Ужасное сияние - Мэй Платт

Нейт попытался было пнуть парня и двинуть локтем девицу, но оба слаженно зажали по одной его ноге коленям, а руки прижали ладонями вверх к железному боку. Энни склонила голову набок, став похожей на птицу, на курицу с неприятно-светлыми глазами, и снова хихикнула.

— Тебе это не нужно.

— А вам нахрена?

«Тупые придурки. Тупые долбанутые придурки».

Калеб и Энни переглянулись, одновременно пожали плечами. У них была какая-то способность, вроде телепатии, до того синхронно они действовали.

— У тебя осталась кукла и те картинки. Всегда мечтала найти артефакт из старого мира.

— Не говоря о том, что в полисах за эту штуку можно получить хорошие деньги.

Они засмеялись, у Энни был низкий голос для девушки, а у Калеба — наоборот, из-за чего оба звучали бесполо и тоже одинаково.

— Считай, что мы тебе дали крутой совет.

— Ага, и взяли плату, — Энни снова подкинула и поймала древние часы, мерно отстукивающие свои не совпадающие с неравномерным временем близ Ирая секунды и минуты. — Что, плакать будешь? Любимчик Дрейка, ага? Беги, жалуйся ему.

Едва отпустили, Нейт снова попытался вцепиться в пальцы Энни, а левой — врезать Калебу. Второе получилось, костяшки ударились в скулу; кожа и лицевые мускулы под ней были неприятно-мягкими и тёплыми. Калеб заорал, отшатнулся. Из носа потекла тёмно-красная в черноту из-за белёсой люминесценции ангара кровь.

— Не трожь! Моего! Брата! — Энни набросилась кулаками и когтями. Нейт успел закрыться, острый ноготь царапнул возле глаза. Калеб перестал орать и ответил полновесным кулаком. Затылок Нейта глухо бумкнул о металл. На потолке крутила круглым глазом с оранжевым зрачком диода камера, только Нейту было наплевать. Он собирался стать рейдером! Настоящим воином! Он однажды Такера отделал, даром что тот старше на пять лет и вдвое крупнее!

Нейт подставил Энни подножку. Та извернулась, удержала равновесие, снова ему вцепилась в уши и волосы — и зря, Нейт пнул её по голени тяжёлым форменным ботинком. Калеб схватил его за горло, отчего перед глазами потемнело, а воздух в глотке стал горьким, пахнущим кровью. Нейт попытался откинуть брата, пока сестра отвалилась, визжа и прыгая на одной ноге. Локоть встретился с твёрдым и костлявым — наверное, с рёбрами. Он нагнулся, боднул Калеба в живот. Мгновение спустя оба покатились по бетонному полу.

Нейт побеждал. Приложил пару раз своего противника затылком, врезал в нос — даже издал торжествующий вопль, когда снова задохнулся от удара по спине. Он заставил ослабить хватку, Калеб получил шанс — и воспользовался, пнул коленом между ног. От дикой боли перед глазами замерцали искры, ярко освещённый ангар провалился в темноту и какие-то полутона. Нейт завыл, откатился — и скрючился, теперь только пытаясь закрываться от выверенных и точных ударов. Близнецы больше не орали. Не дразнились. Просто били его ногами — раз-два-три, будто бы сами стали часовыми механизмами и отмеряли течение времени.

Под конец Нейт перестал даже защищаться. Пол пах фальшивым лимоном чистящих средств, мелкая пыль царапала щёки. От каждого удара что-то лопалось или трещало, и лимона становилась меньше, а железа — больше, красные пятна росли аладами, уже до трешки дошли, хотя трешек Нейт и не видел.

— Так-то лучше, — сказала Энни. Она поправила растрепавшиеся волосы, а потом протянула Калебу салфетку, чтобы тот мог унять кровотечение из разбитого носа.

— Валим отсюда, — прохрипел тот.

Энни кивнула, даже не глядя на Нейта. Часы валялись поодаль — они пережили Катастрофу, уцелели и теперь. Брат подобрал медный кругляш и вернул его сестре, словно ничего особенного не произошло.

Кукла из кабинки раптора таращилась с каким-то почти сочувствием. Боль оглушала и не давала встать, Нейт дышал с присвистом и пытался не захлебнуться то ли слюной, то ли рвотой; а ещё кукле вторила камера. И это было хуже всего.

Они все столпились над ним: начиная от субедара Аро и заканчивая доктором Риной Ван. Нейт старался не смотреть ни на кого: таращился в стену. Знакомый лазарет с унылой зелёной краской и высокими, узкими, едва проникает свет, окнами. Кабинки компактных санузлов — раненому или больному не придётся тащиться дальше пары шагов от своей кровати. Вечно сбоящие голограммы с нейтральными «умиротворяющими» пейзажами — цветы, море, вид на город с огнями, — когда тут торчал один Нейт, голо выключали, для него вид моря или полиса стал бы «травмирующим опытом», это доктор Ван так говорила, кажется.

Сейчас на соседней стене мелькало море. Картинка заставляла думать об Аквэе, полисе-пузыре на дне океана, и о близнецах Юнассонах, конечно.

«Чтоб их козовер драл».

Эркки Аро стоял впереди, Дрейк и Леони держались сзади. Выражение лица у Дрейка было таким мрачным, словно выпили последние краски, словно белый оттенок стал серым, цвета грязи под ногтями. Леони просто кривилась.

— Недопустимое поведение.

Нейт не слышал. Он смотрел в стену, на море. Наблюдал за ботом, который ничего ему не говорил, просто елозил по голому по пояс телу, проверял синяки, сломанные рёбра, обновлял регенерационное подключение. Сам механизм, вмонтированный прямо в стену, пискляво отмерял вполне нормальный пульс и обещал, что жить Нейт точно будет; тот и сам думал — от разбитой рожи и пары трещин в рёбрах ещё никто не помер.

— Недостойное раптора, недостойное охотника. Отвратительное.

Одно утешало — близнецы на соседних койках уже получили своё. Энни с большим пластырем через всё лицо демонстративно надела наушники и таращилась в потолок. Калеб укрылся тёмно-синим одеялом, завернулся, как в паучий кокон, и тоже делал вид, будто его происходящее не касается. Из кокона торчала розовая пятка, почему-то одна.

Аро уже час тут распинался. Тэсс Минджай, куратор Юнассонов, сидела с отсутствующим видом на пустующей койке. У неё шевелились губы, Нейт подозревал — вряд ли она вспоминает слова любимой песенки.

Да ладно, хватит уже. Недопустимое поведение, драться со своими — худшее, что можно вообразить, рапторы не проявляют агрессии даже к рейдерам, атакующим «черепах» — стараются отогнать, а не причинять вреда. Он нырнул аж в какую-то нефтяную липкую жижу древней истории, вспоминая войны до Катастрофы и то, что людей осталось слишком мало, «мы не можем позволить себе воевать друг с другом». У Нейта чесался язык заявить: да я и не воевал. Эти два придурка на меня напали, ну я ответил. Намяли друг другу бока. Ничего особенного.

Он бы и ляпнул, подумаешь; только Дрейк смотрел так мрачно, что от этого на языке делалось горше, чем от коагулянта, который ему влили дроиды, чтобы успокоить носовое кровотечение и срастить сломанные хрящи.

Аро здорово