Кремлевский заговор от Хрущева до Путина - Николай Анисин

— Саша превзошел все наши ожидания. Ничего не боится — летает по всем войнам на планете и пишет дерзко-талантливо.

Эта фраза Василия Петровича, взгляды которого на наше прошлое и настоящее вызывали у меня симпатию, заронила в моей башке мысль: а не познакомиться ли мне с бесстрашным и даровитым писателем, возглавившим новую газету?

Уже на первой встрече с Прохановым я заключил для себя — вот лидер-идеолог, с коим мне желательно стартовать со статьями про политику и политиков. Проханов же в конце той встречи положил передо мной чистый лист бумаги и ручку:

— Пишите заявление о приеме на работу в "День".

Я ручку не взял, молвив Александру Андреевичу:

— Сначала мне лучше изготовить для вас статью и посмотреть: подхожу ли я вам как журналист и подходите ли вы мне как редактор.

В 1-м номере "Дня" в январе 1991-го мою статью "Адская машина" опубликовали без всякой правки, и я оформил перевод из "Правды".

Учредителем газеты "День" был Союз писателей СССР. Он ее зарегистрировал, отстегнул ей некую сумму на начальные выпуски и предоставил свободу — выжить или помереть. Связь редакции с Союзом писателей являлась чисто формальной. Но "День" сразу стал именно писательской газетой. В ее штате писатели занимали ключевые должности, и в круге авторов "Дня" не журналисты с политологами, а писатели составляли большинство.

Высокий литературный уровень обеспечил прорыв новой газеты на рынок прессы. Но удержаться на нем, увеличивая из месяца в месяц тираж, она смогла не столько качеством письма, сколько содержанием статей.

Страницы "Дня" заполняли творцы слова разных национальностей — русские Кожинов и Куняев, алтаец Бедю- ров, башкир Мустафин, курд Раш. Но они и прочие авторы газеты ратовали за русско-имперский порядок и справедливость в стране. За альтернативу и путаной полусоциали- стической перестройке Горбачева, и либерально-капиталистическому укладу, к которому склонялся вырвавшийся из-под опеки ЦК КПСС Верховный Совет РСФСР во главе с Ельциным.

Газета "День" разительно отличалась как от прогор- бачевских, так и от проельцинских изданий. И у кого-то она вызывала пламенные симпатии, у кого-то — яростное неприятие.

Весной 1991-го в буфете Центрального дома литераторов за столик ко мне с барышней Ритой присел с бокалом вина брянский земляк — писатель Александр. Он не шибко был во хмелю и осознанно, предложив втроем выпить, с рюмочкой барышни чокнулся бокалом, а с моей — нет:

— Николай, пролистываю ваш "День" — попахивает "Фолькише беобахер".

— Не могу ни согласиться, ни возразить — не довелось знаменитую эту газету штудировать.

— Не прикидывайся, — шмыгнул носом Александр. — Знаешь ты, что она проповедовала. Слов нет, народу у нас сейчас хреново, как и в Германии в начале 30-х. И можно такой же возбудить массовый психоз, какой там был. Но зачем нам наступать на чужие грабли?

— Да, да, да, — вдарил я костяшками пальцев по столику, — надо не о бедах вопить, надо навевать человекам сон золотой.

— Не ерничай, — прищурился Александр. — Не надо вашей газете страсти понапрасну нагнетать. Кто-то из древних мудрецов изрек: не дай Бог нашим детям жить в эпоху перемен. Ну попалась нам такая эпоха — терпеть придется. Думаешь, я в восторге от Горбачева и Ельцина? Нет. Но они оба за установление демократии. А ваш "День", играя на временных трудностях, сеет иллюзии о всеобщем благе от железной руки. Ответь: у тебя мозгов не хватает понять, что демократия — та несовершенная форма правления, лучше которой ничего нет? Посмотри — как процветают демократические страны Европы, США и Японии.

Я не склонен был к скандальному спору и миролюбиво стукнул рюмкой с коньком по наполненному вином бокалу Александра:

— Друг мой, есть проверенная жизнью поговорка: что немцу здорово, то русскому смерть. У Российской и Советской империй — смертельная аллергия на демократию.

Царь Николай II благословил парламентские выборы на основе демократических ценностей Запада, и в Государственной Думе всех ее созывов оказались ничего для Отечества не свершившие мистеры Никто — керенские, Милюковы, родзянки, шингаревы. С трибуны парламента они били-били по устоям государства и сокрушили его. И сколько потом во вспыхнувшей смуте погибло человек? 10 миллионов.

Горбачевский ЦК КПСС разрешил избирать высшие органы власти СССР и республик по западному варианту, и история повторилась. И в союзном Верховном Совете, и в таком же Совете РСФСР погоду теперь делают знаменитые ранее лишь на своих кухнях мистеры Никто. В первом — Собчаки и бурбулисы с Заславскими, во втором — шахрай и Немцовы с Юшенковыми.

Что страна ныне получила от буйства демократии в парламентах? В Закавказье — грызня-резня между армянами и азербайджанцами, грузинами и абхазами. Власти республик Прибалтики провозгласили, по сути, отделение от СССР и душат там русских. То же — в Молдавии. Демократия принесла кровь, хаос и резкое обострение кризиса в экономике.

— Ты, — Александр повертел на столике бокал, — валишь все с больной головы на здоровую. Причина распрей и нищеты — прежняя тоталитарная политика КПСС. Демократия не создала, а лишь обнажила застарелые проблемы.

— И никогда с ними не справиться. Не справиться, ибо демократия на наших просторах может формировать власть только из мистеров Никто — ни на что толковое не способных.

— Бред, — перекосило Александра. — На процветающем Западе при всеобщем демократическом голосовании образуется нормальная власть, а у нас при нем таковой быть заказано? Почему? Русские и другие народы СССР, что — глупее англичан или французов?

— Мы — не глупее. Мы — другие. На Западе общество давным-давно расколото на атомы. Там: мой дом — моя крепость. Там: каждый сам за себя и верит только себе. Там: яро нацеленного на личную выгоду избирателя-эгои- ста трудно обмануть политикам-ничтожествам.

Наше же общество — соборное. Мы при царях жили общинами и артелями, при вождях — колхозами, заводами и учреждениями. Каждый из нас из века в век чувст

вовал себя своим среди своих. Нам не присущи подозрительность и иммунитет против вранья. Мы гостеприимны, любопытны и охотно внимаем сладкоголосым речам. Поэтому на выборах западного типа верх у нас брали и будут брать не самые умные, трудолюбивые и совестливые, а честолюбивые и нахальные — те, которые беззастенчиво суются к нашему простодушному избирателю со своим краснобайством. Напасть для страны — ваша демократия.

— Допустим, — примирительно вроде взглянул на меня Александр, — я с тобой согласился. Ну а что взамен демократии — диктат пустоголового ЦК КПСС?

— Народное представительство. Трудовой коллектив, где достоинства и недостатки каждого ясны всем, тайным голосованием избирает своих доверенных лиц на Районное Народное Собрание. Оно же из числа доверенных лиц всех коллективов выбирает известных всему району делегатов на Областное Народное Собрание. Ну а делегаты со всех областей решают: кому из них быть депутатами высших органов власти республик и СССР — Верховных Советов. А они формируют власть исполнительную…

— Хватит, — оборвал меня Александр. — И на такой утопической белиберде стоит вся ваша редакция?

— Нет. Твой вопрос ко мне был, и я тебе свое личное мнение высказал — чем следует заменить заимствованную у Запада демократию.

Всю же редакцию сейчас занимает то, что в стране грядет катастрофа и никто из власть имущих не желает с ней бороться. А ведь катастрофа произойдет.

Произойдет. Если через введение особого управления государством не выжечь каленым железом кровавый сепаратизм в отдельных республиках и воровство по всей стране. Если не принять экстренных мер против возрастающей нищеты.

— Так вы все в "Дне" связываете спасение Советской империи с русской национал-социалистической диктатурой в ней?

— Понимай как хочешь.

Опустошив бокал, Александр встал из-за столика:

— Николай, не уйдешь ты из "Дня", приличные люди руки тебе не подадут. И я, возможно, — тоже.

Земляк-писатель Александр знал наши публикации. А некоторые мои приятели на дух не переносили газету не читая ее, а черпая о ней сведения из либерально-демократических изданий.

Одни из этих изданий представляли редакцию "Дня" пристанищем придурков-мракобесов: "И такая дребедень — каждый "День", каждый "День"". Другие — стращали газетой своих читателей. Им под заголовками типа "Что "День" грядущий нам готовит?" вбивалось в головы: готовит он своими идеями ужасы русско-имперского фашизма.

Шельмование "Дня" в массовых либеральных газетах и журналах давало совершенно не тот эффект, на который рассчитывали в их редакциях. У тысяч и тысяч политически нейтральных граждан, прочитавших, скажем, в "Известиях" и "Крокодиле" поношения в адрес "Дня", возникало желание самим взглянуть на мерзкую газету. А купив ее из любопытства, многие читатели превращались в ее же почитателей: правду ведь она пишет.