Самый старший лейтенант. Разведгруппа из будущего - Юрий Валин

Части 2-й гвардейской и 51-й армий.

Сапун-гора оставлена противником полностью, за исключением артиллерийских позиций на восточных скатах, где продолжают сопротивление отдельные окруженные группы. Отражена контратака противника с «Инкерманской позиции».[60] Артиллерия 2-й гвардейской армии начинает обстрел противника с северной стороны, бухты.

Отдельная Приморский армия.

Постоянные контратаки противника на Каткартов холм. Штурмовые группы морской пехоты прорываются к Килен-Балке.

Соединения и части фронтового подчинения.

Радиодивизионы спецназначения на 25 минут прерывают постановку помех. Проводится операция по дезинформации противника. На пункты боепитания доставлено 0,5–0,8 боекомплекта.

Черноморский флот.

Катерами противника атакованы и потоплены два катера 2-й бригады. Бронекатерами и «морскими охотниками» вражеские катера отогнаны. Два шнельбота повреждены.

1-я группа ПЛ — без изменений.

2-я группа ПЛ. Совместной атакой уничтожен румынский вспомогательный крейсер «Дакия». Поврежден тральщик противника.

Корабельная группа «Севастополь» — без изменений.

Корабельная группа «Ворошилов». Эсминец «Сообразительный» атакован подводной лодкой противника. Попадание торпеды в кормовую часть. Подводная лодка обнаружена и уничтожена глубинными бомбами.

20.45. Прибрежная дорога (3 км к западу от Фиолента)

— Переводи! Что им приказано? Где его командир? Что приказывали?! Переводи, гундосая морда, очкастая задница!

— Товарищ полковник, вы не машите пистолетиком, — огрызнулся Женька. — Ефрейтор от него уже уссался, теперь еще и я в штаны напущу.

— Что?! Младший лейтенант, в штрафбат захотел? Расплодились в тылу, гниды образованные, мать вашу. Да вас там, в штабах, что волосья в манькиных рейтузах. Интеллигенция, мля…

Полковник с громадным «девяносто шестым» маузером примчался на «Виллисе» непонятно откуда. Что он такого ценного нашел в перепуганном пленном ефрейторе-сапере — было непонятно. Разве что «Крымский щит»[61] раздразнил начальство. Пленному уже досталось, возможно, этим самым революционным маузером, — нос распух, сочилась кровавая юшка.

Женька повернулся к полковнику, поджал губы:

— Во-первых, я не очкастый. Во-вторых, в штрафбат так в штрафбат. Только будьте любезны телефонировать во фронтовой отдел СМЕРШ и поставить в известность мое непосредственное начальство. Связь у танкистов имеется. Идите, товарищ полковник, и не мешайте работать. Результаты допроса до вас доведут.

— Ты, лейтенант, смотри мне. Сгною… — полковник круто повернулся, звякнули ордена.

— Стоять! — негромко сказал Женька в широкую спину.

Полковник развернулся — глаза сузились, мясистое лицо мгновенно затвердело, прямо натуральный кусок булыжника. Женьке на миг показалось — вскинет сейчас маузер, бабахнет без раздумий.

— Извините, вы про документы пленного ничего не сказали, — Женька улыбнулся и смущенно развел руками: — С документами, знаете ли, легче «ганса» разговорить.

Полковник сморгнул:

— Там, у ординарца, что-то…

Он уходил широкими шагами. Женька перевел дух. Подскочил старший лейтенант, выразительно постучал себя по лбу, сунул мятую солдатскую книжку немца и побежал догонять начальство. Бойцов вокруг не было — все предусмотрительно рассосались. Лишь из-за кормы самоходки выглядывало несколько голов. И Катька — рука на автомате, висящем стволом вниз. Пугать этого комиссаристого брюхана надумала, что ли? Начальница не менее доходчиво, чем старлей, постучала себя по каске.

Ну да, сглупил. Женька повернулся к пленному. Ефрейтор привалился боком к борту новенького, хотя и страшно пыльного, «Виллиса». Нет, не ранен. Страшно немцу. На брюках действительно мокрое пятно. Можно понять — от этого бешеного «полкана» кто угодно обмочится.

Женька глянул в солдатскую книжку и махнул рукой под каменный выступ склона:

— Садитесь, Ленсен.

Ефрейтор, пошатываясь, сделал три шага, упал под камень.

Женька ощутил нечто похожее на сочувствие. Впрочем, кто этого типа сюда звал? Нашли всегерманскую здравницу, уроды.

— Меня расстреляют сразу после допроса, господин переводчик?

— Если мы с вами не доложим командованию что-либо полезное, то я не дам за вашу жизнь и марки. Вас пристрелят, а меня отправят в штрафную роту. Пошлют в разведку с одним штыком, дабы я раздобыл начальству более толкового немца. У нас с подобными вещами строго. Вы видели господина полковника?

— О да!

Ничего особо толкового немец не сказал, хотя и старался. В 117-м гренадерском полку все ждут скоро приказа на эвакуацию и отходу к Камышевой бухте. Фюрер лично обещал корабли. Атаки русских и огонь артиллерии чрезвычайно сильны, никто ничего подобного не ожидал. Оборона рухнула. Все из-за бездействия Люфтваффе. Но до утра все твердо намерены держаться. Что будет, если корабли заберут не всех, один бог знает.

Ефрейтор плакал. Ну, да поможет ему лагерный бог.

Женька поаккуратнее сложил надерганные из блокнота листки и пошел отгребать взыскания. Хм, если из маузера шлепнут, это даже как-то романтично будет. Как царского офицера какого-нибудь. Младший лейтенант до революции — это что за звание? Подпоручик? Нужно будет у начальницы спросить, она все армейские премудрости постигла.

Начальницу расспрашивать было затруднительно — Катерина изволила политесы разводить с начальством. Товарищ полковник здесь был и еще один короткошеий подполковник в новеньком танкошлеме. Вернее, это как раз революционный полковник что-то рассказывал, энергично показывая на пальцах, а сержантша ахала и широко распахивала свои изумрудные глазища. Устроилось командование под защитой могучего бока КВ. На разостланном чистом носовом платке красовались крошечные стаканчики трофейного серебра, бутербродики аккуратные. И даже мины, хлопающие над ложбиной, ветеранам не помеха. Катька причесана, ремнем в талии затянута — чего не затянуться, когда ни подсумков, ни кобуры. Интересно, на кого она вооружение оставила?

— Товарищ полковник, разрешите доложить? — Женька коротко кинул ладонь к каске.

Полковник милостиво кивнул:

— Присаживайтесь. Что там ваш фриц наплел?

Женька изложил, стараясь напирать на очевидное замешательство немцев и тщетные надежды оболваненных солдатских масс на немедленную эвакуацию. Начальство снисходительно кивало.

— Засуетились, — насмешливо заметил полковник. — Слаб фашист, ежели в воздухе своих не видит. Ладно, младший лейтенант, можете следовать по своим контр-шпионским делам. Извиняться не буду, но если бы ты сказал, что контужен, другой разговор был бы.

— Он же, товарищ полковник, соображает туго, — жалостливо сказала Катька, подхватывая с импровизированной скатерки еще одну конфету. — Мы как у Горной утром попали, так просто ой…

— Вы поосмотрительнее, Катюша, — отечески посоветовал полковник. — Лейтенант ваш в немецком силен, а как провожатый еще тот Сусанин. Вы уж берегите себя. В наших краях будете…

— Непременно, товарищ полковник. Дослушаю ваш рассказ в обязательном порядке…

Танкист-подполковник подмигнул, и начальство скорым шагом направилось к машине. Ординарец спешно собрал чарочки и флягу.

Женька запихнул никому не нужные листки с протоколом допроса в карман.

— Расслабься, Земляков, — посоветовала начальница. — Отвертелся от штрафбата — безмятежно радуйся жизни.

Радоваться жизни было рановато. Опергруппа шлепнулась на животы — на гребне рванул снаряд.

— Ты где каску бросила? — мрачно поинтересовался Женька, преодолевая звон в ушах.

— Тут у танкистов на хранении. Что ты морщишься?

— Не противно было с этими… коньяк пить?

— Уж куда получше, чем на тебя, дурака, с выбитыми зубами любоваться. Ты, Женя, совсем спятил? Видишь, что командование не в себе, и на рожон лезешь? Чувство реальности утерял?

— Сама ты утеряла. Пьешь с хамами, в гости обещаешь заехать. Прямо не узнать.

— Взрослею. А в гости являться я не обещала. Обещала историю дослушать. Возьму вот и его мемуары дочитаю. Я начинала, да скучищей показалось. Теперь-то, после личного знакомства…

Женька только сплюнул в содранную гусеницами траву.

Катрин едва успела забрать из «тридцатьчетверки» оружие и каску, как прибежал взмыленный рядовой:

— С вами комдив говорил? Велено передать.

Женька с недоумением развернул сверток. Масккостюмы, практически новенькие. Это, значит, чтобы окруженцами не разгуливали, не позорили советскую армию.

— Вот — дивиденды, — заметила Катрин. — Всего-то пощебетала лояльно.