На боевых рубежах - Роман Григорьевич Уманский

Антонеску.

На переправе Светлый Яр, куда мы отправились с Араловым и Лосевым, в убежище, застали старшего лейтенанта Сычева и хорошо говорящего по-русски пленного.

— Взял к себе в переводчики, — докладывает Сычев, — он наш, бессарабец из-под Кишинева!

Внимательно посмотрев в широко поставленные острые глаза юноши, Аралов строго спрашивает:

— Где и кем служили в армии?

— Шестой армейский румынский корпус, — отчеканивает каждое слово пленный, а затем уже добродушней добавляет: — Денщик командира второго батальона.

— А где же ваш командир?

Юноша потупил глаза, и я заметил медленно катящуюся по его красному от мороза лицу большую слезу.

— Убит он утром, осколком снаряда... Он русский был.

— Русский, говоришь?

Словоохотливый денщик подробно рассказывает:

— Василий Игнатьевич Бедрицкий, мой командир батальона, был выходцем из России. В царской армии в прошлую войну, как он часто рассказывал, дослужился до чина поручика, получил боевой георгиевский крест. За что? Среди бела дня ворвался в германский окоп, где-то под Перемышлем, и утащил живым к себе в плен важную «птицу», большого рыжего оберста. Фашистов ненавидел он, но у нас в армии служил и даже под Сталинградом оказался.

Солдат неожиданно умолк и попросил у Сычева закурить. Курил он с каким-то упоением, а живые, острые его глаза показывали, что юноша собирается с мыслями и хочет еще что-то поведать о погибшем человеке, к которому он так крепко привязался.

— Чего же ваш Бедрицкий воевал с нами? — недоумевал Аралов.

— Не могу знать, — по-солдатски отрубил денщик, но потом, видимо о чем-то вспомнив, уже другим тоном сказал:

— Трудно было понять Василия Игнатьевича. По своей родине тосковал. А возвратиться не смел, непонятная трусость или ложный стыд одолевали за свою неприспособленность и бесхребетность. Еще в Запорожье летом, помню, сказал: «Мне бы, мол, добраться до Сызрани, а там недалеко и мое именьице!.. Посмотреть бы только на белый домик с мезонином, зеленый, весь в водорослях пруд и заросший у оврага парк. Посмотреть, пройтись по когда-то в детстве и юности хоженным узким песчаным дорожкам, заглянуть еще в прохладную, обвитую диким виноградом старенькую беседку — и можно умирать».

— Вот он и умер, — сказал раздраженно Аралов. — Не с того хода добирался до своей матушки-родины — и получил поделом.

За окном убежища уже совсем стемнело. Переправа пленных на левый берег шла полным ходом. Мы вышли к причалу и наблюдали, как солдаты, выгрузившись с барж, тут же расползались по близлежащим прибрежным селам.

Конвойных явно не хватает, и это взволновало Сычева.

— Как же их потом соберем? — спрашивает он.

— Они все сюда придут завтра утром, господин офицер, — уверенно сказал наш переводчик. — К немцам обратно не побегут. Нет!

Солдат так решительно произнес это слово «нет!», что мы поверили ему, после чего спокойно занялись переправой подошедших тылов из подразделений 13-го механизированного корпуса.

Справа от нас, где крепко зацепилась за Сталинградскую землю 62-я армия под командованием В. И. Чуйкова, по-прежнему гремит артиллерия. Фашистские фанатики все еще не верят, что их постигла огромная катастрофа, и они упрямо продолжают вести жаркие боевые схватки в рабочих кварталах города.

Но фланги у гитлеровцев оголены. Удастся ли им избежать, как они говорят, большого «котла», трудно сказать. Все теперь зависит от резервов: кто их скорее введет в действие на самом главном направлении.

* * *

Больше недели прешло, как войска нашего Сталинградского фронта совместно с Юго-Западным фронтом в районе Калана завершили полное окружение двух отборных гитлеровских армий. Пленные говорят, что их путь лежал на Урал. А вот вышло совсем иначе. Генерал фон Паулюс, готовивший свою армию для молниеносных наступательных действий, вынужден отсиживаться в полуразрушенном подвале универмага, на площади Хользунова, и волей-неволей подумывать о капитуляции. Но Гитлер и слушать об этом не хочет. Этот маньяк все еще продолжает верить в свою счастливую звезду, обещая грязному и голодному воинству к рождественским праздникам выпутаться из затянувшейся петли. А пока что он пытается организовать снабжение осажденных войск по воздуху, но воздушный мост получается жиденький: днем транспортным самолетам вообще нельзя показаться — сразу подобьют наши зенитки, а ночью тоже не совсем безопасно.

Пока стрелки, танкисты, артиллеристы, летчики добивают окруженную группировку фон Паулюса, нас, саперов, торопят со строительством моста через Волгу, у Татьянки. Полковник Н. Т. Держицкий, часто бывая в частях, хорошо знает их острую нужду в пополнении техникой и боеприпасами, а на паромах далеко не уедешь, тем более в такой тяжелой ледовой обстановке. Поэтому он и поторапливает строителей.

— Вы понимаете, — говорит Николай Титович, стараясь убедить штабных офицеров в правоте своих требований, — чтобы сжать кольцо окружения и уничтожить гитлеровцев, надо создать определенное превосходство в живой силе и технике, а без хорошего моста мы не обеспечим переброску нужных резервов, и за это нас с вами по головке не погладят.

Работы на мосту ведутся двумя бригадами, круглосуточно. Для технического руководства туда направлены Лосев и недавно прибывший инженер-майор Якубов, крупный специалист-мостовик.

— Дайте мне Сычева, — уже в третий раз сегодня настойчиво прошу я Держицкого. — Этот потянет любой, самый тяжелый участок работы. Он и на мосту как раз очень нужен.

— Вы все сделаете без Сычева. А старший лейтенант, говорите, справится где угодно? Он нужен тогда в другом месте. Вызывайте его в штаб, назначим дивизионным инженером. Теперь согласны?

Я нерешительно киваю головой, а сам думаю: «Хитер начальник штаба, но инициативен и смел. Значит, все будет хорошо» — и, довольный этим, иду в свою землянку.

Здесь меня ожидает другая радость.

После долгого отсутствия появляется Виктор Петрович Кувакин. Он едва протискивается сквозь узкую дверь, заметно пополневший, в трофейном полушубке.

— Что это такое? — спрашивает Аралов, показывая на ярко-рыжий цвет кожи.

— Теслеровский подарок. Берешь в руки — маешь вещь. Хотите достать себе? Бегите к нему. Только сейчас привезли две груженые машины из Абганерово... Трофеи.

Аралов одет легко и собирается ночью в Сталинград на розыски Ольги.

— В