Повесть о неустрашимом Зигфриде и могущественных нибелунгах - Валерий Воскобойников

— Вассалов мы не выдавали никогда, — сказал, усмехнувшись, Гернот. — И не предадим сегодня.

— Уж лучше по-рыцарски пасть в бою, чем выдать вассала, — подтвердил Гизельхер его слова. — Ты, сестра, предлагаешь невозможное.

— И я брата не покину вовек, уж лучше паду с ним вместе, — проговорил Данкварт.

— Тогда разговор наш окончен. — И Кримхильда повернулась к своим воинам: — Вперед! Гоните их по лестнице в зал, пусть с ними беседует огонь.

* * *

Дворец запылал, и бургундам впервые сделалось страшно. Мучил их жар, дым выедал глаза. Доспехи раскалились так, что голой рукой было к ним не прикоснуться.

— Хороший же пир уготовила нам Кримхильда! — проговорил Гизельхер.

Скоро с потолка стали валиться горящие головни.

— Все к стенам! — Хаген нашелся и тут. — Встанем у окон. Над головами поднимем щиты. Топчите упавшие головни в крови на полу.

Лишь снаружи казалось, что дворец весь охвачен огнем. На самом деле сгорела крыша, зал же остался целым. К утру от дворца к небу поднимался черный дым, без пламени, но Кримхильда надеялась, что наконец ее враги заплатили свое.

Этцель послал на разведку небольшой отряд.

Все нибелунги оказались живы. Вассалы собрались вокруг королей и отразили новое наступление.

— Если Этцель поздравил нас с добрым утром, значит, будем ждать новых гостей, — мрачно пошутил Гунтер.

И в это время в дальнем углу двора они увидели Рюдегера.

* * *

Рюдегер Бехларенский, уйдя вместе с дружиной с пира, который превратился в побоище, ночевал дома. Он надеялся, что короли как-нибудь помирятся, и был удручен, узнав о том, что бой все еще продолжается.

— Готов пойти к ним посредником, — заговорил он было с Этцелем, но Этцель сразу ответил:

— Поздно. Я успокоюсь, только когда все нибелунги заплатят мне кровью.

— Взгляните на сильнейшего из своих вассалов, — проговорил человек из свиты Кримхильды. — Столько наград получил он от вашего супруга, столько милостей — и до сих пор не обнажает меча.

— Умолкни или умрешь немедля! — воскликнул в ярости Рюдегер, услышав эти слова, и ударом кулака сбил его на землю. — Я и сам горюю, что не могу с дружиной напасть на нибелунгов. Я был их проводником, вел их сюда на ваш пир, как же буду биться с ними? Это бесчестно.

— Да, я вижу, — мрачно проговорил Этцель, взглянув на упавшего в пыль своего вассала. — Вы мне хорошо помогли.

Тут подошла и Кримхильда:

— Маркграф, сколько раз вы твердили и мне, и супругу, что готовы рисковать за нас жизнью. Что же теперь? Сегодня ваша помощь нужнее всего.

— Да, королева, вы правы, я готов рисковать за вас жизнью. Но никогда я не говорил вам, что готов погубить свою душу, — ведь ваших братьев я вел к королю на пир, а не на смерть.

— Маркграф, вспомните, вы давали мне клятву, что отомстите каждому моему врагу.

— От клятвы я не отказываюсь, королева. Но это не враги — это ваши братья! Потому они и гостили в моем замке, потому я одаривал их. И младший ваш брат, Гизельхер, обручен с моей дочерью. Как же я теперь пойду его убивать? Я погублю свою душу!

— Признайтесь честно, маркграф, что боитесь не за душу свою, а за жизнь, — сказала Кримхильда с презрением.

— Король, обнажив меч, я лишь навлеку и на вас и на себя новые несчастья. Я готов вам вернуть все награды, земли и замки. Уж лучше уйду я в изгнание, но не посягну на дружбу, верность и честь.

— Дружбу с кем? С убийцами моего мальчика? Пожалейте же меня и короля, наш друг, — снова заговорила Кримхильда. — Они истребили всю родню моего супруга, и я умоляю помочь нам!

— Что же, я решился, — ответил Рюдегер с отчаянием. — За все ваши милости пойду платить своей кровью. А вы уж позаботьтесь о тех, кто мне дорог.

— Твоих домашних я не покину вовек, — проговорил Этцель, — но ты и сам, я уверен, вернешься из боя живым и здоровым.

— К нам поднимается маркграф! — радостно воскликнул Гизельхер. — Наконец-то мой будущий тесть со своею дружиной идет нам на помощь. Теперь мы отобьемся!

Рюдегер вошел, не улыбнулся, не кивнул, мрачно поставил к ногам щит у дверей и громко проговорил:

— Придется вам сразиться с моею дружиною. Я пришел к вам с мечом. Прежде вы считали меня своим другом, и это было так, но теперь называйте врагом.

— Маркграф, это невозможно! — ответил Гунтер. — Мы не враги вам, и мы вас любим.

— Или забыли вы, что я обручен с вашей дочерью! — сказал Гизельхер. — Я был уверен, что вы пришли нам помочь.

— Я помню все, но поклялся Кримхильде с вами сразиться и должен это исполнить, — ответил Рюдегер. — И все же прошу вас, убив меня, останьтесь верным моей дочери. Она не виновата.

— Постойте! — вскричал Хаген. — Мне вашею супругой был подарен щит. Был он хорош и крепок, но даже он не выдержал гуннских атак и раскололся. Не поделитесь ли вы со мною щитом?

— Охотно, мой друг, берите, — ответил Рюдегер. — Мне он теперь ни к чему. В этом бою я ищу только смерти. Вам же, даст Бог, мой щит поможет вернуться домой.

Рюдегер протянул Хагену собственный щит, и у многих воинов, при виде такого подарка, показались на глазах слезы.

— Как же больно мне сознавать, что мы с тобою — враги! — проговорил потрясенный великодушием маркграфа Хаген.

— И я об этом скорблю, — ответил Рюдегер. — Больше всего на свете я хотел бы остаться вашим другом, но я поклялся Кримхильде и обязан слово сдержать.

— Что ж, тогда я отказываюсь с тобой биться, убей ты хоть всех моих рейнцев, — сказал Хаген.

— Я тоже, Рюдегер, не причиню вам вреда, видите, я ношу золотые браслеты, что вы подарили мне, — проговорил могучий Фолькер.

— И я к вам не подойду, — сказал Гизельхер, — пусть лучше убьют меня ваши воины, но вас я не трону.

И все же битва началась.

Бехларенцы были отличными бойцами. Многих нибелунгов сразили они в том бою. А впереди них шел Рюдегер. Его меч разил одного врага за другим.

Наконец король Гернот увидел, что все меньше остается у него вассалов, и повернулся к Рюдегеру:

— Больше я не могу терпеть, вы уничтожили многих моих молодцов, защищайтесь же, Рюдегер!

И тем мечом, который Рюдегер сам подарил Герноту, он и был поражен. Но на мгновение раньше и меч Рюдегера взметнулся над головой короля. Оба героя упали рядом, словно друзья.

— Горе мне! Брат мой! — воскликнул Гунтер, увидев падающего Гернота.

Эти слова услышал Гизельхер. А услышав, оглянулся на павшего брата, лежащего обнявшись, словно в сердечной дружбе, вместе с маркграфом.

И в отчаянии от потери двух дорогих ему людей молодой король принялся разить любого бехларенца, попадавшегося ему в зале. А рядом рубились Хаген, Данкварт, Фолькер.

Когда не осталось в зале ни одного живого из тех, кто пришел вместе с Рюдегером, подошли воины к погибшим героям, и второй раз за день хлынули из глаз у них слезы.

* * *

— Обманулись, супруг мой, мы в нашем друге, — сказала во дворе Кримхильда, по-прежнему окруженная воинами. — Слышите, в зале все стихло. Маркграф забыл ваши милости и слово, данное нам. Он договорился с теми, кто прежде звался моими родичами, и отпустит их домой.

— К несчастью нашему, королева, вы ошибаетесь, — ответил сверху в окно ей Фолькер. — Бедный маркграф так старался исполнить клятву, что положил головы всех своих воинов, а заодно и свою. А чтоб вы поверили, сейчас мы покажем вам тело того, кого по жестокосердию своему вы послали на гибель.

* * *

В покои короля Дитриха Бернского смущенно вошел один из его воинов.

— Король, я не стал бы тревожить вас, но от дворца Этцеля и Кримхильды слышатся такие стенанья и плач, что стерпеть невозможно. Уж не случилось ли горе?

— Сходи же узнай, что там за беда, и скорей возвращайся. Но помни: в этой стране мы — чужие. А чужим не пристало впутываться в распри хозяев, пусть Кримхильда сама, коли желает, и ссорится, и мирится со своими родичами. Это дело — не наше.

Воин быстро пошел ко дворцу и уже на половине пути встретил рыдающих людей.

— Маркграф Рюдегер, отрада страны, любимейший из людей, убит нибелунгами! — сказали ему. — Мир добрее не знал человека, и теперь все страдают!

— Не может такого быть! — засомневался гонец. — Его доброту, благородство знает каждый — с чего бы его убивать, даже и нибелунгам? Он им не враг, он привел их сюда.

— Мы сами не верили, пока нибелунги не стали дразнить нас, выставив его мертвое тело в окно!

— Такое уже не прощается! — воскликнул племянник старого Хильдебрандта, отважный рыцарь Вольфхарт. — Мы все, молодые воины из вашей дружины, король, готовы идти и мстить нибелунгам! — Он сказал это сразу, едва вернулся гонец с печальной вестью.

— Пусть прощает Бог того, кто убил Рюдегера, на такое убийцу мог толкнуть только дьявол, — проговорил Дитрих Бернский. — Маркграф — один из любимейших мною людей. Но все же вспыльчивость здесь неуместна, и надо сначала точно узнать, кто виноват в этом убийстве. Хильдебрандт, у вас это получится: поговорите с рейнцами мирно и придите ко мне. И следите, чтобы не было ссоры.