Самый старший лейтенант. Разведгруппа из будущего - Юрий Валин

— Там в списке румын имеется, — прошептала Катрин. — Интересный такой мачо, судя по описанию. По возможности не упустим.

— Потому что брюнет?

Пинок коленом Женька блокировал. Частично. Пришлось дышать осторожно и массировать солнечное сплетение. Раненая рука шутки тоже не одобрила.

— Хватит дерзить, — после паузы посоветовала начальница. — Мы охотиться не будем. Не ставили нам заранее такой задачи, посему явно не имеем должных средств и возможностей. Просто взглянем на Херсонес и сразу домой. Ну, может, сможем нашим малость помочь. Переводом или еще чем. В конце концов, имеем узкоспециальный опыт…

— Это уж точно, — согласился Женька.

Опыт был. У кого побольше, у кого скромненький. Вот Варварин действительно верил, что старший сержант Мезина никуда не уйдет. Не сможет. Служила и будет служить краснознаменной и легендарной. Интересно, не имеется ли у товарища подполковника каких-либо долгосрочных планов и на рядового Землякова? Способен Варварин со свойственной текущему военному времени прямотой предложить что-то добровольно-принудительное? Ведь товарищ Земляков человек образованный, к тому же комсомольского возраста. Должен такой парень сознательность проявить? Если сам не догадается, можно и должно ему помочь осознать. Контрразведке нужны кадры.

Катерина не выдержала и вышвырнула плащ-палатку из окопчика:

— Да пошла она в задницу! Ночь и так теплая, да и лежать осталось всего ничего. Жень, ты чего напрягся? Думаешь, переродился наш капитан? Пожестче стал, это верно. Но он правильный.

— Я же не спорю. Чего нам так спешить уходить? Здоровы, патроны имеем, сыты-обуты. Вон — камуфляж новый. Можно еще поработать. Ты только сама, пожалуйста, не запутайся. Я в комсомол не хочу. По здравому размышлению — недостоин.

Над морем громыхнуло. Звук пошел перекатами, ощутимо ударил в откос берега.

Линкор «Севастополь» открыл огонь по тяжелой немецкой батарее на мысе Херсонес. Над мысом зажглись первые осветительные бомбы. Едва слышно, по-комариному, жужжали неутомимые У-2.

Глава 5

25.04.1944. 1039-й день войны

Погода: переменная облачность, тепло. Море — волнение 3 балла.

2.00

Части 2-й гвардейской и 51-й армий.

Противник отошел к рубежу прикрытия эвакуации: западный берег бухты Камышовая — отметка 44,1 — берег моря у Французского вала. В городе продолжают оказывать сопротивление группы прикрытия и не успевшие отойти подразделения противника. Части 1-го гвардейского корпуса изолируют узел немецкой обороны в бетонных бункерах бывшей береговой батареи № 701 и в подземном резервуаре-водохранилище. Части 63-го стрелкового корпуса выходят к железнодорожному вокзалу.

Отдельная Приморская армия.

Продолжаются разведывательные действия отдельных штурмовых групп в направлениях слобода Рудольфова — Отрадный. Подход основных сил 3-го горно-стрелкового корпуса. В остальном без изменений.

Соединения и части фронтового подчинения.

Нанесен удар по мысу Херсонес бомбардировщиками Дальней авиации. Боекомплект артиллерии среднего калибра, минометов и реактивных минометов доведен до 1,5–1,8.

Черноморский флот.

Катера 2-го БТКА пополняют топливо и боезапас с плавбаз. Катера 1-го БТКА продолжают патрулирование и наблюдение южнее и севернее мыса Херсонес.

1-я группа ПЛ. Атака транспорта противника — потоплен румынский пароход «Ардял» (5695 брутто-регистровых тонн). «М-35» и «М-62» вынуждены идти на базу — израсходованы все торпеды.

2-я группа ПЛ. На позиции остаются «А-5» и «Щ-215».

Корабельная группа «Севастополь». Линкор «Севастополь» и «Красный Крым» ведут обстрел тяжелой береговой батареи противника. Т-401 и Т-409 продолжают очистку фарватера. Т-412 поврежден огнем гаубичной батареи противника.

Корабельная группа «Ворошилов» — без изменений.

Противник.

Район полуострова Херсонес.

За линию «Аварийного рубежа» оттянуто все оставшееся от крымской группировки. Плотность артиллерии доходит до 100 орудий на километр фронта. Противник активно продолжает погрузку войск на суда с помощью инженерно-понтонных батальонов и самоходных барж. В бухте Круглая потоплены советской полевой артиллерией не успевшие уйти мотобот «Штертбекер» и противолодочный охотник № 350. С аэродрома «Херсонесский маяк» под обстрелом взлетели и ушли на Румынию пять последних истребителей. Посадка и взлет транспортных самолетов крайне затруднены вследствие сильных повреждений взлетной полосы. Приказом командующего авиачастями Крыма самолеты будут использованы исключительно для эвакуации штаба 17-й армии.

2.35. Берег 2,5 км западнее мыса Фиолент

— Что-то не сидится, — Катрин прислушивалась к равномерным, кажущимся даже несколько ленивыми залпам корабельных орудий. Звук накатывался волной, после паузы доносилось эхо разрывов. Изредка был слышен ответ немецких 203-миллиметровых. Похоже, особых результатов дуэль пока не приносила.

— Пойдем к дороге, — Женька осторожно поежился — опять ныло порезанное плечо. — Зябко чего-то. Кать, когда оно начнется?

— Я тебе адмирал Нельсон какой-нибудь, что ли? Я только в гребных судах разбираюсь, да и то исключительно с пассажирской точки зрения.

Шагали темной пустошью. Кругом в мелких окопчиках и едва намеченных траншеях спали мертвецким сном бойцы. Вздохи крупнокалиберных орудий никого не беспокоили. Похоже, вся вымотанная маршем и стремительным штурмом Приморская армия сопела и похрапывала.

Не вся, естественно. У дороги Женьку обматерили:

— Куда прете? Не зрите — нету проходу.

Из окопчика торчала едва заметная каска.

— Ты как с офицером разговариваешь? — удивилась Катрин. — Не видишь — штабной переводчик немцев прослушивать идет.

— Виноват, — боец, удивившись больше не переводчику, а женскому голосу, поднялся с четверенек и выбрался из своей норки. Оказался почти гигантом — ростом аж с собственную винтовку. — Проходу нету, товарищи охвицеры. Саперы там труждуют.

— Мины снимают? — догадался Женька.

— Мож снимають, мож ставят. Не докладали. Велено усих заворотить.

— Понятно. Ответственный у тебя пост. Как звать? — серьезно спросила Катрин.

— Красноармеец Торчок Павло Захарович.

С бугорка впереди заработал МГ. Павло Захарович Торчок шустро нырнул в окопчик. Опергруппа растянулась на колкой траве. Над головами неслись, взблескивали, трассеры. Патроны немцы экономить явно не собирались.

— Эй, Торчок, ты тут бди. Мы отойдем, пока все немцы не проснулись.

— Отож и я говорю, — отозвалось из недр земли.

Женька, придерживая автомат, полз за начальницей. Немецкие пулеметчики успокоились. Опергруппа рискнула встать и, пригибаясь, спустилась в ложбину. Вдоль гребня спали люди, обхватив винтовки, сунув под головы вещмешки. Прижавшись спинами друг к другу, сопел расчет «максима».

— Земляков, а что ты скалишься? — поинтересовалась начальница. — Мы тут шляемся как беспризорная команда, а он скалится. Что смешного?

— Так этот Торчок забавный.

— Фамилия как фамилия. Рост крайне экономичный — самое оно для пехоты.

— Я же не над человеком веселюсь. Просто забавно.

— Забавно ему… Пропадешь ты без меня, Евгений. Разбаловали тебя. Ладно, Сан Саныч — он всегда мягкосердечием страдал. А я куда смотрела? Легкомысленный ты парень, Земляков. Поверхностный. Над бдительным бойцом потешаешься, над заслуженным полковником. Он бы тебя пристрелить не пристрелил, но зубы запросто мог посчитать. Маузер — увесистая штука. Думаешь, он хам, самодур и скотина? Так я даже спорить не буду. Пусть подчиненные его судят. Только психовал он, потому что их замполит вместе с переводчиком подорвался сегодня. Спешили, срезали по прямой дороге. От «Виллиса» только задний мост остался. Тоже, наверное, погибшие думали — не повезло им с командиром. Комбриг их конник устаревший, замшелый, крикун дурной и вообще отрыжка буйного революционного прошлого. Может, и верно. Только их теперь по частям собрали да уже закопали, а полковник живой. Знает, где орать, а где в обход ехать. Ты видел, что у него маузер именной?

— Откуда? Мне тогда, честно говоря, все равно было. Выходит, с Гражданской мужик?

— Именно, мужик. Когда-то офицеров рубал, теперь сам погоны носит. Судьба. Дядька много чего пережил. И войну ту внутреннюю, ненужную, и всякие… очищения рядов. Нервные времена, они никого не красят. С ужасом представляю, какая сама буду, когда пятый десяток пойдет.

— Ну, ты скажешь. Полковник он же… веха истории. Ты-то современная.

— Потому что «прыгаю» бессчетно? Чудной ты, Женя. Я этого полковника, может, в 19-м видела. Молодым, лихим, веселым.