Пока живу, люблю - Алина Знаменская

— Игоря нет, как видишь. Одна пришла. Одновременно обе увидели в окно, как широкими шага ми в сторону их подъезда движется Юлькин Игорь Мать глубоко вздохнула. Вика поставила чайник на газ.

Потом пили чай и слушали, как ругаются в соседней комнате Юлька с Игорем. Едва бурная ругань переплавилась в равномерное «бу-бу-бу», мать выпустила из кухни Ромку. Когда мать отважилась сама выползти на разведку, в проходной комнате она нашла только внука. Ромка сидел на полу и рвал Викины ноты. Юлька с Игорем оккупировали спальню.

Утром, когда Игорь ушел на работу, а мать повела Ромку на прогулку, Вика принялась гладить белье. Юлька кругами ходила рядом по квартире. Вика прекрасно знала эту манеру своей сестренки. Той наверняка что-то было нужно от Вики, и она не знала, как помягче изложить свою просьбу.

— Сколько комнат у твоих хозяев, Вика? — наконец приступила Юлька, схватив журнал «Крестьянка» и бесцельно листая.

— Пять. — Вика брызнула на пододеяльник водой из стакана и провела утюгом. От белой поверхности поднялось облако пара.

— Живут же люди! — выложила Юлька готовую фразу.

Вика пожала плечами.

— А тут бы хоть одну! Одну-разъединую комнату! Но чтобы — никого. Ты не представляешь, Вика, что такое жить со свекровью! — Нет, почему же? Представляю.

— Ага! По рассказам. А я на собственной шкуре испытала! Сует свой нос во все дырки. Приходит к нам в спальню утром и роется в шкафу. У нас в спальне стоит ее шкаф, и она каждый день приходит туда за своей кофтой! Нет, ну забери ты свою кофту совсем! Я ей так и намекнула. Так знаешь, что она мне ответила?

— Что?

— Что это ее спальня, ее шкаф и ее дом. И что она сама себе хозяйка.

— Может быть, у мамы тебе будет лучше?

Вика развернула пододеяльник и стала гладить другую сторону. Но краем глаза заметила, как Юлька поморщилась при ее словах. Вика вообще многое стала замечать последнее время.

— У мамы… Хорошо тебе рассуждать так, на расстоянии. Мама тоже не сахар. Она постоянно болеет и все время жалуется. Тут не шуми, там музыку не включай.

— А как ты хотела?

— Я хочу жить одна!

— В чем же дело? Снимайте квартиру и живите.

— Ты что, издеваешься? — Юлька наконец отбросила истерзанный журнал. — На какие шиши? Игорь у нас в Первомайске сроду таких денег не заработает, чтобы и жить прилично, и квартиру оплачивать. Ты как с неба свалилась! Хорошо тебе — убежала от всех наших проблем, оставила нас тут одних.

Вика оторвалась от своего занятия и внимательно посмотрела на сестру. Та под Викиным взглядом смешалась. Догадалась, что ляпнула лишнее. Или же ляпнула преждевременно. Вика пожала плечами и сложила пододеяльник. Принялась за свой дачный халат.

Юлька пометалась по комнате, пересела в другое кресло, схватилась за другой журнал, который сразу же отбросила в сторону.

— Мы с Игорем решили уехать работать на Север! — выпалила она и уставилась на сестру. Вика некоторое время молча гладила свой халат, не реагируя на Юлькино признание. Тогда Юлька добавила:

— Зарабатывать на квартиру.

Вика принялась за оборочку и, когда справилась с ней, невозмутимо поинтересовалась:

— А у мамы спросила?

— Ты что! У мамы! Естественно, мама будет против! Она и слушать не захочет. Там же морозы и все такое.

— А ты морозов не боишься?

— Не знаю. Мне нужна квартира. И я поеду с мужем, и мы вместе будем работать. На мою зарплату жить, а его заработок откладывать. Лет за пять мы накопим.

— Ты так говоришь, будто у тебя нет ребенка, — заметила Вика.

Юлька водила пальцем по полировке журнального столика. Туда-сюда.

— Не пачкай стол, я его вчера еле оттерла, — бросила Вика и повесила халат на вешалку.

— Вот-вот, в этом вся и проблема, — вздохнула Юлька.

— Ты вздыхаешь, будто тебе его подкинули.

— Ну давай! Наезжай на меня! Читай мне нотации, что я заделала ребенка до свадьбы! Ты ведь не знаешь, что такое страсть! Влечение к мужчине. Когда теряешь голову! Ты, конечно, можешь тыкать меня носом! Учить! Мало я от мамы наслушалась, так еще и ты туда!

Юлька зашмыгала носом, схватила из стопки глаженого белья кухонное полотенце и вытерла лицо.

— Чего ты от меня хочешь, не пойму? — прямо спросила Вика и принялась гладить Ромкино белье.

Юлька еще некоторое время потерзала полотенце, не зная, с какого боку приступить к изложению задуманного.

— Ты ведь любишь Ромашку? — спросила она самым невинным тоном.

Вика насторожилась.

— Что за вопрос?

— Любишь или нет? — повторила Юлька.

— На такие глупые вопросы не отвечаю. Он мой племянник со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Викино заявление сестру заметно приободрило. Она сложила полотенце вчетверо, положила на спинку кресла и принялась разглаживать его ладонью.

— Понимаешь, если я оставлю его с мамой, ей одной будет трудно. Она часто болеет, у нее давление подскакивает…

— Ты решила оставить полуторагодовалого ребенка на мать?! Ты что, Юлька, свихнулась?

— Ну вот! Я так и знала: ты меня еще не выслушаешь, а выводы уже сделаешь.

— Ну так вразуми меня.

— Ведь ты жила здесь с мамой раньше?

— Ну…

— И работа у тебя была хорошая. Они наверняка тебя с руками оторвут назад.

— К чему ты клонишь, Юлька? Хватит ходить вокруг да около.

— Мама по сменам работает, а ты — нет. У тебя в музыкалке вообще свободный график. Ты можешь расписание составить под себя, как тебе удобнее.

— Если ты забыла, я тебе напомню: я не работаю больше в музыкальной школе. О каком расписании речь? Вообще о чем мы говорим?

— О Ромке. Я бы с радостью доверила его тебе. Своей родной сестре.

— Вот как?

Вика отставила в сторону утюг. Сложила аккуратной стопкой отутюженные вещи племянника. И положила их на журнальный столик перед Юлькой.

— Значит, меня ты, как пешку, взяла и переставила с одного места на другое.

— Нет, а что тебя там держит? — не унималась Юлька. — Что это за работа в тридцать лет: гувернантка? Это унизительно, тебе не кажется?

— Ты так считаешь? А взять на себя воспитание племянника, малого ребенка при живых родителях, это как?

— Это — самоотвержение!

— А ты спросила меня, хочу я самоотвергаться?

— Вика, ну ты же… У тебя же нет своей семьи… Если бы ты была замужем и у тебя было бы положение, как у меня, я бы…

— Что-то не верится. До сих пор все я была должна тебе, а не наоборот.

— Еще вспомни, как нянчила меня и за руку водила в детский сад.

— А почему не вспомнить? Ты из меня кровушки попила…

— Знаешь что? — подскочила Юлька. — Тебя деньги изменили, Виктория! Раньше ты другая была! Раньше тебя о чем ни попросишь, ты — с радостью! А теперь воображаешь! Зарабатывать стала много?

Вика улыбалась, складывая и убирая гладильную доску. Деньги… Знала бы Юлька, ЧТО ее изменило… Да разве это одним словом назовешь? Конечно, виной всему Маринина записка. Кто бы мог подумать…

— Вот что я тебе скажу, сестренка, — начала Вика, открывая шкаф, чтобы разложить белье по полкам. — Твое дело сейчас — растить своего ребенка. Ему нужна мать. У тебя и так нагрузка: ты учишься. А когда подрастет немного, тогда и осуществляй свои планы. Но желательно, не ходи по чужим головам.

— Это по чьим головам я хожу? По вашим с мамой, что ли? Вы обе — одинокие женщины. Да вы радоваться должны, что я вам ребенка доверяю!

— Спасибо за доверие, сестричка. Но я предпочитаю дождаться своих.

— Дождаться? — Юлька расхохоталась. Вышло слегка истерично. — Ты, может, собираешься родить от святого духа? Дождаться! Детей не дожидаются, их заводят! Сначала, если хочешь знать, девственность надо потерять!

Вика закрыла дверцу шкафа и прислонилась к ней спиной. В детстве, когда Юлька подобным образом доводила Вику, дело частенько кончалось дракой. Вика была сильнее, но Юлька оказывалась более ловкой. И еще — Юлька кусалась. Теперь же драться было глупо, а терпеть Юлькино хамство Вика больше не могла. Она вынула из шкафа плечики с сарафаном и прошла в спальню.

— Ты просто ворчливая нудная старая дева! У тебя никогда не будет мужа и тем более — ребенка! — прокричала Юлька в закрытую дверь спальни. И с рыданиями забежала на кухню. Она рыдала громко, чтобы слышали соседи. Она всегда так делала, когда они были маленькими. Чтобы соседи рассказали маме. И Вике бы влетело. Сегодня она делала это по старой привычке. Забыла, наверное, что уже взрослая.

Вика застегнула сарафан и вышла на улицу. Двор был тих и пуст. Только Юлькины рыдания доносились из форточки и разбавляли эту тишину. У Вики не было злости на сестру. В глубине души она жалела Юльку и понимала ее. И все же боль и обида не отпускали. Самое обидное — так это то, что в Юлькиных словах не было клеветы. Все так и есть. Она обречена на одиночество!

Вика вся ушла в свои мысли и поэтому не обратила внимания на звук приближающейся машины. А когда увидела черный помятый «штирлиц», едва поймала свое сердце. Оно сначала подпрыгнуло, потом упало в ноги, а затем лихорадочно запрыгало. Прыжки сердца отзывались во всем Викином существе. Она сумела поймать свое сердце за хвост и посадила на место.