Меч Кайгена - М. Л. Вонг

камнем.

— Мисаки, это неразумно, — холодно сказал Такеру. — Отпусти.

— Такеру-сама… — она смотрела на его лицо, искала намек на гнев, сочувствие или горе. Хоть что-то. — Простите. Я подвела вас. Я…

— Мы попробуем снова, — сказал он, словно она уронила яйца на пути с рынка. — После того, как ты вернешь силы, — ледяные ладони сжали ее руки, без усилий отцепили ее пальцы. — Отдыхай.

— Такеру, — прошептала она, он уходил. — Прошу…

— Делай, как сказано, — он закрыл дверь, и в тот миг он будто ударил ее. Нами, он будто взял Шепчущий Клинок и вырезал из нее все.

Что-то в Мисаки умерло в тот день. Она уж не видела мужа или Мамору, когда они проходили по дому вокруг нее. Каждую ночь Такеру решительно раскрывал ее кимоно, придавливал ее. Он вложил в нее еще ребенка, но она и его потеряла.

После второго выкидыша она стала считать себя куклой — твердой, не способной чувствовать и создать жизнь, ведь сама не была жива. Все слышали жуткие истории о кукловодах Цусано, управляющими кровью в телах мертвых и живых, заставляя их плясать, как кукол. Порой Мисаки гадала, не стала ли такой, не управляла ли своим телом каждый день, как куклой.

В груди куклы затрепетал пульс, когда в семью пришла Сецуко. Сецуко была первой, кто заговорил с Мисаки о выкидышах. Это была тема их первого спора… первого настоящего спора Мисаки за годы. Мисаки даже не помнила, что сказала, чтобы возмутить Сецуко — что-то о том, что была глупой или бесполезной, и Сецуко ударила лопаткой по плите.

— Прекрати это!

Мисаки могла лишь смотреть миг, а потом пролепетала:

— Ч-что прекратить?

— Ты говоришь такие гадости о себе!

— Ну… потому что…

— Плевать, почему, — рявкнула Сецуко. — Я не дам тебе звать себя бесполезной или злой, ясно? Я не потерплю этого!

— Но это правда, — возразила Мисаки. — Я не родила мужу сына за годы. У меня дважды был выкидыш. Как назвать такую женщину?

— Не бесполезной, — сказала Сецуко. — Не злой. Выкидыш не делает тебя плохой.

— Разве? Мой муж — сильный джиджака из рода, где всегда легко рожали сыновей. Если его дети умирают, не родившись, проблема не в нем, а во мне.

Мисаки думала об этом годами, решила, что это была ее вина. Она не хотела детей после Мамору. Не так пылко, как должна была. Это был грех против Наги и Нами.

Сильная джиджака, как Мисаки, могла утопить ребенка внутри себя, если не хотела его. Она не помнила, чтобы пыталась закончить беременности — оба раза она собиралась рожать детей. Даже если ее не радовала перспектива, она ожидала, что родит, но внутри нее было заперто так много горечи. Это могло вызвать выкидыш, пока она спала? Пока видела сны? Ее подсознание могло подняться, как демон, во сне и утопить детей?

— Ты этого не делала, — твердо сказала Сецуко. — Любой, кто пытается сказать, что ты это сделала, идиот.

— Но… наш свекор думал… — голос зазвенел в голове Мисаки, затыкая ее. Глупая женщина, ты это сделала! Ты убила моих внуков! Она годами сидела смирно, пока те слова проникали в ее разум, как яд. Ты убила моих внуков.

— Наш свекор мертв. Его мысли уже не важны. Иначе я бы тут не была, — окономияки, забытый на плите, стал дымиться. — Важно то, что ты думаешь. Ты думаешь, что выкидыш был по твоей вине?

— Надеюсь, нет, — Мисаки удивилась тому, как просто правда вырвалась из ее рта.

— Тогда это не твоя вина, — решительно сказала Сецуко.

Один из окономияки на плите загорелся.

— О, нет… — Мисаки двинулась к плите, но Сецуко остановила ее.

— Пусть горит! — заявила Сецуко. — Все равно вкус был бы ужасный. Слушай, я знаю, что выгляжу как тупая деревенщина — я такая — но я немного знаю о грязных делах, о которых знать не любит говорить. Моя тетя — повитуха. Она сказала бы тебе, что женщина не может избавиться от здорового ребенка, если не попытается сильно, и это часто убивает и ее. Избавиться от ребенка Мацуда было бы еще сложнее. Если бы ты была виновата в выкидышах, ты бы это знала.

Сказав это, Сецуко стала убирать бардак на плите, а Мисаки смотрела на нее в ступоре. Давно никто так не верил в нее. Она не знала, что с этим делать.

— Но если это была не моя джийя… — сказала она, ей не нравилось слышать страх в своем голосе, — то я сломана. А если я больше не могу рожать детей?

— Тогда у твоего мужа будет хороший наследник, Мамору, и тебе нечего стыдиться. Я думала, что ты говорила, что не хотела больше детей.

— Но я поэтому тут, — голос Мисаки дрожал. — Мой брак не был как твой, Сецуко. Я тут не из-за любви мужа. Я тут, чтобы рожать ему сыновей.

— Ты — инкубатор для детей? — Сецуко рассмеялась, морща нос.

Мисаки рассмеялась бы, но она была такой. И за годы это превратило ее в нечто мелкое.

— Потому он женился на мне.

— Но ты же ответила ему? — сказала Сецуко.

— У меня не было выбора, — ложь была слабой. Если бы Мисаки хотела, она могла бы убежать и сжечь мосты за собой. Это было не так просто…

— Мисаки, я знаю, что ты умная, у тебя большой словарный запас, благородное воспитание, образование в академии теонитов… но порой ты — самая глупая женщина из всех, кого я встречала.

— Ч-что прости?

— Почему бы не брать ответственность за то, чем ты можешь управлять, а не за то, чем ты не можешь?

— Я… — Мисаки думала возразить, а потом склонила голову, слова Сецуко впитались в нее. — Все рыбачки Такаюби такие умные, или только ты? — спросила она, наконец.

— Только я, — сказала Сецуко с довольной улыбкой. — Иначе как я получила красивого мужа намного выше моего положения?

— Логично.

— Слушай, сестренка, — Сецуко взяла Мисаки за руки. — Знаю, мы не так долго знаем друг друга, но ты не кажешься мне слабачкой, которая не может управлять своим счастьем.

— Я не знаю, что ты…

— Ты можешь играть со мной слабую и глупую, но это не сработает. Тут умная и сильная женщина, — Сецуко прижала ладонь к груди Мисаки. — Я бы хотела встретиться с ней.

Мисаки издала смешок — самый искренний звук, который исходил от нее за долгое время.

— Осторожнее с желаниями. Ты не…

Она сделала паузу, поняв, что чуть не сказала Сецуко о мече под половицами у их ног. Это должно быть скрытым. Не важно, как близко