Контракт на Фараоне - Рэй Олдридж

Руиз вышел наружу, чтобы съесть собственный завтрак, и устроился в пятне солнечного света, там, где разрушающаяся стена представляла собой удобное сиденье.

К его удивлению, Дольмаэро подошел к нему, когда он приканчивал безвкусную еду.

— Можно мне сесть? — спросил Дольмаэро.

Руиз кивнул.

— Разумеется, почтеннейший Дольмаэро. Чем могу вам служить?

Дольмаэро пристроил свое крепкое тело на стене и смущенно хмыкнул.

— Не думаю, что тебе надо беспокоиться о том, чтобы надлежащим образом ко мне обращаться. Ведь совершенно очевидно, что ты не тот человек, каким кажешься, — Дольмаэро метнул на Руиза проницательный взгляд, — и я уже больше не тот человек, каким был.

Руиз ему на это не ответил.

Дольмаэро пристально смотрел на него, сосредоточенно и доброжелательно.

— Кажется, Касмин выживет, хотя сейчас он совсем не радуется этой перспективе.

— Хорошие новости, — двусмысленно сказал Руиз.

Дольмаэро рассмеялся искренним смехом.

— Ну что же, — сказал он. — Мне приходится просить прощения за дерзость моего прихлебателя, хотя я вполне уверенно могу сказать, что ему еще прискорбнее, чем мне.

Руиз вынужден был улыбнуться.

— Послушай, — сказал Дольмаэро, — я обращаюсь к тебе против мнения старшин, которые убеждены, что ты бешеный зверь. Я этого не думаю. Я думаю, что ты человек, который каким-то образом знает больше о нашем положении, чем мы сами, и я хочу попросить тебя сказать нам. Например, где?

Дольмаэро показал на небо, где солнце Суука начинало подниматься выше стен.

— Где наше прежнее солнце? Ночью звезды совсем незнакомые, они как гроздья мелких ягод, они рассыпаны по небу, словно множество мелких лун, а наших лун тут просто нет.

Руиз посмотрел на Дольмаэро с неожиданным уважением. Перед ним был представитель примитивного мира, но с гибким мышлением. Он покачал головой и начал что-то отвечать, но Дольмаэро остановил его жестом.

— Погоди, — сказал Дольмаэро. — Я должен тебе сказать, что решение уничтожить феникса было неразумным, оно было вызвано отчаянием. Будь уверен, что больше таких решений не будет и быть не может. Если ничто не ясно, в нашем положении, по крайней мере, я могу уверенно сказать, что боги отвернулись от нас, поэтому я не стану тратить больше время, надеясь на их жалость или доброту. Вместо них я надеюсь на то, что ты будешь к нам снисходителен. Пожалуйста, скажи мне все, что можешь.

Руиз раздумывал. По его мнению, ничего, если он расскажет старшине о своих переживаниях после того, как их погрузили на корабль из купола-захватчика.

— Я очень немногое знаю, но я расскажу, что смогу. Меня забрали в Биддеруме. Потом я проснулся в железном гробу, после меня взяли под землю, очень глубоко, и посадили там в камеру на долгое время. С тобой поступали так же?

— Нет, нас сразу привели в эту загородку. Я сам очень мало помню про железные гробы, вот только запах пережаренного мяса. А ты больше помнишь?

— Мои воспоминания очень хаотичны, — честно признался Руиз.

Ясные глаза Дольмаэро пристально смотрели Руизу в лицо.

— А что насчет темниц или камер?

— Там был волшебный свет. Одежды там мне не давали, но не было ни жарко, ни холодно. Почти ничего не происходило.

— А потом тебя привели сюда?

— Да, — ответил Руиз. — У меня сложилось такое впечатление, что произошли какая-то ошибка. Единственный пленник, кроме меня, которого я видел в камерах, был фокусник, тот, который исполнял роль Бхаса в пьесе.

Глаза Дольмаэро зажглись интересом.

— Ты видел Мастера Фломеля?

— Его так зовут?

— Да. А как насчет Мастера Кроэля или Мастера Мольнеха? Ты их тоже видел?

— Нет.

— М-м-м-м… — казалось, Дольмаэро погрузился в свои мысли. Потом он сказал: — Кое-кто среди старшин считали, что только мастера могут быть взяты в Землю Вознаграждения, в то время как мы, люд попроще, должны были жить только в Земле Искупления. Видимо, они не правы. Я не уверен, что эти сведения обнадеживают.

Последовало продолжительное молчание, пока Руиз приканчивал свой завтрак. Дольмаэро вздохнул.

— Мне кажется, твоя история длиннее того, что ты мне рассказал, но я не могу винить тебя за то, что ты держишь свое знание при себе. Мы тебе пока не дали никаких оснований для доверия, поэтому я благодарю тебя за твои новости.

Он с усилием встал, постоял с минуту, глядя на Руиза с интересом и удивлением, и Наконец сказал:

— Твои татуировки мне очень интересны, если только я могу это заметить, не вызывая в тебе враждебности.

Руиз медленно кивнул.

— Ну, — сказал Дольмаэро, — они, понимаешь, словно понемножку взяли от каждой твари таким образом, какого я никогда прежде не видел. Более того, я вовсе не хочу тебя обидеть, но они кажутся мне немного бледными. Интересный вариант.

Потом, казалось бы, без всякой связи с предыдущими словами, он добавил:

— Мое любимое занятие в свободное время — изучение старых легенд. Ты слышал про проклятый культ Саеда Крпашуна? Бхасрахмет множество раз выжигал этот культ как мог. Но некоторые фанатики выжили, и они утверждают, что люди с далеких звезд иногда появляются на Фараоне.

Руиз не позволил своему лицу отразить иных чувств, кроме вежливого интереса. Дольмаэро кивнул ему дружелюбно и пошел прочь. Руиз был поражен. Перед ним действительно был примитивный человек, но с каким острым умом! И если татуировки Руиза уже начинали терять свою интенсивность и яркость, то у него оставалось очень мало времени, чтобы устроить свой побег. Он вернулся в хижину в очень мрачном расположении духа.

Низа стояла возле двери, держа в руках свою пустую тарелку. Он сердечно улыбнулся ей, проходя рядом. Он собирался тихонько посидеть и рассмотреть все возможности, которые предлагала ситуация, постараться перестроить их так, чтобы найти в обстоятельствах шанс побега.

Однако, когда он проходил мимо нее в хижину, она протянула руку и подергала его за рукав.

— Вухийя, ты мне не помог бы? — спросила она.

Он нерешительно остановился.

— Я была бы тебе очень признательна, если бы ты провел меня в домик, где ванная. Я боюсь идти одна. Ты знаешь, почему.

Глаза ее были расширены, улыбка на губах умоляла. Руиз увидел, что ей очень трудно сохранять достоинство. Когда он не ответил ей немедленно, она нахмурилась, и губы ее задрожали.

Руиз вздохнул.

— Разумеется, Благородная Дама, хотя сейчас я не думаю, чтобы кто-то стал на тебя нападать.

Глаза ее сверкнули, и она улыбнулась.

— Зови меня Низа, — сказала она. — Я назначу тебя Царским другом.

Ему пришлось рассмеяться. Она не обиделась, принимая, вероятно, его веселье просто за радость.

В ванной двое мужчин и женщина-старуха поспешно убежали, перепуганно воздевая глаза к небу. Руиз смотрел, пока Низа сбросила свою рубаху и отмывала тело пригоршней мыльной травы, а потом споласкивала грязь своей болезни прохладной водой из кувшина. Он с удивленным восторгом смотрел на то, как вздымаются и колышутся ее груди, когда она мыла огромную черную гриву своих волос, на то, как мыльная вода сбегает вниз по ее бледной коже; стекая по впадинкам, блестя на выпуклостях. В первый раз Руиз посмотрел на феникса иначе, чем на прелестный, но жалкий предмет. В нем зажглось острое желание, он не мог оторвать от нее глаз.

Низа чувствовала на себе его взгляд, пока мылась. Чуть позже она почувствовала его желание и стала двигаться так, чтобы предстать перед ним самой красивой стороной, так, чтобы показать ему прелестную грудь, мягкую округлость бедер. Сперва она сама даже не очень понимала, что провоцирует его. В конце концов, его положение в обществе было ненамного выше раба, а там, где дело касалось крестьян и рабов, не приходилось кокетничать, там нужно было только приказывать. Кроме того, при его чужестранной красоте и необычной свирепости, она даже стала сомневаться, человек ли он. Казалось, ему даже не страшно в этом мире демонов — а разве это естественно?

Она старалась не смотреть на него, притворяясь, что не чувствует прикосновения его взгляда. Медленно растирая тело горстью мыльной травы, она вдруг почувствовала из-за ее грубовато-щекочущего прикосновения приятное, теплое возбуждение между ног. Ей стало все труднее подавлять время от времени дрожь удовольствия. Она почувствовала напряжение и боль в грудях.

Но он все же тихо и спокойно сидел в своем темном углу. Внезапно ее сознание показало ей яркий образ Вухийи, который выполнял свои странные упражнения, его тело переходило из одной позы в другую в плавном порыве крепкой, прекрасной плоти.

Низа, казалось, совершенно не обращала на него внимания, пока не вымылась и не расслабилась в глубокой ванне воды, как это было принято по фараонскому обычаю.

Он почти не видел ее тела, только одну маленькую кисть там, где она держалась за край ванны. Он пытался подавить желание, восстановить равновесие в чувствах и мыслях, но желание отказывалось покорно подчиниться. Оно рисовало в его памяти прелестные картины, пока он не мог думать ни о чем, кроме Низы.