Провокатор - Вячеслав Шалыгин

– Стены–то, – прохрипел Алексеев, – прозрачные… мы тут как на ладони.

Грин бросил короткий взгляд по сторонам. Генерал не бредил. А между тем Грин и не обратил внимания на произошедшие вокруг метаморфозы. Слишком уж резво рванул в шахту. Голос снова оказался прав. Прежде чем начать зачистку, серпиенсы провели процедуру преобразования. Остов каменного дома превратился в подобие руин хрустального замка.

– Что ты… делаешь? – Алексеев приподнялся на локте.

– Доверьтесь мне, Дмитрий Павлович.

Грин вцепился в нарукавный карман генеральской хэбэшки и резко дернул. Ткань разорвалась по шву. Филипп тут же воткнул в плечо генералу иглу и ввел половину приготовленной смеси.

– Это что за… – генерал поморщился, – яд?

– Типа того. – Грин, рванул воротник собственной формы и, наплевав на санитарные правила, воткнул все ту же иглу себе в грудную мышцу.

Смесь оказалась жгучей, как кислота. Вокруг места укола расползлось красное пятно, затем образовалась припухлость, и все это начало страшно зудеть. Грину невыносимо хотелось почесать воспаленное место, но он себя сдержал.

– Чешется. – Генерал не выдержал и потер зудящую ранку. – Зачем?

– Увидите. – Грин поднял руку, призывая к молчанию. – Лежите тихо. Энергоботы!

– Тогда каюк. – Генерал мрачно усмехнулся. – Идентификационных меток у нас нет, сразу поймут, что мы партизаны.

– Метки им и не нужны, наши биометрические данные есть в списках Сопротивления.

– И на что тогда надеяться?

– На смекалку. – Грин приложил палец к губам. – Сейчас увидим.

Энергоботы были юркими и очень быстрыми. Они летали по этажам прозрачного здания, как гигантские навозные мухи, только быстрее и гораздо резче меняя направление полета. В приютивший беглецов подвал влетели сразу штук пять светящихся шаров. Они сплясали хаотичный на первый взгляд танец, пару раз «прижгли» дуговыми разрядами какую–то местную живность и двинулись в направлении людей.

Когда энергоботы зависли над головами у притихших подпольщиков, Грину захотелось крепко зажмуриться, но страх парадоксальным образом заставлял Фила смотреть на вражеских роботов во все глаза. Таращиться и ждать развязки. Пан или пропал. Жизнь или смерть «вследствие поражения электрическим током высокого напряжения», как пишут в заключениях патологоанатомы.

Генерал Алексеев тоже не стал зажмуриваться, но смотрел в глаза вероятной смерти спокойно, без ужаса. «Пока есть я, смерти нет, когда придет она, не будет меня». Примерно такую фразу можно было прочитать во взгляде генерала.

Энергоботы медлили. Это вселяло робкую надежду. Хотя почему робкую? Грин прикинул, сколько длится пауза. Секунд пять? Да за это время роботы могли сто раз перевернуть все базы данных, установить, что сидящие перед ними люди фигурируют в списках Сопротивления, и зажарить врагов, как те стейки, с кровью. Наверняка энергоботы и провернули первые две операции, а вот с третьей почему–то медлили. Уж не потому ли, что финт Грина удался?

Расчет Филиппа был предельно прост: списки списками, но ведь некоторые из партизан были агентами стражи. Но как это доказать, если в тебя целятся не разумные серпиенсы, а тупые роботы? Только предъявив «аусвайс». А какой может быть документ у секретного агента? Никакого. Пароль? Тоже ненадежно. Тогда что? Конечно же, то, с чем найдет общий язык любой робот и любая электронная система фильтрации «своих–чужих». А конкретно – другой робот. Только очень маленький и запрограммированный лишь на одно – подавать сигнал «Я свой». Проще говоря – нанобот–маркер, в обязательном порядке циркулирующий в крови у всех серпиенсов и вводимый за особые заслуги людям–марионеткам.

Энергоботы повисели над душой еще пару секунд, затем сорвались с места, как стая стрижей, и умчались за пределы здания.

Грин шумно выдохнул и нервно улыбнулся.

– Чуть не обделался, честно говоря.

– Ты молодец, – скупо похвалил Алексеев, усаживаясь поудобнее. – Я ни за что не догадался бы такое провернуть. Не отравимся?

– Насколько я знаю, кровь змеевиков не ядовита. – Грин пожал плечами. – А для проблем вроде анафилактического шока – слишком маленькая доза. Разве что температура поднимется ненадолго.

– И ничего не подцепим? СПИД какой–нибудь инопланетный.

– Опять же, насколько я знаю, смертельных болезней у серпиенсов нет.

– Вот ведь, гады, даже болезни с ними связываться не хотят. – Генерал заметно повеселел. – Что дальше будем делать?

– Скоро вечер. – Грин взглянул на часы. – Дождемся темноты и двинем на запасную базу. В «Глубинный», например.

– Туда нельзя, – возразил Алексеев. – Да и взорвали твой «Глубинный» наверняка. Не змеевики – так наши.

– Тогда… – Грин задумался.

– Ладно, расслабься, я знаю, куда выдвинемся. К Метрогородку пойдем.

– А там что? – удивился Грин. – Есть база?

– Есть. Только не все о ней знают. И серпиенсам к ней не подобраться. Очень хитро построена, и «Пилигримы» вокруг каскадами установлены.

– Лады, – кивнул Грин. – Как только стемнеет, топаем в сторону Лосиного острова. По «зеленке» быстро дойдем, а главное – скрытно. Без стрельбы. Я люблю стрелять, вы знаете, наверное, но на сегодня норму перевыполнил. Тошнит от одной мысли.

– Это да, – согласился Алексеев. – По ночам серпиенсы предпочитают не воевать. Традиция, а вернее – древнее табу. С кошатниками связано. Они–то как раз по ночам любят гулять. Говорят, в древности кошатники на серпиенсов прямо–таки охотились. В точности как наши бойцы. Змеевики и комендантский час вводят на оккупированных территориях из–за этой же традиции. Они не столько наших ночных охотников боятся, сколько самой ночи. В генах страх сидит.

– Интересно, я и не знал, – сказал Грин. – Думал над этим, но спросить не у кого было. И про это, и про многое другое.

– Спрашивай, пока есть время, – разрешил Алексеев. – Расскажу, что знаю. Молчком скучно будет тут куковать.

– Честно говоря, все вопросы у меня простые, но неприятные.

– Почему не поверили тебе? – Алексеев взглянул на Грина исподлобья.

– Нет. – Филипп махнул рукой. – Это уже в прошлом. А нам о будущем думать надо. Ну, допустим, такой вопрос: теперь вы понимаете, что победить змеевиков в бою, даже ударом в тыл, нереально? Понимаете, что они сильнее по определению? Ведь, чтобы убить врага, нужно либо выстрелить почти в упор из «Пилигрима», либо чтобы серпиенс был занят отражением атаки. Получается, на одного врага нужно выпустить как минимум двоих людей. Один из которых непременно погибнет. То есть чтобы выиграть бой, надо иметь двукратное преимущество, а то и вовсе пятикратное. Его у Сопротивления не было и раньше, а уж теперь нет подавно. И не будет. И миф о высокой эффективности моего «супероружия» развеян. Оно едва справляется с силовой броней стражников и энергоботами и лишь локально дырявит купола. Делая ставку на него, Сопротивление занималось самообманом. Теперь уже невозможно закрыть глаза на то, что все прежние победы были пирровыми…

– Погоди, не тараторь, – приказал Алексеев. – В чем вопрос–то? Какой будет наша новая стратегия?

– И тактика, – добавил Грин.

– Мы усовершенствуем «Пилигримы», разработаем новую систему связи, поставим под наши знамена новых бойцов и победим. – Генерал рубанул ладонью воздух. – Вот и вся стратегия! Обязательно победим! По–настоящему! Каких бы жертв и лишений это ни стоило!

– А вот теперь вы остыньте, Дмитрий Павлович, – вежливо, но твердо попросил Грин. – В войне побеждает не тот, кто поднял свое знамя над вражеским штабом, а тот, кто понес наименьшие потери. Вы же предлагаете сражаться до гордого, но бессмысленного проигрыша, а не до победы.

– А ты что предлагаешь? – Алексеев удивленно вскинул брови. – Покориться, чтобы выжить? И чего будут стоить наши никчемные рабские жизни? Половинки ломаного гроша?

– Возможно, и меньше, но, в отличие от мертвецов, у нас останется шанс.

– У трусов тоже нет шансов, – отрезал генерал. – Трус – это живой труп!

– Что толку спорить? – Грин развел руками. – Разговоры в данной ситуации ничто, бессмысленное сотрясание воздуха. Давайте поступим иначе. Я возьму сотню трусов, а вы сотню тел погибших героев и посмотрим, кто сумеет поднять свое войско в атаку.

– Не передергивай. – Алексеев нахмурился. – Все равно сдаваться нельзя!

– Я и не предлагаю сдаваться. – Грин смягчил интонации. – Для победы нам следует пересмотреть отношение к делу, а не тактику или стратегию борьбы.

– Отношение? – Генерал скривился. – А–а, понимаю, слышал такие речи от марионеток. Ассимиляция, мирное сосуществование, создание и постепенное усиление роли человечества, вплоть до выхода на равноправные отношения с чужаками… бред! Совместное существование с чужими аморально и бесперспективно, а уж равенства мы не добьемся вообще никогда. Ни дипломатическими, ни экономическими способами. Змеевики скорее удавятся, чем признают нас равными. Даже кошатники не признают. Мы для них рабы, низшая раса, и это навсегда. Скажу больше – они уничтожат нас до последнего, когда окончательно устроятся на планете и роботизируют все технологические процессы. Так что мы боремся не за равноправие, а за выживание. Пусть мы гибнем, но в то же время мы даем шанс на выживание своим детям. Разрушая все, что приближает кланы к технологическому благополучию, мы оттягиваем момент, когда чужаки решат, что мы более не нужны, и уничтожат нас всех.