«Травести» - Глеб Исаев

Среднего роста, в неброской, серого цвета, куртке и с неприметным рюкзачком — сумкой за спиной, он не походил на связного. Нарисованный воображением образ разваливался на глазах. Однако присмотрелась и с удивлением сообразила, что, при всей своей среднестатистической внешности и габаритах, мужчина никак не походил на мелькающих в метро и в транспорте обывателей. Уверенностью или непонятной четкостью жестов, однако…

— Ну что? Осмотрела? — поинтересовался незнакомец. — Ладно, не буду мучить. Я — Петров Владимир Михайлович. Мы договаривались встретиться вон у той колонны, — кивнул он за ограду.

— Оля, — отозвалась она. И только тут сообразила, что не сообщала собеседнику о себе ничего. А голос, поставленный сотнями репетиций, был мальчишеский. Да и внешность. Она вновь уставилась на гостя.

— Ты хочешь спросить, как я угадал? — понял взгляд Петров. — Это элементарно. Время ровно шесть, а кроме тебя в округе ни одной живой души. Ну, а остальное не интересно. Маскарад может обмануть не слишком наблюдательного человека. Но есть моменты, которые женщине ни за что не спрятать. Например, естественную реакцию на неожиданность. Пожалуй, церемонию знакомства можно считать оконченной? — подвел черту недоразумению он. — Куда теперь?

— Не в гостиницу же, — подтвердил собеседник и уточнил: — Адрес?

Он развернулся и направился к стоянке такси.

— Садись, — кивнул на машину, стоящую последней. Опустился на сидение рядом с водителем и назвал улицу.

— После поговорим, — пресек он Олину попытку. Остаток пути ехали молча.

— Странно все. — Войдя в дом, Петров огляделся, по хозяйски скинул куртку и, отыскав под вешалкой пару тапочек, прошел на кухню.

— Присаживайся, Оля, — кивнул на стул. — Рассказывай. С самого начала. И без пропусков. Ты ведь хотела, чтобы я приехал? Поэтому садись и рассказывай.

Глава 17

Оля собралась с мыслями, и начала рассказ.

Петров слушал. Нельзя сказать, что делал он это вовсе отстранено. Кивал в нужных местах, поддакивал, если это требовала затянувшаяся пауза, однако у Оли крепло и росло подозрение, что мысли его где–то далеко.

Она глянула на слушателя, пытаясь составить мнение о приятеле или соратнике старого разведчика: «А кем другим он мог быть? Лицо? Простое, даже простоватое. Такие лица хороши для грима. Можно придать любое выражение. А вот глаза из общей картины выпадали. Возможно, и сам он об этом знал, потому, как ей ни разу не удалось поймать взгляд странного человека. Но когда сумела, вдруг стало не по себе. Почему? Кто скажет. А вот поплохело и все».

Тем временем, история, лишенная красочных переживаний и описательства, кончилась быстро. Рассказ о чудесном освобождении уместился в три фразы.

— Кино и немцы, — непонятно пробормотал Петров. — Живешь тут у себя в провинции, чахнешь. А тут страсти кипят. Шекспир и Шекли.

— Жаль деда, — произнес, наконец, слушатель. — Мое мнение, сгубила Михаил Степановича местечковость. Слишком оторвался от жизни. Сейчас начало двадцать первого века, а не середина девяностых. Ну, чего ему стоило, едва эти паразиты затеяли тут полонез, отмаячить в центр или, на крайний случай…

Он не закончил и поднял со стола пакет с документами. Повертел в руках и, не спрашивая разрешения, открыл кухонный шкаф. Вынул флакон с уксусом, еще что–то.

Буркнул невнятно что–то вроде я скоро и щелкнул задвижкой ванной комнаты.

Выбрав комплект белья, бросила на диван, сверху уложила найденную там же в шкафу подушку и плед. «Ничего, не замерзнет», — сердито подумала она и ушла в спальню.

Грустные размышления о будущем навалились с новой силой.

Однако уйти в переживания не удалось.

Дверь скрипнула, и в комнату вошел нестерпимо воняющий химикатами гость. Он приоткрыл створку пластикового окна и уселся на низенький стул.

— По глазам вижу, занята перспективами, — констатировал Владимир Михайлович. — Так вот. Маскарад твой ни к чему. Мало того, что первого приличного оперативника в грех введешь, так еще и люди смеяться будут. Теперь о насущном. Сомнения твои беспочвенны. Если бы я не хотел помочь, то и не поехал, а раз через полстраны прилетел, то в деле. Опять — таки, должок у меня перед Михаил Степановичем. Вечная ему память. Не успел ему вернуть… Теперь придется тебе отдавать. Да и не дело это, чтобы всякая сволочь спецназ «КамАЗами» давила.

Хотя, знай они, с кем схлестнулись, уши б прижали и сидели под веником, как мышки, о глупостях не думая. А теперь им деваться некуда. Одно остается, кусать, как скорпионам. Хотя, какие там скорпионы? Тарантулы огородные, — Петров скривил губу.

— Хотя, и тарантул цапнуть может. А сбесившуюся тварь уничтожить нужно. И сделать это самому, — пробормотал он негромко.

— Теперь о деле, — Петров вынул из кармана листок, попахивающий химией. — Завтра вот с этим пойдешь к господину губернатору.

— Прямо так? — Оля удивленно уставилась на советчика.

— Я плохого не советую. Отдашь и скажешь, что остальное ушло. Куда, можешь не уточнять. Сам догадается. И предупреди, что ежели он, сучий потрох, не угомонится, на свободе ему и подельникам ходить с гулькин нос. И никакой полпред не спасет. Пусть забудет о заводе и о всяких глупостях. Деньги вернет или как, это уж его печаль. И самое главное — ежели тебе еще хоть раз покажется, что кто–то косо смотрит, не то что дышит, то винить ему будет, кроме себя самого, некого.

Оля хотела развернуть лист, но, повинуясь предупреждающему взгляду советчика, удержалась.

— К чему тебе чужие заботы — хлопоты? Меньше знаешь, спишь дольше. Поверь на слово. От этого он не то что тебя, он и тени бояться станет.

— Звучит гладко, — Ольга отложила листок, — а ну, как не испугается? Вызовет охрану и меня, как беглую преступницу, в камеру?

Петров вздохнул и терпеливо, словно говоря с ребенком, пояснил: — Или ты мне веришь и слушаешься, или как желаешь. Зачем мне тебя в западню посылать?

— И еще, — он вынул маленькую булавку. Едва заметная головка была почти не видна. — Пока господин избранник будет меняться в лице и блеять оправдания, будь добра, осторожно воткни это в стул, а еще лучше, прицепи к какой — нибудь его вещице. По обстоятельствам. Вещь эта крайне дорогая и ценная. Потому как ни одним аппаратом не ловится. Почти ни одним. А в здешнем захолустье — уж наверняка.

— Так что, утро вечера мудренее, давай спать, — закончил инструктаж гость. — Я–то еще по своему времени живу, а тебе выспаться нужно, — он поднялся, прикрыл окно и, пожелав спокойной ночи, вышел из комнаты.

Глава 18