Телефонный звонок с небес - Митч Элбом

Сегодня его навестил отец Кэрролл. Сначала поговорили о погоде, старости, здоровье. Потом, естественно, коснулись грядущего телешоу.

– Работники телевидения попросили меня присутствовать на этой передаче, – сказал отец Кэрролл. – Думаю, церкви это пойдет во благо.

– Возможно, – вздохнул пастор Уоррен.

– Как вы думаете, она сумеет добиться звонка?

– Кто?

– Кэтрин Йеллин. Я спросил: она сумеет убедить свою сестру, чтобы та ей позвонила?

Пастор вглядывался в лицо католического священника, надеясь увидеть там что-то, чего не видел прежде.

– А разве не Бог это определяет?

– Конечно, – ответил отец Кэрролл и отвернулся.

Через несколько минут он простился и ушел. Этот разговор утомил пастора. Он решил вздремнуть, но в палату вошла медсестра с новым пластиковым мешком для капельницы.

– Пастор, к вам еще посетители, – сказала она.

Он не сразу понял ее и переспросил.

– Я сказала: посетители. Хотят вас видеть. Идут сюда.

– А-а, – промямлил Уоррен, до подбородка натягивая одеяло.

Кто ж это к нему пожаловал? Может, миссис Палт? Или кто-то из священников?

Медсестра ушла, не закрыв двери.

Пастор плохо видел, но этого посетителя узнал сразу, как только тот вошел.

Элиас Роу!

* * *

Лавры изобретателя телефона достались Александру Беллу. Куда менее известен Томас Уотсон, первый в мире человек, которому Белл позвонил. Уотсон был весьма ценным сотрудником Белла, однако их сотрудничество, продлившись еще пять лет, затем прервалось. В 1881 году Уотсон, получив свою долю за участие в изобретении (сумма по тем временам была весьма значительная), попытался реализовать себя в других сферах. Прежде всего, он немало времени провел в Европе, празднуя медовый месяц. Часть полученных денег он вложил в кораблестроение. Считая, что у него есть актерские способности, Уотсон пробовал играть в пьесах Шекспира.

Но через тридцать восемь лет после первого телефонного разговора между Уотсоном и Беллом состоялся еще один. Теперь их разделяли не двадцать футов, а три тысячи миль. Белл находился в Нью-Йорке, Уотсон – в Сан-Франциско. Это был первый междугородний, точнее, трансконтинентальный звонок. Белл произнес ту же фразу, что и тогда: «Мистер Уотсон, приходите ко мне». На это Уотсон ответил: «Я бы с удовольствием, но боюсь, что путь к вам займет у меня не меньше недели».

Уоррен не видел Элиаса пару месяцев и почти забыл его лицо. Теперь пастор заново всматривался, узнавая знакомые черты своего прихожанина. Этого человека Уоррен знал давно, еще с тех пор, как тот был подростком. Тихий, молчаливый, всегда готовый помочь, Элиас был мастером на все руки. В свое время он участвовал в перестройке церковной кухни, потом укладывал в церкви новый ковер. Многие годы Элиас не пропускал ни одной воскресной службы – вплоть до того дня, когда Кэтрин Йеллин возвестила о чуде.

После этого Элиас пропал и появился лишь сегодня.

– Пастор, я хочу попросить у вас прощения, – сказал он, присаживаясь на край больничной койки.

– Ты не сделал ничего, за что надо просить прощения.

– Я помешал вашей службе… тогда.

– Я бы не сказал, что помешал. Ты счел нужным поддержать Кэтрин.

– Наверное, – улыбнулся Элиас. – Все это время я постоянно молился.

– Рад слышать. Но должен признаться, нам тебя очень недостает.

– Пастор…

– Да.

– Со мной сюда пришел еще один человек. Вы разрешите ему войти?

– Он здесь?

– Да.

– Ну что ж… приглашай.

Элиас подошел к двери, что-то сказал, и в палате появился Салли. Элиас представил его священнику.

– Пастор, я хочу попросить прощения не только за ту службу, – вдруг сказал Элиас.

– Неужели? – удивился Уоррен. – И что же за грех ты совершил?

* * *

Перед визитом в больницу Элиас побывал у Салли дома. Они внимательно прочли материалы к некрологу Ника Джозефа. Выяснилось, что Мария общалась с младшим братом Ника, Джо, и старшей сестрой Пэтти. Родители их тогда уже умерли. Сообщив подробности из жизни брата, Пэтти вдруг заговорила о «маленьком Нике».

«Представляю, как тяжело было Нику умирать, не зная, кто же позаботится о его малыше. Мать мальчишки… о ней лучше не вспоминать… Вряд ли она вообще приедет на похороны… Когда он перестал посылать ей деньги, она буквально взбесилась. Уехала и даже адреса не оставила… Только прошу вас, Мария, про маленького Ника в некрологе писать не надо. Хорошо? Пусть это останется между нами…»

Элиас и понятия не имел, что у Ника были жена и сын. Этого не знали и рабочие. Они считали, что Ник живет один – какая женщина выдержит вечно пьяного и болтающегося неведомо где мужа?

– Пастор, Ник ведь тоже ходил в «Жатву надежды», – продолжал Элиас. – Вот я и подумал: если кто и знает о его семье, так это вы. А когда я пришел в церковь, мне сказали, что вы упали во время занятия и вас увезли в больницу.

– Да. Сам того не ожидал, – признался Уоррен.

– Я вам очень сочувствую.

– Не стоит. У Господа есть свой замысел насчет каждого из нас… Давай вернемся к Нику. Значит, у него остался сын?

– Да. Вы знали об этом?

– Увы, нет. А ведь Ник регулярно меня навещал. И Пэтти тоже.

– Погодите. Ник бывал у вас?

– Он постоянно страдал от безденежья. Нашу церковь не назовешь богатой, но мы нередко выделяли ему скромные суммы.

– Пастор, это я виноват в его безденежье. – Элиас потер вспотевший лоб. – Я его уволил. И не просто уволил, а еще лишил выплат за потерю трудоспособности. Формально я имел такое право: когда с Ником произошло несчастье, он был сильно пьян.

– Знаю, – только и ответил Уоррен.

– Он мне звонит. – Элиас отвернулся. Ему было стыдно.

– Кто?

– Ник. Это о его звонках я тогда рассказал в церкви. Он тоже звонит оттуда… с небес… как бы это ни называлось. Он продолжает на меня сердиться. Требует что-то сделать… для Ника. Я сначала думал, он имеет в виду себя. Теперь понимаю: он говорит о сыне.

– Так ты поэтому скрылся из города? – Уоррен сощурился.

– Простите, пастор. Я испугался. Я не знал, что у Ника есть сын.

– Элиас, я тебя ни в чем не виню.

– Я бы ни за что его не уволил.

– Это не твоя…

– Я бы стерпел его выходки…

– Успокойся.

– Эти звонки. Его голос. Они преследуют меня.

Уоррен протянул руку, желая успокоить разволновавшегося Элиаса, и встретил взгляд Салли.

– Мистер Хардинг, а как вы относитесь ко всему этому?

– Я? – переспросил Салли, прижимая руку к груди. Уоррен кивнул. – Пастор, не сочтите это за оскорбление, но сам я не верю в звонки с небес.

– Продолжайте.

– Я думаю, эти звонки – чья-то хитрая уловка. Кто-то знает много подробностей о жизни этих покойных. Ник тщательно скрывал, что у него есть сын, даже вы не знали. Но голос, с которым разговаривает Элиас, – он знает. Что же получается? Элиасу действительно звонит умерший Ник? Я в этом сомневаюсь. Элиас специально задавал ему вопросы, на которые настоящий Ник ответил бы без запинки. А голос будто не слышал этих вопросов. Я склоняюсь к мысли, что всеми звонками заправляет хорошо информированный и технически очень грамотный человек.

Уоррен уронил голову на подушку. Посмотрел на трубку капельницы, подведенную к его руке, и передвинул руку так, чтобы не видеть ни трубки, ни иглы, ни жидкости, поступающей в вену. «Придите ко Мне все труждающиеся и обремененные…»

– Элиас… – Пастор протянул ему другую руку. Элиас осторожно сжал старческие пальцы. – Ты ничего не знал об этом ребенке. Бог тебя простит. Я думаю, это был способ показать тебе, что мальчику нужно помочь… Теперь, когда ты о нем узнал.

Элиас кивнул. По смуглой щеке скатилась слезинка.

– Мистер Хардинг, – позвал пастор.

Салли выпрямился.

– Я верил и верю в небеса. И верю в то, что Бог способен на мгновение приоткрыть завесу и показать их нам.

– Понимаю, – пробормотал Салли.

– Но не тем способом, что мы наблюдаем.

Салли заморгал. Получается, старый пастор разделяет его точку зрения?

– Как вы думаете, кто мог все это устроить? – спросил Уоррен.

Салли откашлялся:

– Кто-то из газеты, у кого есть доступ ко всем необходимым сведениям.

Уоррен медленно кивнул.

– Газеты – могущественная сила, – прошептал он и закрыл глаза. – Уж вы-то об этом знаете по собственному опыту.

У Салли сдавило грудь. Значит, и пастору известна его история.

– Да, пастор. Я хорошо это знаю.

* * *

Зимой в Северном Мичигане темнеет рано. К пяти часам на улицах Колдуотера было уже темно. А на школьном футбольном поле включили мощные прожектора. Джефф Джекоби ходил по сцене, проверяя подготовку к телешоу. Продюсеры оказались правы: для денег нет ничего невозможного. Повсюду сооружались помосты для телеоператоров, и над каждым белел широкий навес. Рабочие расставляли штанги с осветительной аппаратурой и тянули провода от многочисленных портативных обогревателей. В дополнение к стационарным операторским площадкам из Детройта на грузовиках доставили передвижные, где кабинка оператора поворачивалась на триста шестьдесят градусов и поднималась на значительную высоту. Для них заснеженное футбольное поле застелили прочными деревянными щитами с гладкой поверхностью. Доступ на самые верхние трибуны перекрыли, а нижние на случай внезапного снегопада защитили брезентом. По обе стороны от сцены установили громадные демонстрационные экраны. За все годы жизни в Колдуотере Джефф еще не видел столь масштабных приготовлений. Он испытал прилив гордости, но следом в голову полезли тревожные мысли.