Маркиз и Жюстина - Олег Волховский

Он воздел руки к сводам храма и воскликнул:

– Слуги Антихриста, сидящего в Риме, снова ополчились на нас! Ангел Господень снизошел на меня с небес и поведал о кострах, что сложили прихвостни Сатаны. Дела познаются по плодам их! Или неведомо этим черным душам, что, когда флагелланты приходят в город – там прекращаются убийства и грабежи, а сердца жителей преисполняются покаянием и христианской любовью. Они не хотят, чтобы царствие Божье воцарилось в земных селениях и проросло в сердцах людей прекрасными цветами добродетелей! Они хотят грешить вечно и не видят ничего, кроме своего греха! Потому и преследуют нас! Но мы пребываем в благодати Божьей, и они для нас не более, чем твари, ползающие и смердящие. Для чистого сердца их укусы не опаснее муравьиных. Наша дорога в рай! Благословим же врагов наших, открывающих для нас Небесные врата и приближающих встречу с Богом. Пойдемте к храму Святого Реми, крестившего когда-то Хлодвига, и станем свечами у престола Господа, как первые христиане на арене Нерона, и освятим еще более это святое место!

И он спустился со ступеней алтаря и пошел к выходу из храма, увлекая за собой толпу. Мы вышли на улицу.

Раскаленный булыжник мостовой жжет голые ступни, но я почти не чувствую боли. Мы поем. Мы идем к престолу Господа, и в наших сердцах нет страха.

Уже доносится запах паленого мяса, уже пахнуло раскаленным ветром от огромных факелов из горящих людей у ступеней храма Сен-Реми, перед которыми мы преклоняем колени. Я уже слышу топот коней гвардии, приехавшей за нами…

Но мир меркнет.

Я на кожаном топчане в частном музее пыток Небесного Доктора. Рядом стоит Маркиз.

– Ну что, добилась своего? – бросил он.

Повернулся к Доку.

– Дай мне это средство, ублюдок!

Док убирает в шкатулку маленький пузырек. Рядом лежит пустой шприц. Я смотрю на свои руки: на правом локтевом сгибе след от укола.

– Вы не очень-то вежливы, господин Маркиз, – усмехнулся Небесный Доктор.

– Дайте средство! Все же может повториться.

Док качает головой и запирает шкатулку.

– Я никому его не даю.

И тогда Господин бьет. Там, куда пришелся удар, еще миг назад была спина Небесного Доктора, но теперь – только воздух. Док словно растворился в одном месте и возник в другом – за спиной Маркиза. Но Господин мгновенно реагирует, разворачивается и пытается ударить еще. С тем же результатом. Я не успеваю следить за движениями Дока, они кажутся марой, иллюзией, волшебством.

– Кто ты, черт возьми! – кричит Маркиз.

– Как ты любопытен, право! – раздается голос от двери, где только что никого не было. – Узнаешь в свое время. Пошли!

– Средство!

Док расхохотался.

– Да это обыкновенный кофеин! Кстати, рискованное дело. В следующий раз с твоей сабой это может не пройти.

Господин побледнел, у меня екнуло сердце.

Док открывает шкатулку, вынимает пузырек, и он, словно случайно выскальзывает у него из руки и падает на пол. Звенит стекло, блестят в свете настольной лампы мокрые осколки.

– Ах! Какая жалость! – воскликнул Док.

– Сволочь! – сказал Маркиз и зашагал к выходу. – Пошли, Жюстина!

Я наскоро оделась и поспешила за ним. Он ждал в дверях. Взял за руку, вывел на улицу. Там коротко бросил:

– Ты будешь наказана!

И не проронил ни слова больше.

Знал бы он, какой сладостью прозвучало для меня слово «наказание»!

Возле дома шепчу:

– Прости меня!

– Прощение возможно только после наказания, – цитирует он Кодекс рабыни.

Нас ждет Кабош. На кухне, на табурете, стоит ведро с водой, из которого торчат тонкие палочки без коры.

– Маркиз! – взмолилась я. – Ты же знаешь, что я терпеть не могу розги!

– А наказание не для того, чтобы кайф ловить.

– Кабош будет меня пороть?

– Нет. Мэтр здесь в качестве врача. Чтобы я часом не запорол тебя до смерти. Раздевайся, раздевайся! Чего стоишь?

Ударов было сорок, как в иудейской традиции. До крови Маркиз не бил, но синие полосы остались. На следующее утро я имела удовольствие любоваться ими, глядя на себя в зеркало. Некоторый извращенный кайф я все же словила. Я была к этому подготовлена «путешествием» в запруженный флагеллантами средневековый Реймс.

Олег Петрович

Телефон Небесного Доктора мы нашли в записной книжке Маркиза, конфискованной во время обыска. Номер записан под двумя буквами «Н.Д.».

Я позвонил.

– Извините, вы набрали несуществующий номер, – сказал женский голос.

Подумал, что ошибся, позвонил еще.

– Извините, вы набрали несуществующий номер.

В общем-то, ничего удивительного, номер телефона можно быстро сменить при наличии-то денег. Этот их Небесный Док слышал, конечно, о деле Маркиза и решил залечь на дно.

– Придется ехать, – сказал я Сашке.

Адрес у нас был, его обнаружили в записной книжке Ольги Пеотровской. Удивляло одно мелкое несоответствие: в записной книжке указан тридцать первый этаж, а в дневнике – тридцатый. Наверное, описка. В крайнем случае, проверим оба.

Ультрасовременная сияющая башня на охраняемой территории со сквером у подножия, отдельной диспетчерской и бухгалтерией. Пожилой консьерж (не иначе бывший профессор) смотрит подозрительно, но после предъявления удостоверений в недра башни пускает.

Идем по пушистому ковру, мимо живых пальм и раскидистых монстер к шикарной двери в облицованной мрамором стене. За дверью – всего лишь бухгалтерия.

– Нам нужны сведения о жителях тридцатого и тридцать первого этажей.

Девушка за компьютером удивлена.

– В доме тридцать этажей.

Ну как я и думал, описка.

– Тогда тридцатого.

Вручает распечатки фамилий владельцев – смотрю их уже в лифте. Насчет количества этажей бухгалтерша не обманула. На панели лифта (не иначе черного дерева) только тридцать кнопок.

В пентхаусах живут семьи, ни одного одинокого молодого человека. Впрочем, из того, что Небесный Доктор принимал Ольгу один, еще не следует, что он и живет один. Мало ли, мама в Париж уехала. К тому же регистрация далеко не всегда совпадает с реальным положением дела.

Поднялись на этаж. Я поискал номер квартиры, указанной в записной книжке Пеотровской.

– Мать!

– В чем дело? – спросил Сашка.

– Нет такого номера! Самый большой номер – сто пятнадцать. В записнухе – сто восемнадцатый!

– Может, пятерка так написана?

– Хрен его знает! Может.

В квартире номер сто пятнадцать обитает строгая пожилая дама, явно из бывших. Про себя я окрестил ее «генеральшей».

– Мы буквально на десять минут, госпожа… – Я взглянул в бумажку. – Шацкая. Только поговорить.

Она с отвращением взглянула в наши удостоверения, но в квартиру пустила.