Тайны дворцовых переворотов - Константин Писаренко

Цесаревна играть в подобную рулетку не собиралась и рассчитала комбинацию со стопроцентной гарантией успеха. Она разработала две операции – главную и отвлекающую. Во вторую плавно переросло общение принцессы и Лестока с Шетарди. Теперь посещения французского посольства и ответные визиты маркиза конспирировались с меньшим усердием. Внимание министров и самой Анны Леопольдовны аккуратно акцентировалось на подозрительной активности неугомонного француза и зачастившего к нему хирурга. Тем временем дюжина нижних чинов Преображенского полка под руководством Юрия Грюнштейна осторожно прощупывала однополчан на предмет вербовки надежных людей, умеющих в нужный час распропагандировать тех, кто колеблется. Им дали на агитацию месяц, и они уложились в срок. Позаботилась Елизавета Петровна и о том, как беспрепятственно проникнуть в Зимний дворец, доверив эту ключевую часть плана семеновцам – майору Степану Федоровичу Апраксину и капитан-поручику Ивану Никифоровичу Рудакову. Первому надлежало в день «X» назначить второго командиром караула в главном доме империи. Обязанности Рудакова, полагаю, расшифровывать нет нужды.

Итак, дочь Петра усыпила бдительность соперника операцией прикрытия, получила возможность, когда потребуется, контролировать изнутри Зимний дворец, внедрила в первый отцовский полк своих людей, исподволь формировавших ядро штурмового отряда. Ей не хватало лишь мотива, способного разозлить и поднять в ружье преображенцев. Цесаревна его придумала. 25 октября 1741 года из Финляндии вернулись тысяча двести гвардейцев, которых в августе отправили на помощь армии Ласси (кстати, 15 августа Рудакова внесли в список офицеров, командированных к Выборгу, а 16 августа вдруг вычеркнули и заменили капитан-поручиком Вадковским). Несомненно, возвращение сводных рот домой и подсказало главной героине идею о мнимом распоряжении гвардейцам в двадцать четыре часа подготовиться к новому походу на шведов. Озвучить ордер от имени генералиссимуса, то есть Антона Брауншвейгского, претендентка попросила заместителя герцога – Людвига Гессен-Гомбургского. Генерал, разумеется, не проигнорировал желание обаятельной принцессы. Тем более что принцесса согласилась обеспечить принца официальной бумагой на сей счет.

Таким образом, Елизавета Петровна незаметно в течение трех-четырех недель окружила и зажала племянницу плотным кольцом собственных сторонников, из которого та вырваться уже не могла. Но выкинуть белый флаг еще успевала. Впрочем, если читатель обнаружит прореху в диспозиции красавицы, пусть укажет на нее…

К исходу второй декады ноября 1741 года все организационные вопросы были улажены. Тогда же дщерь Петрова, по-видимому, определилась с датой кульминационного события – 25 ноября. Утром во вторник исполнялось ровно три месяца с момента обнародования в Петербурге досадной вести о победе Ласси при Вильманстранде. Однако важнее то, что скромный юбилей совпал с тремя днями дежурства в Зимнем дворце семеновцев – 24, 25, 26 ноября. Измайловцы охраняли царскую резиденцию 17-19 ноября, преображенцы – 20-23 ноября{99}.

Вечером 23 ноября сработал отвлекающий маневр. Анна Леопольдовна на куртаге пригласила в соседний покой тетушку и там упрекнула родственницу за непонятные и частые встречи с Шетарди и за тайные совещания господина Лестока с послом. Цесаревна без труда, хотя и на повышенных тонах, оправдалась. Не исключено, она действительно рекомендовала регентше арестовать врача, дабы допросить того в Тайной канцелярии. Заговорщица, выдавая лейб-медика, прекрасно сознавала, что заточение доктора продлится менее двух суток и узник быстро вновь выйдет на свободу.

Ночь с 23 на 24 ноября 1741 года в районе Красной улицы прошла без происшествий. Из ведомства А. И. Ушакова за Лестоком никто не приехал. Будущая императрица особо и не волновалась, а, наверное, успела хорошо выспаться до рассвета. Ведь в ближайшую ночь ей не придется сомкнуть глаз. Вскоре после пробуждения Елизавету уведомили о начале переворота. Дежурный майор (с 22 ноября) С. Ф. Апраксин довел до сведения семеновцев, что им назначены «завтрешнего числа на караул в Зимней Его Императорского Величества дом капитан-порутчик Рудаков, порутчик князь Несвижской, подпорутчики, при гранодерах Пущин, при мушкетерах Протопопов, прапорщик Приклонской…»

Далее настал черед Гессен-Гомбургского. Цесаревна слово сдержала. 23 ноября Петр Петрович Ласси оформил в Кабинете «всеподданнейшее представление», в котором рекомендовал Анне Леопольдовне, сославшись на тревожные известия «из-за границ» о неприятельских планах, «ис полков лейб-гвардии… двух тысяч редовых» подготовить к походу на шведов, снабдив отряд месячным запасом провианта. Вечером 23 ноября, видимо, на приеме у регентши, фельдмаршалу удалось раздобыть высочайшую резолюцию («Быть по сему. Анна»), после чего документ немедленно без регистрации в Кабинете (на нем отсутствует дата апробации) и без прохождения через обычную бюрократическую цепочку (на что потребовалось бы дня два-три) отправился к немецкому князю. Ну а тот около полудня 24 ноября вызвал к себе полковых командиров и, опираясь на присланную от Ласси бумагу, обнародовал абстрактный устный приказ Антона Брауншвейгского, абсолютно не похожий на аналогичный августовский, конкретный и «на письме»: «Его Императорское Высочество… герцог Брауншвейг Люнебурски соизволил объявить, чтоб все чины были к походу во всякой готовности. Того ради, донести господам афицерам, [чтоб] в ротах своих изволили приказать ундер-афицерам, салдатам и другим чинам, дабы оные х походу были во всякой готовности. А для того походу заготовить на людей правианту, сухарей на две недели. И когда тот поход объявлен будет, тоб никто в неисправности к тому походу не мог отговариватца…»

В канцелярии Преображенского полка странный ордер отца императора зарегистрировали под № 5. О нем тотчас известили подчиненных. Реакцию нижних чинов на каприз генералиссимуса предугадать легко. Солдат искренне возмутило форменное издевательство герцога над ними. Мол, собирайтесь и ждите у моря погоды: то ли завтра двинетесь в путь, то ли через месяц; то ли все вместе, то ли выборочно. Брожение и ропот затронули в той или иной степени каждый из четырех полков. Однако агитаторы имелись лишь в Преображенской слободе. «Пятая колонна» Ю. Грюнштейна без проволочек взялась за дело, и к сумеркам под влиянием красноречивых ораторов митингующая толпа гренадер и мушкетеров единодушно поддержала чью-то инициативу о посылке к Елизавете Петровне делегации. Семи парламентерам надлежало «поставить… на вид» принцессе, что гвардейцы «накануне своего выступления» и «не будут более в состоянии служить ей», а «она останется вполне преданной в руки своих врагов; поэтому нельзя… терять ни минуты, и они готовы сами вести ее, если она не сдастся на их увещания».

В двенадцатом часу ночи депутация явилась во дворец у Красного канала. Цесаревна благосклонно приняла поздних гостей и, конечно, согласилась с ультиматумом преображенцев. М. Л. Воронцов тотчас отправился снаряжать в дорогу собственные сани. Однако на улицу главная героиня в окружении солдат, Шварца и камер-юнкера спустилась лишь через час-полтора: ждали возвращения Лестока, отлучившегося повторно за вечер к Шетарди. Врач напрасно выпрашивал у посла денег и обсуждал с хозяином дома окончательную дату переворота – 11-12 января 1742 года. Думаете, лейб-медик, а за ним и Елизавета зря проводили драгоценное время? Как бы не так. Ведь особняк французского посольства располагался по соседству с Зимним дворцом, и, похоже, визит эскулапа к маркизу объясняется не отсутствием у именитой красавицы средств, а намерением под прикрытием конфиденциальной беседы с заморским дипломатом удостовериться в том, что Рудаков ситуацию в царской резиденции уже контролирует{100}.

Дворцовые караулы сменялись около семи-восьми часов утра. Правда, в рамках дежурства одного полка «рабочий» график конкретных лиц, безусловно, мог варьироваться. Командиры и нижние чины с одобрения начальства и по уговору с товарищами, бывало, заступали на пост раньше или позже установленного срока{101}. Очевидно, ночью 25 ноября произошло нечто подобное: капитан Петр Васильевич Чаадаев{102} откликнулся на просьбу Ивана Никифоровича Рудакова и прежде времени передал около полуночи под опеку сослуживца Зимний дворец. Капитан-поручик, разумеется, не замедлил проинформировать доктора о фактическом переходе центрального здания в распоряжение претендентки. И Лесток тут же помчался по Миллионной в сторону Летнего сада, сообщил госпоже важнейшую новость, после чего Елизавета, врач, Шварц, Воронцов вместе с полковыми делегатами устремились в Литейную часть к казармам преображенцев.

В слободе цесаревна предпочла обратиться к гренадерам, а не к мушкетерам. Не хотелось никого обижать из рядовых шестнадцати мушкетерских рот (в полку помимо первой других гренадерских рот нет). Ей для успешного захвата дворца требовался компактный отряд в двести – триста человек. Звать за собой всех, то есть плохо управляемую пятитысячную толпу, во избежание разных эксцессов, нежелательных для имиджа третьей российской императрицы, не стоило. Собравшихся в одной из просторных комнат счастливчиков принцесса воспламенила короткой, яркой и хорошо, до мелочей просчитанной патетической сценой. Для начала она напомнила солдатам о батюшке, воскликнув: «Знаете ли вы, чья я дочь?»