Штамм Закат - Чак Хоган

Гус вытащил из сапфировской сумки с оборудованием небольшой меч и вручил оружие Анхелю.

— Это его здание. Посмотрим, сумеет ли он отработать свою кормежку.

Как будто прозвучал некий сигнал экстрасенсорной тревоги — все вампиры, обитавшие в доме Анхеля, мгно­венно изготовились к битве. Спустя считанные секунды немертвые появились во всех проходах и проемах, рину­лись по лестнице, без усилий одолевая любые преграды.

Во время схватки на лестничном марше Анхель увидел свою соседку — семидесятитрехлетнюю старушку, которая всегда передвигалась в ходунке. Сейчас же она использова­ла перила как трамплин, чтобы перепрыгнуть в лестничном колодце с этажа на этаж. И старушка, и все остальные вам­пиры двигались с ошеломительной грацией приматов.

В фильмах Анхеля враг обнаруживал себя злобным взглядом и вполне устраивал героя, потому что, готовясь к убийству, двигался медленно, даже с некоторой ленцой. Но в данной — вовсе не киношной — ситуации у Анхеля не очень-то получалось «отрабатывать кормежку», хотя гру­бая сила старого борца давала ему некоторые преимуще­ства. Опыт рестлинга вернулся к нему и был особо полезен в ближнем бою, даже несмотря на ограниченную подвиж­ность Анхеля. И Серебряный Ангел снова почувствовал себя супергероем, каким он когда-то был на съемочной площадке.

А немертвые все шли и шли, как полчища злых духов. Казалось, их созвали со всех окрестных домов: волна за волной бледных, склизко-языких тварей поднималась с нижних этажей, и стены здания окрашивались белым. Панки боролись с ними так же, как пожарные борются с огнем: отсекая пламя, затаптывая новые возгорания и бросаясь в самые горячие очаги. Они действовали как хладнокровная, безжалостная расстрельная команда, — позднее Анхель с изумлением узнает, что это был их пер­вый ночной бой, своего рода посвящение. Вампиры все же достали своими жалами двух колумбийцев — это были пер­вые потери страшной войны, — и тем не менее... Когда все закончилось, панки не хотели останавливаться: они жаж­дали большего.

В сравнении с этим дневная охота — все равно что лег­кий прохладный ветерок, говорили они.

Когда они остановили натиск вампиров, кто-то из ко­лумбийцев нашел картонку с косяками, и все закурили. Ан­хель не курил уже много лет, но сейчас не отказался и он: вкус и запах травки смягчали вонь, распространявшуюся мертвыми тварями. Наблюдая, как дымок тает в воздухе, Гус мысленно вознес молитву за товарищей, погибших в бою.

— Есть один человек... — сказал Гус. — На Манхэттене. Старый ломбардщик. Он первым дал мне понять, кто та­кие эти вампы. Спас мою душу.

— И речи быть не может, — мгновенно возразил Крим, поняв Гуса с полуслова. — Зачем переть через реку, когда нам и здесь убивать да убивать?

— Когда увидишь этого старика, сам поймешь, зачем.

— Откуда ты знаешь, что он еще не отбросил коньки?

— Просто очень надеюсь, что пока еще нет. Мы пойдем через мост при первых лучах света.

Анхель отпросился на несколько минут, чтобы в послед­ний раз побывать в своей квартире. Его колено разболе­лось не на шутку. Он окинул взглядом свое жилье: в углу — куча нестираной одежды, в раковине — грязные тарелки, во всем — нищета и убожество. Он давно уже не чувствовал никакой гордости за свое обиталище, а сейчас и вовсе ис­пытал острый приступ стыда. А может, подумалось ему, он все это время подспудно знал, что предназначен для чего-то большего — для чего-то, что он и вообразить не мог, — и просто ждал зова?

Анхель швырнул в хозяйственную сумку кое-какую за­пасную одежду, спрятал туда же упряжь для колена, а напо­следок — едва ли не сконфуженно, потому как, забирая эту вещь, он словно бы признавался, что это самое дорогое его сердцу имущество, все, что осталось от того героя, кем он когда-то был, — прихватил серебряную маску.

Сложив маску, он засунул ее во внутренний карман курт­ки. Ощутив эту ценность рядом с сердцем, Анхель вдруг осознал, что впервые за последние десятилетия пребывает в ладу с самим собой.

Низина

Эф закончил обрабатывать раны и ссадины Василия. Особое внимание он уделил обеззараживанию отверстия, которое кровяной червь успел пробуравить в предплечье Фета. Крысолов пострадал довольно сильно, однако ниче­го необратимого с Василием не произошло, — разве что частичная потеря слуха и звон в правом ухе могли остаться с ним навсегда. Эф извлек из ноги Василия металлический осколок, и Фет ходил теперь, припадая на одну ногу, одна­ко ему и в голову не приходило жаловаться. Вот и сейчас он не сидел, а стоял возле Эфа. Гудуэдер восхищался этим и чувствовал себя рядом с Василием кем-то вроде мамень­киного сынка из Лиги Плюща*. При всем своем образова­нии и при всех своих научных достижениях Эф чувство­вал, что сейчас он несравненно менее полезен для их об­щего дела, чем Фет.

Однако скоро это изменится.

Крысолов открыл свой чулан, где хранились яды, завел туда Сетракяна и показал ему отравленные приманки и крысоловки, бутылки с галотаном, высокотоксичные гранулы синего цвета. У крыс, объяснил Василий, отсут­ствует биологический механизм рвоты. Главное назначе­ние этого процесса — очистка организма от отравляющих веществ, вот почему крысы особо восприимчивы к ядам, а раз так, эволюция поспособствовала им выработать дру­гие свойства, позволяющие компенсировать отсутствие столь важного механизма. Например, они могут перева­рить практически все, включая совершенно непитатель­ные вещи, такие как глина или бетон, — это помогает им ослабить действие ядов, словно бы растворить их в массе ненужных организму веществ, чтобы потом вывести отра­ву из организма вместе с другими отходами. Среди прочих даров эволюции можно назвать крысиный интеллект, уме­ние этих грызунов разрабатывать сложные стратегии, по­зволяющие распознавать и обходить опасную еду, — все это предопределило высокую степень выживаемости крыс.

— Забавно, — сказал Фет. — Когда я вырвал у той твари глотку, я не удержался и заглянул внутрь. Хорошенько за­глянул.

— Да? — заинтересовался Сетракян. — И что же?

— То, как там все устроено... Готов поставить все мои баксы против банки ваксы за то, что эти твари тоже не умеют блевать.

Сетракян немного поразмышлял над услышанным, за­тем кивнул.

— Полагаю, вы правы, — сказал он. — Могу я спросить, каков химический состав этих родентицидов?

— Это смотря по тому, что требуется, — ответил Фет. — Вон в тех используется сульфат таллия, соль тяжелого ме­талла, губительная для печени, мозга и мускулов. Очень токсичное вещество, без цвета и запаха. А вон там — обыч­ный антикоагулянт, он годится для всех млекопитающих.

— Для всех млекопитающих? Что-то вроде кумадина?

— Нет, не вроде. Это кумадин и есть. Сетракян посмотрел на бутылочку.

— Получается, я сам вот уже несколько лет принимаю крысиный яд?

— Ну да. Вы и миллионы других людей.

— И что он делает с крысами?

— То же, что он сделает и с вами, если вы примете слиш­ком большую дозу. Антикоагулянты вызывают внутренние кровотечения. Крысы истекают кровью — она просто хле­щет из всех отверстий. Не очень-то приятное зрелище.

Сетракян взял бутылочку в руки, чтобы изучить этикет­ку, и вдруг заметил кое-что на полке — позади того места, где стоял флакон с антикоагулянтом.

— Василий, мне не хочется беспокоить вас попусту, но разве это не мышиный помет?

Василий, хромая, подошел к полке, чтобы получше рас­смотреть то, на что указал Сетракян.

— Ебитская сила! — воскликнул он. — Как такое может быть?!

— Уверяю вас, это просто легкая инвазия, — сказал Се­тракян.

— Легкая, тяжелая, какая разница?! Здесь должно быть как в Форт-Ноксе*! — Фет раздвинул другие бутылочки — даже опрокинул несколько из них, — чтобы разглядеть сле­ды грызунов. — Это все равно, как если бы вампиры ворва­лись в серебряные копи!

Фет как одержимый принялся рыться в задней части своей кладовки, пытаясь найти новые следы инвазии, а Эфраим заметил, что Сетракян, взяв одну из бутылочек, быстро опустил ее во внутренний карман пиджака и вы­шел из чулана.

Эф последовал за ним и улучил возможность погово­рить с Сетракяном в отдалении, так чтобы их никто не слышал.

— Что вы собираетесь с этим делать? — спросил Гудуэ­дер.

Сетракян не выказал ни малейшего чувства вины от того, что его поймали на мелкой краже. Вид у него был не­важнецкий: щеки ввалились, лицо обрело землистый, бледно-серый оттенок.

— Фет сказал, что это, в сущности, не что иное, как пре­парат, разжижающий кровь. Поскольку ныне все аптеки практически разграблены, я бы не хотел в какую-то минуту оказаться без нужных мне лекарств.

Эф некоторое время стоял молча, разглядывая стари­ка, — ему хотелось понять, какая правда скрывается за этой ложью.

— Нора и Зак готовы отправиться в Вермонт? — спросил Сетракян.