Горькая услада - Оливия Уэдсли

— Что за ужасные манеры, совсем невоспитанное дитя!

Сейчас, задетая за живое его насмешливым, холодным тоном, она взметнула ресницы и, глядя в упор в его равнодушные, слегка затуманенные глаза, спросила:

— Вы когда-то, помните, уже задали мне этот вопрос? На холме, над Ниццей…

На мгновение она почувствовала себя удовлетворенной. Но в следующий же момент она поняла, что мстила ему обоюдоострым мечом и, ранив его, нанесла себе не менее глубокую рану, потому что в ответ на ее вопрос Родней, слегка вздрогнув, спокойно сказал:

— Конечно, помню. Мы приятно провели этот день, не правда ли?

Когда танец кончился, он проводил Сильвию к ее столу, поздоровался с несколькими знакомыми и направился к выходу. Возвратившаяся в это время в комнату леди Виола радостно окликнула его:

— Родди, дорогой, наконец-то! Где вы пропадали? Пойдемте танцевать!

Сильвия молча наблюдала за ними. Леди Виола подняла к нему сияющие обожанием глаза, а Родди, склонившись к ее лицу, улыбался ей. Они танцевали удивительно ритмично и без всякого напряжения.

Китти Брэнд, которая тоже следила за ними, сказала Сильвии:

— Не правда ли, чудесная парочка?

— Кто? — спросила Сильвия.

— Вот эти двое. Говорят, что Родди Рентону остается только сделать ей официальное предложение. Он необычайно привлекателен, но только ужасный эгоист и страшно избалован. Впрочем, это не его вина. Женщины без ума от него. Вы только посмотрите на леди Виолу. Она очень мало беспокоится о том, что о ней будут думать. Это была бы вполне подходящая пара, хотя и говорят, что репутация леди Виолы не из блестящих и слава о ней гремит отсюда до Коломбо. Я лично этому не совсем верю, как и вообще сплетням о красивых или чем-нибудь отличающихся от других женщинах. Большей частью половина этих историй вымышлена.

— Да, — рассеянно сказала Сильвия, не сводя глаз с Родди. — Мне кажется, вы правы.

Китти вставила в мундштук из светлой черепахи тонкую длинную папиросу — она курила специальные папиросы и сама заказывала их — и добавила:

— Я думаю, что в конце концов так и будет. Я говорю о браке Рентона с леди Виолой. Они очень подходят друг другу и, вероятно, были бы гораздо более счастливы, чем большинство теперешних молодоженов.

Сильвия постаралась улыбнуться. Родней вел леди Виолу под руку, и с каждым их шагом невероятная тяжесть наваливалась на ее сердце. Она так побледнела, что Монти испугался и предложил ей поехать домой. Он был очень заботлив: он сейчас пошлет за автомобилем… она себя скверно чувствует, она так бледна…

Но Сильвия решительно отказалась ехать домой и уверяла его, что все обстоит благополучно. Она жаждала видеть Родди, и в то же время его присутствие невероятно мучило ее. В эту минуту он снова направился к ее столу. Тогда она поднялась и сказала Монти:

— Я передумала. Поедем.

Когда она проходила мимо Роднея, ее рука случайно коснулась его руки, и это обыкновенное, совершенно непроизвольное движение вызвало в ее памяти ощущение восторга и блаженства минувших дней; в ее душе с новой силой вспыхнула жажда радости и любви. Но этот трепет погас, как только Монти взял ее руку, помогая войти в автомобиль.

Они скоро очутились дома, в квартире Монти, обставленной с чрезмерной, гнетущей роскошью. Монти не сдерживал себя: он бурно проявлял свою нежность, в грубоватых выражениях высказывал свое беспокойство и беспрерывно похлопывал ее то по щеке, то по волосам; он называл ее «душенькой», и все вместе взятое создавало невероятно банальную и пошлую обстановку.

Когда Сильвия осталась, наконец, одна, — или, вернее, почти одна, так как дверь в комнату Монти была открыта, — «чтобы тебе спокойнее было, душенька», сказал он, — она почувствовала себя, как загнанный в клетку зверек.

Со дня смерти отца жизнь стала для нее клеткой, а она — пленницей; прутья клетки были созданы частью обстоятельствами, частью ее собственной волей.

«О, если бы я решилась тогда остаться в нищете и работать!» — с грустью подумала она.

Другие девушки ведь решались на это и были счастливы и свободны.

Она села в кровати и обхватила руками колени.

«С какой бы стороны я ни рассматривала это, — честно призналась она самой себе, — виновата во всем я одна. Я получила то, что заслужила. Если бы я была честна по отношению к Монти и вместо того, чтобы выйти за него замуж, попросила бы его найти мне работу, он бы, конечно, сделал это. Он честен, а я — нет. Я взяла у него самое лучшее, зная, что не сумею ему отплатить. Поэтому единственное, что мне остается, это вести до конца свою роль любящей жены».

Это самоотверженное решение, эти благородные мысли продержались до утра. Когда Монти вновь стал осыпать ее горячими ласками, они растаяли, как снег.

Когда Монти ушел, Сильвия оделась и вышла на улицу. В Грин-парке она лицом к лицу столкнулась с Родди, который гулял со своим волкодавом. Родди был необычайно привлекателен и изящен.

Странное, почти тревожное выражение промелькнуло в его глазах, когда он поздоровался с Сильвией. Они пошли рядом, беседуя о собаках. Разговор вначале не клеился, но некоторое время спустя они оба почувствовали себя свободнее. Родней избегал называть ее по имени, но как-то случайно оно сорвалось у него с языка, и это разрушило образовавшуюся между ними преграду. Они оживились и улыбнулись друг другу. А когда уселись под деревом в больших креслах, их охватили воспоминания о минувшем счастье, и что-то похожее на слабую надежду вспыхнуло в них.

Они рассмеялись какой-то шутке, и тут их взоры встретились. Смех замер у них на губах. Сильвия почти бессознательно протянула Роднею руку, и он крепко сжал ее.

Воцарилось глубокое молчание; над ними тихо шелестели позолоченные осенью листья.

Наконец Родней резко сказал:

— Сильвия! Так дальше продолжаться не может… Ни я, ни вы не вынесем этого… Вы должны мне позволить рассказать все Монти.

Сильвия покачала головой и взволнованно заметила:

— А я думала, что вы любите леди Виолу, что вы…

— Вы так думали, — еще более резко перебил Родней. — Вы отлично знаете, что это не так и что я люблю только вас. Я не в силах вырвать ваш образ из своего сердца. Вы отравили меня собой. Я ведь не оставил вас по своей вине, со мной случилось несчастье, которого я не мог предотвратить. И с вами произошло нечто подобное. Нас разъединила судьба. Если бы не это, мы были бы теперь вместе…

Его голос внезапно изменился, он понизился до шепота, в нем зазвучала такая страстная нежность, которая способна была сломить любое упорство.

— Бит, дорогая, подумайте: мы бы сидели здесь, вот так, как сейчас, и знали, что выйдем отсюда вместе. Вы никогда не были у меня в доме, там все радует глаз, и я уверен, что вам там понравилось бы. Я думал об этом еще на яхте, как только мне стало лучше… Но тогда я был уверен, что найду вас и все будет хорошо. Мы бы вернулись домой к завтраку; потом вы бы прилегли отдохнуть, а я бы читал в это время или мы бы просто разговаривали… Затем вы оделись бы, и мы снова отправились бы куда-нибудь вместе… Подумайте, все время вместе. У нас ведь так много общего… моя работа… замок, а потом, может быть, у нас были бы дети… — Его голос сделался еще нежнее. — Дорогая, думали ли вы об этом когда-нибудь? Я часто думал и представлял себе малютку-сына с вашими глазами и с вашей улыбкой…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});