Эквилибрист. Путь долга - Михаил Катюричев

— И снова Старик в темноте, с девушками, вином и музыкантами, — насмешливо комментирует появившийся из тени деревьев Элеандор, — некоторые вещи никогда не меняются.

Рядом с лучником следует и Ниа. Похоже, девочка уже утомилась, но если я ее хоть немножко знаю, не уйдет отсюда пока у маэстро Кайна не кончатся песни.

— Все меняется, Эл, — грустно возражаю я, — все меняется. Пятерки больше нет, я теперь гребаный аристократ и владелец куска земли не пойми где, с кучей врагов и горсткой друзей. Важная, по местным меркам шишка. Пойдешь ко мне советником по информации?

— Пойдешь ко мне помощником по безопасности? — парирует тот.

— Понял, заткнулся, с глупыми предложениями не лезу, — у Элли всегда здорово получается поднимать мне настроение, — а чем ты планируешь заняться?

— Отправлюсь путешествовать, — мечтательно улыбнулся Элеандор, — я, например, еще ни разу не был на островах. Не прямо сейчас, конечно. На ваших свадьбах я еще погуляю.

— Послушай–ка Эл, а у тебя остались старые связи дядюшки? — тихонько спросил я, убедившись, что все остальные не обращают на нас внимания, — есть одно дело…

Часть 2

Глава 1

Есть своя прелесть в том, чтобы наблюдать картины в свете восходящего солнца. С того момента, как розовая полоска только–только показывается над горизонтом и до тех пор, пока светило полностью не поднимется над городскими крышами, сквозь широкие окна заливая картинную галерею мягким осенним светом. Все оттенки серого, видимые ночным зрением, вдруг начинают преображаться, картина оживает. Игра теней и пока еще неярких красок создает призрачные образы, которые через минуту выглядят уже совсем иначе. Цвета словно рождаются где–то в глубине, постепенно проявляясь на холсте, двигаясь, словно живые, смешиваясь и постепенно занимая то единственное место, что предназначила им воля художника, открывая первоначальный замысел во всем его великолепии. Эта игра завораживает, кажется, что тени разумны, и сегодня просыпающаяся на твоих глазах картина вдруг обретет нечто новое их волей.

— Доброе утро, барон! Вы любите живопись?

И кому не спится в такую рань? Приличные аристократы не встают раньше полудня, потому как гулять начинают только после восемнадцатого тайса. О, наша маленькая хозяйка. Спешно поднимаю щиты.

— Ну вот, опять! — девушка, кажется, готова заплакать, — вы меня избегаете! А если спрятаться не получается, сразу закрываетесь так, что вас тут словно и нет, и спешите куда–нибудь улизнуть!

Камеристка, сопровождающая юную госпожу тай-Мориц, посмотрела на меня неодобрительно. Старый, мол, невежа, расстроил ребенка! Юная герцогиня младше мужа раза в три, ей сейчас, кажется, девятнадцать или около того, хотя выглядит она еще моложе. Насколько я знаю, сирота, дочь какого–то боевого товарища сэра Дитриха. Мне эту историю рассказывали как пример заботы о вассалах и их семьях. Впрочем, девочке, наверное, действительно повезло.

— Прошу меня извинить, ваша светлость, — вежливым поклоном пытаюсь скрыть досаду, лирическое настроение момента ушло без следа — дело в том, что беременные женщины очень чувствительны. Аура темного мага может повредить и вам и ребенку. Так что моя вынужденная грубость продиктована исключительно заботой о будущем сэре тай-Мориц и его очаровательной матери.

— И все же не уходите, прошу вас! — девушка вскинула руки, словно пытаясь меня остановить.

Маленькая, порывистая, леди Жюстин (для друзей и близких Жу–жу) чем–то напоминала Тин. Наверное, поэтому они так быстро подружились.

— Вам нравятся эти полотна? — девушка опустилась на скамеечку в одной из ниш, — я знаю, вас часто видят здесь по утрам.

— Некоторые, — дипломатично ответил я, стараясь все же не приближаться к будущей матери слишком близко, — вот этот портрет, например. И еще один в дальнем конце, хмурый дворянин на фоне окна. Они существенно отличаются от написанных в традиционном стиле. Чувствуется влияние Чидаро Фэйри, хотя, скорее всего, это кто–то из учеников.

— У маэстро не было учеников, — покачала головой Жюстин, — только подражатели. А вы видели картины маэстро? Где?

— В королевском дворце Эрании есть два полотна. Я видел "Братьев", а второе висит в кабинете короля и меня туда не пустили.

— А мне сэр Дитрих преподнес одно в качестве свадебного подарка. Если вы обещаете навестить меня как–нибудь в замке Спящего Дракона, я вам его может быть даже и покажу.

— Я постараюсь, леди. Если дела баронства не будут отнимать слишком много времени. А вы не скажете, кто автор этих картин? Они не подписаны.

— Я, — девушка смутилась и заговорила очень быстро, словно оправдываясь, — я знаю, что живопись не самое благородное из занятий, но я с детства люблю рисовать, и…

— И у вас великолепно получается!

На самом деле здорово. Не совсем в моем вкусе, возможно — слишком резкие цвета и тени, но все равно огромный шаг вперед по сравнению с местной мазней. Скажем так, я признаю, что Караваджо великий художник, но предпочитаю более сдержанного Рембрандта.

— Вы меня смущаете. Право, я не достойна такой высокой оценки.

— И все же, позвольте покинуть вас, оставаясь при своем мнении.

— Идите, мэтр, — вздохнула Жюстин, — сегодня вечером у меня гости, вы осчастливите нас своим присутствием?

Показываться беременной на балах и приемах не совсем прилично, по местным нормам, но ничто не мешает Жу–жу принимать близких друзей у себя дома.

— Не знаю, леди, — я вздохнул, — Вообще–то сегодня мы приглашены на какой–то детский праздник у графини тай-Митцен, но я спрошу у своих девочек.

— Конечно, спросите, — улыбнулась юная герцогиня, — и попросите Тиану зайти ко мне, как проснется.

— Обязательно, леди, — согнувшись в прощальном поклоне, потихоньку отступаю вглубь коридора.

Как же меня достали все эти балы и приемы, кто бы знал! За месяц вынужденного безделья, кажется, ни одного дня не прошло, чтобы мы куда–нибудь не выезжали. Началось все с торжественного посвящения новых рыцарей в ордене Лилии. Чувствовал я там себя до ужаса неуместно, как ворон в стае голубей. К тому же в белых, свободно ниспадающих орденских одеждах я был похож на моль–переростка. Уж не знаю, выбран ли цвет, как символ чистоты, или просто белые одежды выгодно смотрелись со смоляными локонами леди–командора, пост которой занимала по традиции супруга монарха. А потом понеслась череда званых вечеров, которые выматывали сильнее, чем схватка с демоном.

Фальшивые улыбки и положенные по протоколу слова. Вскользь брошенные фразы и взгляды. Абсолютно чужой, непривычный и опасный мир, где смысл сказанного не так важен — важнее кто, кому и когда. Леди тай-Финнел поинтересовалась у леди тай-Гейм здоровьем дочери? Это можно расценить как угрозу, ведь вассалы тай-Финнелов находятся с Геймами в состоянии кровной вражды, или первый шаг к примирению. Или истолковать еще тысячей разных способов в зависимости от контекста и текущей политической ситуации. Голова взрывается, пытаясь удержать в памяти всю эту паутину интриг, родственных связей и взаимных интересов. И ведь во всем этом приходится участвовать! Участвовать так или иначе, ведь любое твое действие, любой вопрос, ответ или отсутствие оного, тут же будут вплетены в общую паутину, и, порой, совершенно неочевидным для тебя способом и с непредсказуемыми последствиями. Словно балансируешь на остриях кинжалов — один неверный шаг, неосторожный жест, и все. Меня это постоянное нервное напряжение выматывает до предела, а вот Тин, похоже, игра нравится. Впрочем, большие скопления людей Тин тоже раздражают, так что в последнее время на приемах меня все чаще сопровождает Рэйчел. Ей полезно для общего развития. К тому же она–то получает от этих сборищ искреннее удовольствие, наслаждаясь танцами и вниманием сверстников.

Кстати, о моих домашних. Где они там? Аккуратно касаюсь невидимых нитей своей души, что связывают меня с близкими по праву крови. Тин еще спит, Ниа уже проснулась, но еще валяется, не желая вылезать из теплого гнезда, в которое за ночь превратилась ее постель. Кошмар тоскует на конюшне, а Тень охотится на окорок. Окорок большой, сочный, чуть подкопченный и пахнущий просто одуряюще. Понятное дело, волчица отнюдь не голодает, да и, в принципе, я ей этот окорок могу просто купить, но это не так интересно. Гораздо веселее выхаживать добычу, словно бы ненароком оказываясь у дверей кухни, сидеть в засаде, ожидая, когда отвернется юный поваренок. А потом метнуться черной молнией, схватить, побегать по двору от рассерженной прислуги, пытаясь не выронить тяжелую и неудобную добычу, а затем принести ее к ногам вожака — похвастаться. И уже после, получив разрешение, впиться в ароматный кусок, похрустеть костями или оставить их как игрушку.