Дядя Лёша - Мария Семенова

Когда Вадим с букетом белых роз вошел в квартирку своей невесты, чтобы ехать во Дворец бракосочетания, он застыл на пороге. Платье из какого-то бело-серебристого материала, воздушного, но не прозрачного, плотно охватывало стройную фигуру Валерии, которая казалась еще выше в белых туфельках на тонком каблуке. Валерия отвергла традиционную фату, и на ее густые черные волосы, уложенные в пышную прическу, была надета изящная белая шляпка. Глубокие черные глаза смотрели на Вадима загадочно и призывно. «Вы сгубили меня, очи черные, — вдруг вспомнилось ему. — Как люблю я вас, как боюсь я вас». Вадим усмехнулся: обычный мандраж холостяка, который идет к венцу. Сколько раз Вадим наблюдал такое состояние на свадьбах своих приятелей, сколько раз добродушно над ними подшучивал. И вот теперь то же самое происходит с ним самим. Через какой-нибудь час эта черноокая фея станет Валерией Вороновой, его женой.

Свадебные мероприятия разворачивались в полном соответствии с установленным на этот предмет протоколом. Гости постепенно собирались на подступах к тому помещению, где через некоторое время их ожидает радость присутствовать при кульминации матримониального действа. Поблизости толпились группами незнакомые соседи по очереди за свидетельством о безоблачном семейном счастье и их болельщики. Команда Вороновых проходила третьими, во-о-он за теми (пухленькой подержанной блондинкой лет тридцати пяти и худощавым жгучим брюнетом с пронзительными глазами навыкате).

Пока же под доносившиеся звуки чужих Мендельсонов гости кучковались по принципу знакомства и переговаривались вполголоса. Мужчины подходили к Вадиму, похлопывали по плечу, поздравляли, совершенно искренне отмечали исключительные внешние данные невесты и вполне убедительно говорили о ее добродетели и высоких душевных качествах, а некоторые указывали и на редкий ум. Женщины тяготели более к флангу невесты и также выражали свое ободрение и одобрение. Все были довольно скованны, многие волновались, некоторые переживали.

Наконец двери к официальному счастью раскрылись и перед Вороновыми. В другом конце парадного зала исчезал (гораздо более оживленный, чем на подступах к торжественному моменту) хвост предыдущей процессии, а помреж из дворцовой обслуги как-то ни для кого незаметно расставлял подобающим образом Валерию и Вадима, свидетелей, родителей и массовку.

Вадим, который до последней минуты побаивался этого события, вдруг испытал знакомые чувства чемпиона, награждаемого медалью. Он был счастлив абсолютно, как победитель Уимблдона в момент получения долгожданной награды. Играл оркестр, они стояли в центре роскошного зала, и им говорили напутственные слова, которые Вадим слышал неоднократно, но сегодня почему-то они казались ему трогательными и многозначительными. Он надевает кольцо на палец Валерии, целует ее, звучат слова «Объявляю вас мужем и женой». К ним подходят родители, родственники, Гриша Проценко, улыбаясь, трясет Вадимову руку двумя своими, потом неловко чмокает в щеку награду, обретенную его другом. Лицо Валерии с каждым новым букетом все более скрывается от внешнего обзора, и к моменту запечатлевания торжества для потомства фотограф по-хозяйски раздает большую часть сводного букета близстоящим, оставив молодой жене лишь небольшую охапку.

Торжественная часть завершена.

В антракте перед концертом свадебный кортеж направляется к выходу из дворца, где на набережной ждет роскошный лимузин. Он повезет молодых по проспектам и набережным Петербурга, чтобы все видели, как они красивы и счастливы. Молодоженов поджидают Медный всадник, Стрелка Васильевского острова. Вечный огонь Марсова поля… По техническим причинам вполне вероятен и краткий заезд на квартиру Вороновых-младших, где можно оставить груз столовых приборов, бокалов чешского стекла, наборов постельного белья и прочих полезных хозяйственных предметов, которыми молодая семья успела обрасти за первые полчаса своего существования. Затем опять проспекты и набережные Петербурга и, наконец, неофициальная кульминация в «Невском паласе».

Швейцар в ливрее распахнул парадные двери, и Вадим на руках перенес свою молодую жену через порог. Свидетельница Алина осыпала их лепестками роз, гости аплодировали; вслед за молодыми все неторопливо продвигались в отведенный им зал. Приглашенный на торжество оркестр встречал пока еще в меру громкой мелодией. «Ах, эта свадьба, свадьба, свадьба пела и плясала…», а солистка поднесла молодоженам на вышитом полотенце пирог, посредине которого красовались два печеных голубка с хохломской солонкой между ними. Вадим принял пирог и стоял в растерянности, пока подбежавший официант не выручил его: подхватил блюдо и объяснил, что молодоженам надлежит отщипнуть по кусочку хлеба-соли, а потом отнес блюдо на стол. Бесстрастные, пока еще трезвые, объективы фото- и видеокамер скрупулезно отражали каждую сцену второго действия.

Оркестр умолк, но процесс рассадки шел неторопливо: молодые были заняты приемом поздравлений и подарков от тех, кто в первом акте ролей не имел, а остальные неловко жались к стенам или бродили вокруг накрытого стола, разглядывая обильные закуски и не решаясь садиться раньше виновников торжества.

Неожиданно на фоне общего гомона отчетливо прорезался индивидуальный баритон:

— Во-от они где! Слава Богу, успел вовремя. — Баритон принадлежал безупречно одетому плотному лысеющему мужчине с круглым приветливым лицом. Новый гость шагал к молодым под собственный монолог:

— Здесь свадьба? Драку заказывали? Как так — нет? Уплочено!

Подойдя к новобрачным, он на секунду застыл, потом, забормотав: «Поздравляю! Поздравляю!» — троекратно расцеловал обоих. Приглушенный рокот голосов смолк сам собой. Свадебный генерал отошел на два шага, оценил пару взглядом, всплеснул руками и дал твердую оценку: «Хороши, хороши!» Затем щелкнул пальцами; от дверей отделились два амбала и с легкостью двинулись к эпицентру, неся на руках огромный короб.

Вадим догадался, что это и есть Валентин Эдуардович, владелец «Гончего пса». Его лицо показалось знакомым, причем с ним связывалось что-то неприятное, но что это было Вадим никак не вспомнить.

— Вот вам для комфорту, — как ни в чем не бывало комментировал Эдуардыч. — Мини-коптильня. Немецкая. Старайся, Лерка, корми спортсмена, а то без жратвы какие рекорды! Да и тебе кое-где мясца не худо подкопить. Для мягкости. Коптит что хочешь: хочешь — колбасу, хочешь — корюшку. Электрическая. Полезный объем — четверть куба. Так что плодитесь и размножайтесь: такую капеллу можно накормить — ого-го!

Технологическое чудо заняло свое место возле стола с подарками. Эдуардыч окинул зал:

— А что ж не садимся? Пора.

Гости как по команде двинулись от стен к столу. Генерал глазами отметил метрдотеля, поманил его, дал какие-то указания. Амбалам взглядом показал на угол ближе к оркестру, куда под присмотром метрдотеля мигом принесли два столика, сдвинули и начали накрывать. Сам генерал направился к молодым, бывшим уже во главе стола, но еще не садившимся.

— А для пробы кое-что мои ребята вам завтра подвезут. Знаешь, в кошелек, если даришь, надо денежку положить, так я вам хрюшу приготовил. Молоденькую, килограмм десять-двенадцать. Уж извини, сюда не привез: у меня в тачке только фризер под напитки, а ее морозить нехорошо — парная.

— Слушай, я его мог где-нибудь видеть? — шей потом спросил Вадим у Валерии.

— Да вряд ли… — ответила та. — Разве что в казино.

Гости тем временем рассаживались, Эдуардыч озабоченно и деловито повертел головой и продолжил, обращаясь к оказавшейся неподалеку Нонне Анатольевне, безошибочно угадав в ней мать Вадима:

— Коптить-то где будете? Этим пока не до копчения: первая брачная ночь и всякое такое. Секс, в общем. Так, может, пока и агрегат, и чушку старикам забросить? Так и есть, конечно, к вам. Завтра с утра и закинем.

Нонна Анатольевна несколько обиделась на «стариков», но в целом чудаковатый щедрый гость показался ей симпатичным.

Потом началось застолье и свадебные тосты. Каждому хотелось выступить и сказать что-нибудь приятное. Особенно усердствовали родственники Вадима. Большим успехом пользовалось выступление моложавой тетушки Вадима Вадимовича, которая пустилась в трогательные воспоминания о первых днях жизни Вадюши: такого крошечного принесли. Маленький лежит, сморщенный, красный, ну прямо обезьянка. И совершенно лысый!

Почему-то больше всех хохотал Валентин Эдуардович, хотя сам был тоже красный и лысый и вполне напоминал обезьяну, но не крошечную, а старого самца орангутанга, правда выбритого и приодетого.

Алина Лисовская первая обнаружила, что осетрина горькая и салат горький. И все хором подхватили: «Го-орько! Го-орько!» Вадим всю жизнь считал это дурацким обычаем, но делать было нечего — он встал рядом с Валерией и поцеловал ее на глазах у всех. После третьего «горько!» Эдуардыч, исполнявший отчасти роль посаженого отца-покровителя, встал и, внимательно следя за целующимися, начал считать: