Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что ты делаешь, идиотка?! – вскочил Митрохин.
– Да подождите! – удержала его Полина, нагнулась и в такт музыке стала вылизывать икру, озорно поводя головой из стороны в сторону. При этом в наклонах ее юного тела, в упавших потоках волос, в изгибе белых рук и в абрисе бедер – во всем снова была идеальная, классическая грация.
Митрохин даже головой покачал:
– Ну кошка! Прямо Роден!..
Но в следующую минуту ему уже было не до классического искусства. Под ласкающими движениями народной артистки СССР ослабленный Председатель Президиума ожил, и дух его вознесся вместе с возрастающей мелодией арии из оперы «Весна России».
Но Полина не спешила. Она явно наслаждалась своей властью над главой правительства.
– А у жены Стрижа разве нет любовника? – вдруг спросила она между делом.
– Ах вот ты что хочешь! Чтобы мы ей любовника… – догадался Митрохин и вдруг не выдержал этой пытки блаженством – с диким рыком, неожиданным при его светских манерах, схватил Полину, с силой развернул ее и надломил лицом вниз, а высокими роденовскими бедрами вверх. – Вот тебе! – вошел он в нее, цепко ухватив актрису за талию. – Вот тебе «ковыльная!» Вот тебе «степная!» Пока ты за Стрижа замуж не вышла! Ишь куда замахнулась, курва! Да мы ей десять любовников подсунем! Я тебя озолочу, если ты его на себе женишь! Мы его вот так иметь тогда будем! Жени его на себе! Жени!.. Жени!.. Жени!..
Раскачиваясь в такт его сильным ударам и водя по ковру копной золотых волос, Полина хрипло, счастливо дышала открытым ртом.
А мелодия «России ковыльной» все набирала высоту и силу…
24
Екатеринбург. 06.50 по местному времениВ 6.50 очередь наконец увидела двух милиционеров, идущих на дежурство к хлебному магазину. Один из них, Сергей Шаков, был рослый тридцатилетний сержант с круглым красно-кирпичным лицом и светло-голубыми глазами. Шапка-ушанка с милицейской кокардой была заломлена на его голове набок и открывала светло-рыжий чуб. Второй милиционер, Василий Карюк, толстый пятидесятилетний старшина, имел неожиданное при его теле-бочонке лицо язвенника – сухое, остроносое и злоглазое, как у мелкой собаки. В обязанности этого милицейского наряда входило выстроить очередь перед открытием магазина и наблюдать за порядком, но вид Шакова и Карюка вовсе не выражал сейчас служебного рвения. По тому, как лихо были заломлены назад их меховые шапки, по налету испарины на гладко-красном лице молодого Шакова и по мечтательной замутненности в собачьих глазах пожилого язвенника Карюка, – по всей совокупности этих мелких деталей опытному взгляду толпы сразу открылось, что милиционеры опоздали на дежурство не по служебной занятости, а просто приняли только что по двести граммов спирта и вкусно закусили. И хотя вполне возможно, что милиционеры пили только чай, но промерзшая за ночь толпа вдруг пришла в ярость только от одного вида сытости и тепла на лицах милиционеров. Послышались насмешливый свист, громкие выкрики:
– Явились, мордовороты!
– Небось, кобелили на пару! А народ тут мерзнет!
– Хоть бы газету принесли – про новые нормы узнать!
– А что им народ?! Счас покрутятся пять минут, возьмут по две буханки и опять по бабам! Вот и вся их работа!
– Нет, не вся! Не слыхал, как они в Воронеже наработали? На бабью демонстрацию – с танками да автоматами!
– Это они могут! Такой козел за паек родную мать расстреляет, рука не дрогнет!
– Эй, Шаков, вы мясо-то настоящее жрали? Или как мы – китовое?
– Шаков, мать твою вперекрест! Принес бы «патриотку» – людям согреться!..
В очереди расхохотались – большие двухлитровые бутылки водки с ручкой, наподобие западных, появились сразу после смены правительства, и народ тут же окрестил их «патриотками».
Милиционеры оторопели от такой встречи и принялись рьяно наводить порядок.
– Хватит орать! А ну, первый десяток! Пять шагов от магазина – марш! Марш!
– Второй и третий десяток, построиться по одному!
– Счетчицы? Ну и что, что вы счетчицы?! Все, отсчитались! Идите на свои места. Первый десяток – заходь в магазин за хлебом!..
– Счетчицы пусть стоят! – крикнули из хвоста очереди.
– Пусть считают! Восемьсот человек должны хлеб получить.
– Получат, получат! – сказал Шаков. – Мы разберемся! А вы катитесь на свои места! Тоже мне – народный контроль! У каждого на руке номер написан? Написан? Ну, восемьсот номеров и получат хлеб!..
Но толпа прекрасно знала, что ни номера на ладонях, ни даже самые бдительные счетчицы не спасут от неизбежной недостачи двадцати, а то и тридцати буханок хлеба. Через полтора часа, когда будут распроданы все восемьсот буханок, выяснится, что хлеб получили не 800 человек, а 780 или 750! А куда делись остальные буханки – никто не сумеет выяснить. Даже если вызовут ревизора, продавщица предъявит ему ровно восемьсот отрывных хлебных талонов. Притом четыре буханки хлеба унесут без всяких талонов эти два милиционера – таков неписаный закон и оброк. Еще две буханки возьмет уборщица магазина и штук пять – сама продавщица, это тоже в порядке вещей. Но куда денутся еще три десятка буханок? «Очередь получила, – скажет продавщица не моргнув глазом, – вот же талоны!..» Когда первые полсотни людей получили хлеб, нервное напряжение толпы чуть поугасло. Вместе с очередью девочка приближалась к заветной двери магазина и уже достала из внутреннего кармашка пальто желтую, из второсортной бумаги книжечку с отрывными хлебными талонами. Но именно в это время она заметила некую короткую игру взглядов между молодым милиционером Шаковым и смазливой бабенкой, стоящей неподалеку от магазина в числе нескольких зевак. Этих зевак милиционеры постоянно отгоняли подальше от очереди и магазина, но они все равно настырно лезли. Поймав короткую и многозначительную переглядку Шакова с двадцатипятилетней блондинкой в черном тулупе, девочка сразу поняла, к чему этот молчаливый сговор. При первом же удобном случае милиционер протолкнет эту бабенку в магазин без очереди. «Но дудки!» – решила про себя девочка и уже не спускала глаз с этой бабенки. А та как ни в чем не бывало отвернулась от очереди, отошла до угла и стояла там с таким видом, словно не имела никаких преступных намерений. Еще один десяток людей запустили милиционеры в магазин… затем еще один…
– Неужели опять нормы выработки поднимут? – ворчал кто-то в очереди. – Ведь только на октябрьские праздники поднимали! Куда уж дальше? Совсем сталинские порядки стали…
Через два десятка наступала очередь девочки, а эта блондинка в черном тулупе и не думала вроде бы лезть в магазин без очереди, а стояла себе на углу, оттесненная то прохожими, то теми, кто уже купил хлеб и спешил домой. Девочка даже решила, что она зря заподозрила эту женщину в сговоре с милиционером…
И вдруг, когда очередной, последний перед девочкой десяток людей по команде Шакова двинулся в магазин, эта блондинка быстрой деловой походкой подошла к ним, стала одиннадцатой и со всеми вместе шагнула к двери по ступенькам магазинного крыльца.
– Эй, эта не стояла! – крикнул кто-то из передних.
– Стояла, стояла! Проходи! – сказал Шаков и подтолкнул блондинку вперед вместе с законными очередниками.
И в этот момент решилась судьба девочки. Девочки и… России.
Конечно, ни девочка, ни Россия еще не знали, к какому кровавому рубежу приближает их следующая секунда. И даже в тот момент, когда этот рубеж наступил, никто из присутствующих не ощутил ее ИСТОРИЧЕСКОЙ значимости, а все видели лишь будничную и узкобытовую сторону: то, как восьмилетняя девочка с косичками-рогульками, в темном пальтишке и в шарфе, накрученном на тонкой шее, выскочила вдруг из очереди, как вцепилась она обеими руками в черный тулуп блондинки, закричала: «Нет! Она без очереди! Я видела!..» – и потянула эту бабенку и как в этот же момент сержант милиции Шаков коротким рывком оторвал девочку от тулупа блондинки и резко оттолкнул ее вниз с крыльца магазина.
И то ли в раздражении за свой неудачный маневр со смазливой блондинкой Шаков не рассчитал силу своей руки, то ли потому, что действительно принял недавно двести граммов водки, но толкнул он девочку с несоразмерной ее легкому весу силой, толкнул так, что она, обронив с головы шапку, отлетела с крыльца к стене магазина и с лету стукнулась об эту стену затылком. Страшный этот удар головы о шлакобетон, гулкий, как выстрел в морозном воздухе, был слышен на весь квартал и на несколько мгновений омертвил всю очередь. Еще не хлынула кровь из носа и рта девочки, еще не сползло ее тело на тротуар, покрытый замерзшими плевками и растоптанными окурками, еще не увидели люди бело-серую мозговую массу, выпадающую сзади из расколотого черепа на цигейковый воротник девочкиного пальто, а уже по одному звуку этого удара все поняли, что случилось непоправимое. Но не желая поверить в свою догадку, люди, не двигаясь, наблюдали, как падает, оседает по стене на тротуар тело девочки. Они ждали чуда – что девочка закричит, вскочит, бросится на обидчика или заплачет от боли. Этого же чуда ждал милиционер Шаков, обернувшийся в испуге на гулкий звук удара. Если бы случилось то чудо, толпа окатила бы Шакова чудовищной матерщиной, смазливую блондинку в черном тулупе вытолкали бы из магазина, и девочка, поплакав, получила бы свою буханку хлеба, размазывая слезы, побежала домой или в школу.
- Красная площадь - Эдуард Тополь - Политический детектив
- Красный газ - Эдуард Тополь - Политический детектив
- Голгофа России Убийцы России - Юрий Козенков - Политический детектив
- Поставьте на черное - Лев Гурский - Политический детектив
- Заговор врагов - Эдуард Даувальтер - Военное / История / Политический детектив
- РОССИЯ: СТРАТЕГИЯ СИЛЫ - Сергей Трухтин - Политический детектив
- Над бездной. ФСБ против МИ-6 - Александр Анатольевич Трапезников - Политический детектив / Периодические издания
- 2054: Код Путина - Александр Глебович Рар - Политический детектив / Триллер
- Во власти мракобесия - Андрей Ветер - Политический детектив
- У каждого свой долг (Сборник) - Владимир Листов - Политический детектив