Дело о похищенных младенцах - Андрей Константинов

— А откуда у тебя этот диктофончик, детектив хренов?

Вот оно где, прутковское «зри в корень»! Пришлось рассказать все с самого начата: и про диктофон, и про бабулю, и про запись. Володя выслушал и набрал на телефоне чей-то номер:

— Алло, Андрей? Ты не можешь ко мне домой заскочить? Можешь? Через пятнадцать минут? Да тут у меня стажер чего-то откопал, надо бы решить, что с этим делать…

***

Влетело мне от Обнорского по самое некуда. Распекали они меня напару с Соболиным от души. Мол, не лезь вперед батьки (тоже мне, батьки нашлись!), какого черта никого не предупредил (привожу лишь те выражения, которые подходят под категорию литературных).

По большей части, конечно, правильно материли, за дело. А в конце Обнорский даже сказал Соболину:

— Видал, какого я вам жука в репортеры подогнал? Стажер, а уже лезет куда не надо.

Я молчал, скромно потупившись, неописуемо гордый самим собой.

***

Для того, чтобы подключить к этому делу милицию, Обнорскому вполне хватило пяти минут. Гораздо больше времени понадобилось мне для убеждения шефа в том, что я должен принимать непосредственное участие в данной операции. Во-первых, утверждал я, вся эта история лежит исключительно на моей совести (этого он не отрицал), во-вторых, начатое дело надо обязательно доводить до победного конца (иначе какой смысл вообще за него браться), ну а в-третьих и в последних: кто-то ведь должен представлять хозяев квартиры, в которую полезут воры, так пускай этим кем-то буду я. Не знаю, какой из трех моих доводов оказался решающим, но Обнорский в конце концов сдался. Только сказал, что и сам примет участие в операции — наверное, чтобы личным примером показать стажеру, что такое настоящий журналист-расследователь…

Володя Соболин тоже хотел подключиться к операции, но одного взгляда на жену ему хватило, чтобы об этом даже не заикаться.

***

Димке сложившуюся ситуацию я объяснил по телефону. Убедительных доводов против устройства засады в квартире его родителей я от него не услышал, зато неубедительных и малоубедительных хватало с избытком. Но ключи от квартиры он все же доставил в заранее условленное место, доверчиво вручил их мне и попросил ничего там без надобности не крушить, с чем все тут же согласились. С подозрительной, как мне показалось, легкостью.

…Мы — два оперативника, Обнорский и я — уже два часа сидели в пустой и темной квартире Димкиных родителей, когда послышался скрежет ключа в замке. Такого поворота никто не ожидал. Я считал, что воры будут ломать двери фомками, взрывать их, подбирать отмычки или творить что-нибудь еще в этом роде. Однако кто-то спокойно открывал дверь ключом. Душа у меня ушла в пятки: я подумал, что это Димкины родители приехали с дачи, и теперь мне придется объяснять им историю про бабку-гадалку. Даже начал готовить что-то вроде приветственной речи, но тут в комнате включили свет…

***

На пороге стояла Юля — моя утренняя гостья — и переводила взгляд с оперативников на Обнорского и обратно.

Потом она увидела меня:

— Леша?

— Юля? — только и смог сказать я.

Оперативники, видимо, приняли девушку за какую-то родственницу хозяев квартиры, и поэтому не стали валить ее на пол и надевать наручники. Но Обнорский сразу что-то заподозрил. Он строго посмотрел на меня, потом на Юлю и жестом поманил нас на кухню.

— Вы знакомы? — спросил он.

— Да, — ответил я. А что я еще мог сказать?

— Близко?

— Спали вместе. В смысле — в одной квартире.

— Спали, значит. А здесь она что делает?

— Не знаю, — честно сказал я. Неужели не видно, что я тоже не ожидал ее здесь увидеть!

Обнорский повернулся к Юле:

— Откуда у тебя ключ и что ты здесь делаешь?

— Меня попросили зайти в эту квартиру. И ключ дали.

— Зачем зайти — грабить?

— А вы кто такой? Леша, что ему от меня надо?

Я оказался между двух огней, не зная за кого заступиться. Выбрал Юлю — девушка все же.

— Андрей Викторович, давайте оперов домой отправим, чего они здесь торчать будут, все равно никакого ограбления уже не намечается. А потом во всем, разберемся.

Не знаю, что бы я делал, если бы не Обнорский. Ему даже не пришлось ничего объяснять операм, просто сказал, что неувязочка вышла, и ограбление на сегодня отменяется.

***

Ничего сложного в сложившейся ситуации не оказалось. Юля, разобравшись, кто такой Обнорский, все рассказала — по крайней мере мне показалось, что она рассказала все. Началась эта история с того, что Димкина мать позаимствовала у Димкиного отца энную сумму денег в американских долларах. Для каких целей, Юля не знала, но главное — что Димкиному папе об этом заимствовании ничего не сказали.

Насколько я понял, деньги собирались вернуть. Но потом что-то произошло, и крупная сумма в долларах куда-то исчезла. Димкина мама боялась, как бы ее муж не хватился этих денег, и, посовещавшись с гадалкой Любой, решила инсценировать ограбление. Они договорились, что, когда наступит подходящий момент, Димкина мать пришлет к гадалке весточку. Тут я и подвернулся и наплел гадалке очень правдивую историю, на которую бабуля и клюнула.

А Юля оказалась племянницей этой самой гадалки. Вот какая загогулина.

Я только не понял, как Юля собиралась инсценировать ограбление — но, по-моему, она и сама до конца этого не понимала. Нам с Обнорским она сказала, что собиралась перевернуть что-нибудь из мебели на пол…

***

Уже на следующий день мы с Юлей отправились в ближайшее кафе (ну не заработал я еще на рестораны!). Девочка, скажу я вам, оказалась гораздо больше, чем просто «ничего».

А Обнорский со мной больше об этой неудачной ночной операции не говорил. Хотя вряд ли он затаил на меня какую-нибудь обиду. Так что, думаю, скоро меня из стажеров переведут в настоящие корреспонденты.