Тайны Белого движения. Победы и поражения. 1918–1920 годы - Олег Гончаренко

Счастливо избегнувшие большевистских расправ, бежавшие в Финляндию чины армии не были встречены там с воодушевлением, подобно их товарищам в Норвегии, но этим им удалось избежать всех ужасов большевистского плена.

И последовавшего за пленом немедленного или постепенного физического уничтожения, проходившего в активно создаваемых в Архангельской губернии концентрационных лагерях.

Вместе с ЧК, продразверсткой и богоборчеством, ставшими неотъемлемой приметой устанавливавшейся в этом краю советской власти.

Глава шестая

Неудачи «Московской директивы» и отход на юг 1919–1920 гг

Старого мiра — последнiй сонъ:

Молодость — Доблесть — Вандея — Донъ.

М. И. Цветаева

Один из наиболее ярких эпизодов Похода на Москву стал знаменитый рейд 4-го Донского корпуса генерала К. К. Мамантова в августе 1919 года. В составе корпуса, специально созданного как ударная сила для прорыва фронта и действий в тылу противника, вошли лучшие казачьи подразделения, закаленные в боях под Воронежем и Царицыным в минувший год. После тщательной подготовки корпус смог провести глубокий конный рейд, результатом которого явились взорванные большевистские склады, разрушенные сообщения всего Южного фронта, рухнувшие мосты и многие сотни пленных красноармейцев. В ходе рейда на освобожденных территориях восстанавливались органы земского и городского самоуправления, формировались отряды самообороны, вооружаемые оружием, взятым в боях у красных. Так было в Воронеже, Ельце и Тамбове, в котором полученное от мамантовцев оружие было использовано в ходе крестьянского восстания 1920–1921 гг. под руководством Антонова.

На главном направлении наступления ВСЮР находился 1-й корпус Добровольческой армии под командованием генерала Александра Павловича Кутепова, в который входили части алексеевцев, дроздовцев, корниловцев и марковцев. Именно на этом направлении к началу октября 1919 года Добровольческая армия достигла наибольших успехов. 17(30) сентября 1919 года от красных был очищен Воронеж, 1(14) октября 1919 года части Корниловской дивизии заняли Орел. Конные разъезды корниловцев дошли до Мценска, а Партизанский генерала Алексеева полк, овладев местечком Новосиль, оказался в пределах Тульской губернии. До Москвы оставалось немногим более 250 верст. Состав ВСЮР с мая по октябрь 1919 года возрос с 64 до 150 тысяч человек, из которых 20 тысяч были оставлены на Черноморском побережье Кавказа для борьбы с Грузией и горцами Дагестана и Чечни, бандами в Северной Таврии, где с бандитами первоначально воевали гвардейские части, а также со всякого рода «национальными» формированиями из Астрахани и Азербайджана. Еще с января 1919 года в штабе ВСЮР был учрежден отдел, ведавший войсковыми их формированиями. Войска всех родов оружия организовывались обыкновенно в тылу и на фронт поступали в виде готовых формирований. Особым злом, по мнению Деникина, «было стихийное стремление к формированиям под лозунгом „возрождения исторических частей российской армии“»[125]. Главнокомандующий отмечал, что «„ячейки“ старых полков, в особенности в кавалерии, возникали, обособлялись, стремились к отделению, обращая боевую единицу — полк — в мозаичный коллектив десятков старых полков, ослабляя ряды и силу его… Такие формирования возникали… превращая иной раз идейный лозунг „под родные штандарты“ в прикрытие шкурничества…»[126]. Это замечание Деникина со всей полнотой относилось и к гвардейским формированиям, определяя их задачи на первых порах как сугубо конвойные или милицейские функции на не самых сложных участках фронта. Этим объясняется пребывание, например, Кирасир Его Величества в Феодосии и их дальнейшая дислокация в местах проживания немецких колонистов в Таврии, так называемых «колониях»: «Все нижние чины Сводного полка Кирасирской дивизии, кроме Конной Гвардии, расположенной отдельно, размещены в громадном здании Эйгенфельдской школы. Там же офицерское собрание, цейхгаузы и комната дежурного офицера. В первые дни пребывания в кол(онии) Эйгенфельд все кирасиры лейб-эскадрона помещались в большой зале верхнего этажа, но ввиду неудобства этой комнаты, проходной к помещению Кавалергардов, вскоре переселились в нижний этаж, где повзводно заняли два класса…»[127]. В это же время ударные части 1-й Добровольческой армии озабочены совсем иным: «В зимних боях (1919 года. — Авт.) мы измотались. Потери доходили до того, что роты с двухсот штыков докатывались до двадцати пяти. Бывало и так, что наши измотанные взводы по семь человек отбивали в потемках целые толпы красных. Все ожесточели. Все знали, что в плен нас не берут, что нам нет пощады. В плену нас расстреливали поголовно. Если мы не успевали унести раненых, они пристреливали сами себя…»[128]. В то же время в Северной Таврии повседневная жизнь Сводно-кирасирской дивизии текла своим чередом: «Каждый день, после окончания уборки лошадей, идут интенсивные занятия: пеший строй, владение оружием, езда на попонках, стрельбы из пулемета и т. д… В свободное время — спевки; изредка, по праздникам, раздается чарка водки… Все офицеры Сводного полка Кирасирской дивизии обедали и ужинали вместе в Офицерском собрании, что имело большое значение для сближения между собой представителей всех полков дивизии… Питание ввиду очень стесненного материального положения офицеров было довольно плохое и лишь иногда сдабривалось глотком водки из единственной рюмки, которой хозяин Собрания, штабс-ротмистр Похвиснев, лично обносил всех присутствующих»[129].

В армейских частях ВСЮР было и иное поветрие, выражавшееся в формировании всякого рода «частей особого назначения», возможно перенятого ими у большевиков с их ЧОНами. Так, у барона Врангеля ротмистр Баранов возглавлял «Летучий отряд Особого назначения Кавказской Добровольческой армии». Предназначение отряда, определенное Барановым, была «борьба с крамолой». Генерал Шкуро был известен своими «волчьими сотнями», которые несли функцию его личной гвардии, однако со временем утратили свое боевое значение из-за обремененности добычей, которую чины «волчьих сотен» таскали за собой по фронтам. Ставропольский военный губернатор генерал Глазенап создал «карательные отряды», ставшие, по замечанию главнокомандующего, «лейб-охраной богатых местных овцеводов»… Со всеми этими явлениям штаб ВСЮР боролся, но в целом, они не были изжиты до самого конца Белой армии. В подборе новых генералов штабом ВСЮР были приняты меры по просеиванию и тщательному выбору кандидатур Особой комиссией под председательством генерала Дорошевского, а впоследствии Болотова. Штаб армии шел на это, чтобы наладить взаимодействие между всеми ее чинами, в особенности в преддверии крупного похода: «Трудно было винить офицерство, что оно не желало подчиняться храбрейшему генералу, который, командуя армией в 1917 году, бросил морально офицерство в тяжелые дни, ушел к буйной солдатчине и искал популярности демагогией… Или генералу, который некогда, не веря в белое движение, отдал приказ о роспуске добровольческого отряда, а впоследствии получил по недоразумению в командование тот же, выросший в крупную добровольческую часть, отряд. Или генералу, безобиднейшему человеку, который имел слабость и несчастье на украинской службе подписать приказ, задевавший достоинство русского офицера…»[130]. Генерал-квартирмейстер ВСЮР Юрий Павлович Плющевский-Плющик предлагал Деникину усилить в ходе отбора генералитета и офицерства для ВСЮР органы контрразведки бывшими жандармскими офицерами, однако эта идея поддержки демократически настроенного Главнокомандующего не получила.

…Одну из трудностей тыла накануне Похода на Москву, являли собой и военно-морские силы Юга России. На одном только Севастопольскому рейде находились остатки императорского Черноморского флота, линейный корабль «Воля», крейсер «Кагул», более десятка миноносцев, несколько подводных лодок, старые линейные корабли и множество вспомогательных судов. Большинство из судов требовали капитального ремонта. Штаты морских учреждений росли непомерно, «собравшееся в большом числе морское офицерство томилось бездельем, а боевая готовность даже ничтожного числа судов… подвигалась плохо…»[131].

Главнокомандующий стоял перед трудным выбором подходящей фигуры для командования белым флотом. Не имея знакомств в морской среде, Деникин был вынужден полагаться на мнение моряков, известных ставке Главнокомандующего. При всем кажущемся многообразии выбора, Деникин признавался, что в итоге «получалась картина полного безлюдия»; лишь два имени, назывались в качестве достойных кандидатур для того, чтобы возглавить белый флот. Князь Михаил Борисович Черкасский, по мнению знавших его офицеров, затерялся где-то в необъятных пространствах Советской России. На самом деле, плененный большевиками в декабре 1918 года в Полтавской губернии, он был расстрелян ими в январе 1919 года. Кроме него был и вице-адмирал Михаил Павлович Саблин, о котором в штабе ВСЮР было известно, что какое-то время назад он был начальником Новороссийского порта при большевиках, но в данный момент, по некоторым сведениям, находился где-то за границей. В итоге выбор пал на полного адмирала Василия Александровича Канина. Скрепя сердце Деникин назначил Канина исполняющим дела Черноморского флота, ибо, несмотря на его авторитет в морской среде и авторитетное имя, Василий Александрович «качествами белого вождя» не отличался. Канин продержался до марта 1919 года, когда отыскавшийся Михаил Павлович Саблин прибыл в распоряжение Главнокомандующего и сменил на посту незадачливого Канина. Прибыв, Саблин распорядился направить дредноут «Генерал Корнилов», три подводные лодки, включая знаменитую белую подводную лодку «Тюлень», и пять миноносцев в доки Новороссийска, где ремонтные бригады порта приступили к их немедленному ремонту и вооружению, а морской штаб — к укомплектованию личными составами. К лету 1919 года, ко второй попытке ВСЮР овладеть Новороссией и Крымом, в составе белого флота числился 1 крейсер, 5 миноносцев, 4 подводных лодки, двадцать вооруженных пароходов, лодок и барж. К осени того же года к ним добавился дредноут «Генерал Алексеев» и некоторые суда, ранее захваченные союзниками и теперь возвращенные Деникину.