Дочь реки (СИ) - Счастная Елена

Уже к ночи Гроза добралась наконец до здешнего гостиного двора, который, к счастью, пострадать не успел. Те, кто дома лишился нынче, разошлись по родичам, а потому место для Грозы нашлось. Она вошла в харчевню, где никого не было. Только в поварне слышались взбудораженные голоса, тянуло оттуда горячей едой, которую, верно, тоже готовили на всех. Хоть и добыток хозяина отдельный ото всех, а в трудное время все друг другу помогают. Еще сидела за дальним столом молодая женщина в покрывающем голову платке, словно ждала чего-то. Рукава ее были испачканы в крови: значит, тоже без дела не отдыхала, подсобила, чем можно. Она тряхнула головой необычайно знакомо и подняла глаза. А Гроза так и встала в дверях, забыв закрыть.

— Беляна, — выдохнула. — Ты как тут…

И только в другой миг вспомнила, что княжна как раз в Любшину и рвалась. Сюда просила Рарога ее отвезти. Добралась, стало быть. Да в самое пекло попала. И до того зажгло обидой в груди, что Гроза готова была уж развернуться и уйти. А там, может, старейшина примет: уж для воеводы и его дочери место найдет в большой избе.

— Постой, Гроза, — вмиг разгадала ее мысли княжна. — Послушай.

— Что слушать-то? — огрызнулась та. — Ты ведь не сказала мне ничего. Молча сбежала. Не доверилась. Хоть и знаешь, что я не выдала бы тебя никогда.

Она подошла, говоря все тише, потому как из поварни тут же высунулось любопытное лицо какой-то девицы: может, дочери здешнего хозяина. А уши у нее едва не шевелились от любопытства.

— Я боялась, — шепотом продолжила Беляна, когда Гроза села рядом с ней да по другую сторону длинного, почти от стены до стены, стола. — Боялась, что ты захочешь отцу рассказать. Ведь вы с ним очень близки стали последние луны, — княжна замялась, отчего-то краснея. — Я не хочу вас осуждать. Не мое это дело, я вижу, как он смотрит на тебя, и если находит в том отраду, то я только рада. Но…

— Я не сказала бы ему, — Гроза покачала головой.

— Я не знала, что думать.

Беляна помолчала, вновь опустив голову.

— Я ведь не тебя искать сюда бросилась, — резила она развеять все оставшиеся еще сомнения подруги. — Я сама из Волоцка убежала.

— Зачем? — нахмурилась княжна.

— Надо было. Отца увидеть хотела.

Гроза замолчала, не желая больше ничего говорить.

— А я вот до Оглобича добраться хочу, — после короткого молчания продолжила Беляна, как будто теперь уж все рассказать решила. — Там меня ждут. Любор сказал мне, что, коли случится что, там всегда будут ждать меня его люди. Да вот задержаться тут пришлось.

И голос ее был спокойным, слова размеренными, как будто все, что случилось вокруг, опасность, что ей грозила в Любшине, вовсе ее не пугали. А ведь и пострадать могла и вовсе больше никуда не добраться. Гроза глянула на нее исподлобья, в лицо серьезное, чуть печальное. Как бы она ни поступила, а все равно из Волоцка ей тяжело было уезжать. Там ее дом, там и отец, как бы строг он ни был, и мать, как бы она от дочери ни отдалилась. А Оглобич, едва не самый крайний к соседскому Долесскому княжеству, еще далеко. Кто знает, какие трудности будут ждать княжну на пути туда, и не солгал ли княжич Любор Ратмирович, пообещав, что зазнобу свою всегда ждать станет и всегда готовы для нее провожатые, если она пожелает дорогу к нему выбрать.

— Коли ждут, так чего сам за тобой не приехал? — фыркнула Гроза. — Заставил тебя саму через все княжество добираться.

— Нет! — пылко возразила Беляна. — Он раньше меня хотел забрать. По дороге к Северному морю. А там оказалось, что люди Уннара в Росиче меня поджидают, до него под пригляд свой возьмут.

— То-то я гляжу, ты радовалась, когда в Волоцк возвращаться пришлось. Да только как отважилась-то одна теперь сбежать? Как ты вообще целой сюда-то добралась?

— Грозе так и захотелось треснуть подругу хорошенько по затылку.

Да она одернула себя, спохватившись. Негоже княжне оплеухи отвешивать, как бы опрометчиво та ни поступила.

— А ты как добралась? — хитро прищурилась Беляна.

И верно ведь. Сама-то Гроза не лучше. Может, даже еще безрассуднее оказалась, все же добившись от Рарога того, чтобы он с собой ее взял. И случай тот ночной, когда на нее помутнение нашло, а находник только ее и выручил, показал, что опасаться-то было чего. И если бы не воля старшого, ватажники, насмотревшись на девичьи ночные купания, пожалуй, и по кругу ее пустили бы, не пожалели. Да, верно, она так надеялась на Рарога, что доверилась ему. И ни мгновения не сомневалась после, что бы ни приключилось, что выбрала правильный путь.

— Я за себя постоять умею, — буркнула Гроза наконец.

— Ой, не могу, — невесело рассмеялась Беляна. Обидно так, что хуже даже, когда мужи над ней посмеивались. — И надолго бы хватило твоей защиты? Только то, что Рарогу приглянулась, что норова он незлого, тебя и спасло.

Гроза и глаза округлила возмущенно на слова подруги, делая вид, что не понимает, о чем та вообще толкует. А у самой аж шея загорелась от подступающей к щекам краски.

— Обе хороши, — она махнула рукой, не желая продолжать пустой спор, а княжна и перечить не стала, все понимая.

И Беляна, и Гроза на опасные дорожки ступили. Да только княжну в конце ждала свадьба да жизнь жены будущего князя, как бы отец ни осуждал. А вот у второй подруги только речная гладь одна впереди. И чувство то жуткое, которое она уже познать успела — пустоты, одиночества и в то же время принадлежности. Реке, берегам ее и далям бесконечным, которые ни с одной самой высокой горы не обозришь. Она уже пыталась Рарога завлечь, там, в его шатре — пусть и невольно. Привязать к себе — чтобы после душу его в воду бросить. И чем дальше, тем только хуже становиться будет.

Принесли наконец из поварни снеди небогатой: каша с орехами да сыти большой кувшин. Но когда вокруг разруха такая, и то радостно, что о гостях своих хозяин гостиного двора не забыл. Едва успела только Гроза перехватить пару ложек ароматного разваренного ячменя, как кто-то шумно ворвался в харчевню, затопал, дыша громко, словно тур загнанный.

— Ты тут, Гроза! — воскликнул звонко и хрипловато муж за спиной.

Беляна уставилась на него опасливо, а Гроза даже и на месте едва не подскочила: неужто отец уже прознал, что она здесь и сейчас за косу отодрать пожелает за такое своеволие? Она оглянулась медленно: то оказался Калуга. Весь встрепанный, с блестящим от пота лицом. Лиховато взбудораженный, как будто только что во дворе последнего русина зарубил и через тело его переступил, чтобы сюда войти.

— Что случилось?

— Да за тобой послали, — загадочно протянул тот и на княжну покосился: узнал. Кивнул ей почтительно, словно старшей. А та и подбородок вскинула: ну чисто княгиня уже. Нахваталась-то у матушки Ведары — от той только такие взгляды и приходилось получать.

— Кто послал, тот подождать малость не может? — проворчала Гроза, все ж вытирая руки лежащей на столе ширинкой и собираясь уже вставать.

— Наверное, может, — пожал плечами Калуга и дальше прошел, приветствуя вновь высунувшегося в пустую харчевню хозяина кивком. — Тебе твоего отца лучше знать приходится. Злой он дюже. Сказал, розги уже вымачивает, чтобы тебя встречать.

Стало быть, прознал. Разболтали кмети или ватажники. Бегом бежать к дому старейшины, конечно, не хотелось. Да и получившее малую толику еды взбудораженное нутро, уже настойчиво требовало еще.

— Тогда садись, поешь с нами, — с приветливым снисхождением предложила Беляна, невольно выручив подругу.

И ватажник согласился: уж и так видно, как жадно вцепился взглядом в миски их и кувшин, до краешка полный горячим питьем. И видно, что беспокоится, что влетит ему потом из-за заминки этой. Но он весь день, наверняка, так же как и все, маковой росинки во рту не держал.

После только, как подкрепились все, Беляна на второй ярус пошла — видно, в ту хоромину, что взяла для себя на несколько дней. Хоть скажи она всем, кто такая, любой предложил бы в своем доме остановиться. И лучшую лавку, поближе к печи ей выделил бы. Да только о том быстро бы князю стало известно.