Тополята - Владислав Крапивин

– А куда вы его денете? Ведь его приемные родители в отъезде.

– Это не ваше дело.

– Но в таком случае вы берете всю ответственность…

– Беру, беру…

На самом деле он уже созвонился с мамой Эмой, изложил суть дела. Похоже, что Эмилия Борисовна не выразила радости. Сообщила, что вернуться из заграничной поездки она и муж не в состоянии.

– Тогда где мальчик сможет быть, пока вы не вернетесь?

– А… там, где он сейчас… разве нельзя?

– Нет! – отрезал Спарин.

– Тогда… может быть, его приютит на время мой бывший муж? Они были в хороших отношениях… А там будем решать…

Созвонились с Андреем Кирилловичем. Тот сказал, что пусть Владька приезжает, вдвоем будет веселее. Вспомнят прежние дни, съездят на рыбалку…

Прежде чем покинули детприемник, Спарин спросил:

– Ты ни с кем не хочешь здесь попрощаться?

– С Пантелеем Платовым…

– Платова вчера вечером срочно отправили в прежний детдом, – поспешно сообщила «замша» Анна Леонтьевна.

– С Арсением Ерохиным…

– Его сейчас нет…

– А где он? – не поверил Игорь Игнатьевич.

– К сожалению, сейчас выяснилось, что опять сбежал. У него навязчивая идея: попасть в город Краснодар…

«Пусть ему повезет на этот раз!»

– Тогда с Дианой Львовной!

– К сожалению, она все еще больна…

– Идем, Владик, пора… – сказал омбудсмен Спарин.

Дядя Андрей жил в однокомнатной, но просторной квартире. Они со Спариным поговорили примерно полчаса, обменялись телефонами. Игорь Игнатьевич прошелся ладонью по чуть отросшему ежику Кабула.

– Звони, если что… – и уехал.

Андрей Кириллович не приставал с расспросами. Не предлагал совместных развлечений. Видимо, понимал, что Владику надо прийти в себя. И тот приходил. Вставал поздно, потом, почуяв тяжкую сонливость, ложился снова. Ни о чем особенном не думал, ничего не ждал, планов на будущее не строил. Сам себе шепотом говорил: «Потом…»

На своей квартире Кабул не бывал, потому что мама Эма не оставила ключей. Дядя Андрей купил ему простенькие бриджи и пару футболок, чтобы «парнишка не жарился в черном костюме, если выйдет на улицу».

Но Кабул из дома не выходил. Если не спал, сидел за компьютером: наугад вылавливал в Интернете сведения, которые могли касаться Конфигураций пространств. Про всякие там параллельные миры и черные дыры. Почти все было непонятно, однако веяло от этой непонятности космическим холодком и намеком, что возможна какая-то иная жизнь.

«Мама, правда, есть другие вселенные?»

«Есть, сынок…»

Но и про это думалось сквозь усталость и дрему.

Дядя Андрей уходил в полдевятого на службу, возвращался в седьмом часу. В середине дня звонил:

– Как ты там? Не скучаешь?

– Не-а…

– Обед в холодильнике.

– Да, я помню…

Так прошло три дня. На четвертый день дядю Андрея вызвали в комиссариат обороны и сказали, что послезавтра он поедет на военные сборы. Как офицер запаса.

– Но у меня дома приемный сын! Я не могу оставить его одного!

– В ваших документах нет сведений о сыне.

– Да, но сейчас мать оставила его мне, она за границей!

– У вас есть документ, что это ваш сын?

– При чем здесь документ? У меня есть мальчик, я за него отвечаю!

– Всякий может обзавестись мальчиком, чтобы уклониться от службы. Если не явитесь на сборный пункт, за вами пришлют конвой…

Кинулись звонить Спарину. Тот чертыхнулся и сказал, что улетает в Штаты, на конференцию по проблемам усыновления иностранных детей. Пообещал перезвонить через полчаса. Позвонил, сообщил, что нашел выход. «Единственный и неофициальный».

– У меня есть знакомый, который ведает подростковыми лагерями. Он сказал, что может устроить мальчика в лагерь «Прямая дорога». Там довольно странные порядки, не всякому по вкусу, но многим нравится. Впрочем, выбора нет…

Выбора действительно не было. И Кабул подумал, что в любом случае это не детприемник, не арест по приговору. Тем более что «многим нравится»…

Дядя Андрей отвез его в «Прямую дорогу» на следующий день. Лагерь прятался в густом лесу, который по очень пологому склону спускался к реке Товарке.

Когда подъехали, показалось, что похоже на острог: впереди подымались высокие ворота с коваными петлями, а по сторонам от них тянулся частокол из подогнанных друг к другу бревен. Однако тут же Кабул разглядел на воротах резной орнамент, а на верхушках бревен – вырезанные из дерева остроконечные, как у богатырей, шлемы. Повеяло былинной стариной.

Вокруг подымались темные сосны и ели.

У ворот стояли двое мальчишек чуть старше Кабула. С длинными копьями, в коротких камуфляжных штанах и таких же рубахах. «И здесь эти арестантские робы», – поморщился Кабул. Но решил пока не обращать внимания на мелочи. А внутри ограды было славно. Желтели некрашеной древесиной похожие на терема домики. Над вершинами кленов подымалась чешуйчатая луковка часовни с золоченым крестом. Встречные ребята – и маленькие, и почти взрослые, вроде Пантелея, – подымали к плечу ладонь, говорили: «Привет…» – и улыбались новичку. Похоже, что здесь никого не дразнили и не обижали. Попадались в основном мальчишки, но было и несколько девочек – в пятнистых платьицах ниже колен…

Дядя Андрей сдал Кабула начальству – инструктору, которого звали «брат Нефед». У «брата» были длинные желтые волосы, разделенные прямым пробором. А еще были бледно-серые глаза и ровная неисчезающая улыбка. С этой улыбкой брат Нефед плавно проговорил:

– Добро пожаловать, новый житель нашей обители. Пусть она придется тебе по сердцу…

Кабул неловко наклонил голову – не знал, что ответить.

Дядя Андрей попрощался торопливо и скомканно.

– Ладно, дружище, бывай… У нас обоих впереди лагеря. Думаю, что у тебя жизнь будет уютнее, чем у меня…

И уехал.

Брат Нефед приобнял новичка за плечо.

– Идем, брат Владислав. Покажу, что у нас есть: спортивные площадки, трапезную, кельи отрядов. И все, что вокруг… Здесь у нас порядки похожи на воинские, но свои жилища мы именуем не казармами, а кельями. Се – традиция…

«Се» – по старинному значит «это», – вспомнил Кабул. Ему не нравилась длинная мягкая ладонь брата Нефеда на своем плече, но он терпел.

– …Се – наш маленький храм в честь святого благоверного князя Александра Невского… – Они стояли перед бревенчатой часовней. Над ее крыльцом был кружевной железный навес, под которым поблескивал стеклом слабо различимый образок.

– Ты в Бога веруешь? – затвердевшим голосом спросил брат Нефед.

Кабул вспомнил, как просил маму помолиться за него. И молитва помогла!

– Ну… в общем, да…

Брат Нефед усмехнулся:

– «В общем»… Тогда перекрестись, чадо непутевое…

Кабул быстро и неумело перекрестился.

– Не так. Ты же не католик. Надо от правого плеча к левому…

Кабул неловко, но послушно перекрестился, как надо. Брат Нефед вдруг спросил:

– Слушай, ты, может, не крещеный?

– Крещеный. Нам говорили, что в доме малютки крестили всех младенцев, приходил священник.

– То-то же. Небось православный был священник-то?..

– Говорили, что да…

– А больше батюшка не посещал вас в приютах-интернатах?

Батюшка посещал несколько раз. Но Владику Иванову совершенно не запомнились эти визиты. И он промолчал.

– Ладно, со временем просветим твою душу…

Дверь часовни была приоткрыта, из-за нее появились два тощеньких мальчика лет восьми-девяти. Оба курчавые и большеглазые. Остановились, нагнули в полупоклоне головы и глянули вопросительно: можно ли идти дальше? Оба они были в камуфляжных жилетках и таких же пятнистых штанишках. Кабул уже обратил внимание, что старшие ребята в лагере носят рубашки с погончиками и бриджи, а те, кто помладше, – куцые шортики и надетые на футболки безрукавки.

– Что, замаливали вчерашний грех? – ласково спросил инструктор.

– Да, брат Нефед, – бормотнул мальчик с царапиной на переносице.

– То-то же… Слава Богу, что отец настоятель простил вас, а мог ведь и поучить, как заслужили… Ну, ступайте…

Мальчишки сделали два аккуратных шага, а потом подпрыгнули и лихо помчались прочь. Брат Нефед коротко посмеялся и отпустил плечо Кабула. Оба пошли от часовни по песчаной дорожке. Кабул стесненно спросил:

– А чего они такого натворили?

– Да ничего «такого», баловство ребячье. Дежурили на кухне, да сгребли из тазика две горсти земляники, что была приготовлена для пирожков. Невелик грех, однако же сказано: «Не укради»… К тому же запирались вначале, да следы-то на губах и на щеках… Ну и отправились к отцу настоятелю, он в «Прямой дороге» уже много лет главный владыка. Отец Ефрем, а в миру Евсей Краснокутов. Старинная фамилия… Знаешь откуда?

Кабул пожал плечами. Нефед объяснил:

– «Красный» – это понятно. А «кут» на древнем наречии значит «угол». Выходит – «человек из красного угла». Такие углы были самыми почетными в избах…

«Ну и что?» – подумал Кабул. Но хмуро спросил про другое: