное, что вызывает интерес, старый, еще со времен войны восьмидесятых годов, потайной схрон со взрывчаткой. Наркоторговцы им не пользуются. Еще есть склад с наркотой. Не знаю, насколько он заполнен сейчас. Оттуда наркоту спускают к Пянджу и переправляют на таджикский берег.

— А как насчет быстрого спуска с террасы в кишлак?

— Нормально. Терраса не нависает над склоном, она больше представляет собой уступ в горе. Склон же довольно пологий, заросший кустарником, открыто спуститься не составит труда.