Меч Кайгена - М. Л. Вонг

ты, людей. Ты научишься со временем, что мир не сломан. Просто… кусочков в нем больше, чем ты думал. И они все соединяются, просто не так, как ты представлял, когда был юным.

— Но как? — голос Мамору дрогнул. — Я не понимаю. Как мне их сложить? Если все не так, как я думал… Каа-чан, прошу… что мне думать?

— Это тебе нужно решить самому, — сказала Мисаки. — Это часть становления взрослым.

Мамору покачал головой.

— Что это означает?

— Ребенок не несет ответственность за его решения. Ребенок может верить, что родители скажут ему, что делать. Мужчина доверяет себе.

— Но… разве все мы не дети империи? — спросил Мамору, и, конечно, он так думал. Это ему говорили в каждой истории и песне с тех пор, как он научился говорить. — Разве мы не должны доверять нашему правительству?

— Наверное, — сказала Мисаки и не сдержалась, — если хочешь быть ребенком навеки. А ты хочешь, сын? — она резко посмотрела на Мамору в растущем свете. — Или хочешь быть мужчиной?

— Я хочу быть мужчиной, — решительно сказал Мамору. — Просто… я не понимаю, Каа-чан. Я — коро, Мацуда. Когда я вырасту, я должен быт мужчиной, который действиями меняет историю. К-как мне это сделать, если я даже не знаю, что происходит?

Справедливый вопрос, на который не было простого ответа.

— Это сложная часть, — сказала Мисаки, — смириться с тем, что ты не знаешь, поиск ответов и действие в соответствии с ними без сожалений. Некоторые не могут научиться. Некоторые слишком поздно справляются с этим. Нами, хотела бы я… — Мисаки умолкла, поражаясь тому, что пустила такую мысль к губам. Что она хотела сказать? Хотела бы я, чтобы мне хватило смелости пойти против родителей и империи? Хотела бы я принять решение сама, когда это было важно? Если бы она сделала это, мальчика, с тревогой глядящего в ее глаза, не существовало бы. Боги, какой матерью она была?

— Что ты хотела бы, Каа-чан? — спросил Мамору с невинным интересом, от которого кровь Мисаки могла свернуться от стыда.

— Ничего, сын, — она коснулась его лица. — Я родила сильного наследника Мацуда. Что еще я могу хотеть?

— Умного? — предположил он.

Мисаки рассмеялась.

— Ты умный, Мамору, или начинаешь таким быть. Уверена, ты вырастешь хорошим мужчиной.

— Да? — спросил он с искренней тревогой. И Мисаки не знала, как ответить.

— Я… — слова подводили ее, и она одолжила их у своего наставника с мечом. Его мудрость не спасла ее, но, может, Мамору это поможет. — Я знаю, что ты ощущаешь себя сломанным, но мы — джиджаки. Мы — вода, а вода может принять любую форму. Как бы нас ни ломали, меняя форму, мы всегда можем замерзнуть и стать снова сильными. Это не произойдет сразу, — добавила она. — Придется подождать, чтобы узнать, какую форму примет лед, но он сформируется, ясный и сильный. Так всегда.

Мамору кивнул.

— Но я… я не должен повторять то, что ты или Кван-сан мне сказали?

— Да, — сказала Мисаки, — но это не мешает тебе слушать. Можно многое узнать, слушая людей, чей опыт отличается от твоего. Джасели мне как-то сказал, что человек, слушая, не становится глупее, но многие от этого становились умнее, — она махнула рукой. — Это был не очень хороший перевод. На ямманинке звучит поэтичнее.

— Как Мацуда Такеру Первый… — прошептал Мамору, вглядываясь в туман внизу.

— Что? — Мисаки не поняла его мысли, но он будто пришел к какому-то открытию.

— Он учился у людей, отличавшихся от него. Хоть он был коро, он вырос с кузнецами. Он хотел учиться у них, у чужих миссионеров, даже у сына величайшего врага, и в конце это сделало его сильнее.

Мисаки могла лишь глядеть на сына мгновение. Она не думала так об истории Мацуда, не связывала со своим опытом, но ее четырнадцатилетний мальчик, сонный и в ссадинах, связал два кусочка мира, которые она и не думала соединить.

Может, она все еще росла сама.

— Спасибо, Каа-чан, — Мамору повернулся к ней с широкой улыбкой. — Думаю, я чему-то научился.

Мисаки только глядела.

— Что?

Она склонила голову.

— У тебя ямочки.

— Это от тебя.

Теперь солнце было видно, оно сжигало туман, и Мисаки убрала челку с лица Мамору.

— Знаешь, Мамору… ты скоро будешь мужчиной. Но сегодня позволь побыть твоей матерью и сказать тебе с материнской уверенностью, что все хорошо. Мир целый. Ты на верном пути. Все будет хорошо.

Он кивнул.

— И, Мамору… — она взяла его за подбородок, повернула его лицо к своему. — Ты хороший. Я верю, что ты вырастешь хорошим.

— Спасибо, Каа-чан.

Склоны внизу стали золотыми от света солнца. Солнце искрилось на каплях росы мерцающими волнами на склоне горы. Мамору рядом с ней старался держать глаза открытым, но солнце согревало мир, и его голова опустилась на ее плечо. Его ньяма расслабилась, стала утягивать его в объятия сна.

— Ты когда-нибудь расскажешь мне о своей учебе? — шепнул он. — Обо всем, что ты делала, когда была юной?

Мисаки не была готова к теплу, задевшему ее сердце. Она не думала, что кто-то в Такаюби спросит ее о Рассвете. Слова ее ребенка была большим, чем то, о чем она мечтала.

— Однажды, Мамору-кун. Не сегодня. Сейчас тебе нужно искать свое будущее.

— Ммм… — Мамору выдохнул, глаза закрылись.

«Вот и все», — поняла Мисаки. Это была обещанная всем радость, одна надежда: Мамору мог вырасти не таким, как его отец.

Тихие шаги перебили ее мысли.

— Добро утро, Нага-кун, — она узнала босые шаги третьего сына раньше, чем посмотрела на него. — Хорошо спал?

— Каа-чан… — невнятно сказал малыш, потирая глаза. — Малыш плачет.

— Я сейчас приду, — тихо сказала Мисаки.

Мамору так глубоко отключился, что даже не пошевелился, когда она опустила его на деревянное крыльцо и пошла утешать Изумо. Она надеялась, что Мамору сможет немного поспать перед школой, но, когда она вышла из детской с Изумо в руках и сонным Хироши, шагающим за ней, она поняла, что надежда была глупой.

— Нии-сан! — захихикал Нагаса. Трехлетний забрался на старшего брата и тянул его за волосы, шлепал по лицу. — Вставай!

— Каа-чан, — буркнул Мамору, вяло моргая. — На меня напал демон.

— Нет! — радостно засмеялся Нагаса. — Не демон! Это я!

— Хмм, — Мамору сел, поймав хихикающего брата у себя на коленях. — Это и сказал бы демон.

— Нет! — хохоча, как маньяк, Нагаса вырвался из-под руки Мамору и побежал к кухне.

— Не так быстро, демон! — Мамору вскочил на ноги, в два быстрых шага догнал малышка и поднял его. — Ты точно еще не чистил зубы, прости, клыки, — он потянул брата за щеку, и Нагаса