Две сестры - Эйлин Гудж

— Скорее уж этого можно было ожидать от Теи, — откликнулся он: в их семье старшая сестра славилась тем, что с ней вечно случались всякие несчастья.

— Ну, ты же знаешь поговорку насчет яблока, которое падает недалеко от яблони.

Так оно, наверняка, и происходит, хотя Олли понятия не имел, недалеко от какой яблони упал он сам. Внешне он походил на обоих родителей, а во всем остальном… С таким же успехом он мог оказаться инопланетянином, случайно заброшенным в эту временами буйную, но тем не менее совершенно обычную семейку. Во-первых, он стал первым из мужчин рода Оливейра, кто предпочел сушу плаванию по морю. Пусть даже трое его старших братьев — слесарь-сантехник, офицер полиции и торговый представитель — тоже не стали продолжателями семейного бизнеса, но они, по крайней мере, в свободное время обожали рыбачить. Как, впрочем, и его сестры — Кэти однажды выгрузила с борта отцовской лодки на берег тридцатифунтового рифового окуня, а Тереза, которая жила в Айдахо с мужем и детьми, пристрастилась к ловле рыбы нахлыстом[53]. Олли был единственным в семье, кто не желал иметь ничего общего с рыбой, разве что любил ее есть.

Тем не менее по будням он каждое утро вставал ни свет ни заря, чтобы помочь отцу выгрузить на берег улов, а потом садился в семейный фургон и отвозил рыбу оптовым покупателям. Так что к тому времени, когда он появлялся в книжном кафе, приняв душ и переодевшись, он уже успевал переделать уйму работы.

— Должно быть, она — нечто особенное, — заметила мать, наблюдая за тем, как он орудует на кухне.

На лице у нее было написано многозначительное понимание, хотя о Керри-Энн он не рассказывал ей ничего, кроме того, что ему нравится работать с ней в паре. Значит, или в словах Фредди, когда она утверждала, что знает, чем занимаются ее отпрыски, даже не видя их, была доля истины, или же Линдсей просветила ее на этот счет.

— Видишь ли, я пообещал Линдс, что принесу десерт. Ну а поскольку это все-таки день рождения, то… — Он старался всем своим видом убедить мать в том, что у нее не может быть ни малейшего повода для беспокойства. Она знала лишь, что Линдсей устраивает дома маленькую пирушку, на которую был приглашен и ее сын. На плите засвистел чайник. Олли выключил газ и налил кипятка в заварочный чайник.

— Уверена, твой шедевр произведет неизгладимое впечатление. — Самая обыкновенная фраза, но в ней содержался скрытый намек.

— Ну, ты же понимаешь, все-таки круглая дата — тридцать лет. Это не совсем рядовая вечеринка, верно? — доставая кружку из шкафчика над раковиной, жизнерадостно откликнулся Олли, несмотря на предательский холодок в животе.

Мать улыбнулась и кивнула.

— Тридцать? И только? Я бы дала ей больше.

«Ага, начинается!» — подумал он.

— Это потому, что ты ее не знаешь.

— Почему же, она показалась мне довольно милой. — Это было универсальное замечание, которое мать отпускала в адрес как подружек его самого, так и его братьев, если они почему-либо ей не нравились.

Олли налил чаю матери, не сводя с нее внимательного взгляда, и поставил кружку перед нею. Ее лицо ничего не выражало, вот только морщинки в уголках губ стали глубже. Скорее всего, она размышляла, насколько серьезно он увлекся женщиной, для которой печет торт в субботу вечером, тогда как прочие молодые люди в его возрасте в это время развлекаются вовсю.

— Она действительно очень милая, — с некоторым вызовом произнес он. — Если хочешь знать, у нас с ней много общего.

— В самом деле? — Слегка изогнутая бровь и ничего более.

Он бесстрашно бросился в омут:

— Да, она очень даже ничего. Она меня заводит, если ты понимаешь, о чем я.

— Неужели? Никогда бы не подумала.

В голосе Олли проскользнули отчетливые нотки недовольства.

— Откуда тебе знать, какая она? Ты ведь виделась с ней один-единственный раз. — Несколько недель назад Фредди заглянула в книжный магазин, чтобы забрать книгу, которую заказывала.

Фредди ответила все тем же невозмутимым тоном:

— Я всего лишь хотела сказать, что ты и она — совершенно разные люди.

— Ну, она же не виновата в том, что ее так воспитывали, правда? — Он с такой силой опустил сахарницу на стол, что у той задребезжала крышечка.

— Нет, полагаю, не виновата. — Похоже, Фредди задумалась над собственными словами, насыпая себе в чай ложечку сахара и медленно размешивая его. — Но, сынок, если я чему-нибудь и научилась в этой жизни, так это тому, что большинству людей не удается убежать от своего воспитания. Я не хочу сказать, что у нее совсем нет достоинств, но, судя по тому, что рассказала мне Линдсей, в ее жизни неприятностей было больше чем достаточно.

На щеках у Олли заиграли желваки. Черт бы побрал Линдсей и ее длинный язык!

— Это все в прошлом, — сердито парировал он.

— Ты так уверен в этом? — поинтересовалась мать, поднося к губам дымящуюся кружку.

Он попытался найти нужные слова, чтобы она поняла. Он должен все сделать для этого.

— Ты забыла о том, каким я сам был в школе? Но ты и папа не поставили на мне крест. Вы дали мне возможность исправиться. Так почему же ты лишаешь Керри-Энн такого шанса?

— Я ничего не забыла. — Взгляд светло-голубых глаз Фредди скрестился с его взглядом поверх кружки с чаем. — Но тогда тебе было только шестнадцать, и тебе нужно было дать всего лишь хорошего пинка, чтобы выбить из тебя дурь. А вот с некоторыми все не так просто. Есть люди, которые борются всю жизнь, но у них ничего не получается.

Слова матери еще долго звучали у него в ушах, даже после того, как она допила чай и ушла спать.

* * *

— Олли, какая прелесть! — воскликнула Линдсей, открывая на следующий вечер коробку с тортом и глядя на то, что Олли считал на данный момент своим лучшим творением. Четыре коржа были проложены взбитыми сливками, глазированы сверху горьким шоколадом и посыпаны молотыми орехами. — На сей раз ты действительно превзошел самого себя.

— Ты уверен, что там, внутри, нет обнаженной леди, которая только и ждет, чтобы выскочить наружу? — С этими словами мисс Хони придвинулась поближе к торту.

— Неужели нам придется ждать окончания ужина, чтобы попробовать это чудо? — пошутил Грант и заработал ласковый шлепок ладонью от Линдсей, когда попытался подцепить пальцем шоколадную глазурь.

Единственная, кто лишился дара речи от изумления, была сама именинница. Керри-Энн смотрела на торт так, словно никогда не видела ничего подобного, а Олли изо всех сил старался не слишком откровенно пожирать ее глазами. Еще никогда она не казалась ему такой красивой. На ней были черные вельветовые джинсы и темно-синяя блузка с широкими рукавами из какой-то полупрозрачной ткани, расшитой золотой нитью, которая колыхалась на ней при каждом движении и сквозь которую угадывался контур черного бюстгальтера. На каждую руку она надела по нескольку цветных браслетов с отполированными до зеркального блеска брелоками, которые то и дело звенели и загадочно поблескивали. Он заметил, что на этот раз ее макияж был приглушенным и не портил природную красоту Керри-Энн и что розовые пряди в ее волосах почти совсем поблекли, открывая их естественный рыжеватый цвет. От нее приятно пахло — это был какой-то цитрусовый аромат.

Олли постарался напустить на себя небрежный и равнодушный вид, но сердце гулко билось у него в груди, а в голове неотвязно крутились мысли: «Не сочтет ли она, что это уж слишком? Не кажусь ли я ей чрезмерно назойливым? Быть может, стоило подарить ей открытку с поздравлением и флакон духов?»

— Мне еще никогда не дарили торты, испеченные специально по случаю моего дня рождения, — наконец разлепила губы Керри-Энн.

Куда-то подевалась ее самоуверенность крутой девчонки, которая служила ей маской. Она казалась мягкой и ранимой, как в тот день, когда он возил ее на свидание к дочери. В это мгновение он заметил в ней черты маленькой девочки, которой она была когда-то, грустной и одинокой, чьи дни рождения были скучными и обыденными, потому что никто не давал себе труда поздравить ее, вкладывая в это свое сердце. Она повернулась к Олли:

— Не стоило так стараться из-за меня.

Он вдруг смутился, сам не зная отчего.

— Эй, тридцать лет исполняется не каждый день, и эта дата заслуживает чего-нибудь большего, нежели дежурная поздравительная открытка, разве нет? — пробормотал он, стараясь перевести все в шутку.

Керри-Энн закатила глаза с таким видом, словно тридцать — это уже очень древний возраст.

— Не напоминай мне об этом.

Они обменялись взглядами, что не осталось незамеченным Линдсей, судя по тому, как пристально она посмотрела на них. Олли ощутил глухое недовольство. Он всегда относился к Линдсей как к старшей сестре. Пожалуй, это было недалеко от истины, поскольку его собственные, родные сестры, Тереза и Кэти, всегда с удовольствием совали нос в его личную жизнь.