Продажные твари - Полина Дашкова

— Да, сейчас, — ответил Арсюша, не поднимая глаз.

— Пойдем, сейчас солнце самое тяжелое. Окунись разок, а я пока все соберу.

— Ладно, — Арсюша неохотно оторвался от книги, пробежал, поджимая ноги, по раскаленным камням пляжа к воде, нырнул пару раз. Долго плавать ему не хотелось, он остановился на самом интересном месте рассказа о пляшущих человечках. Поэтому он почти сразу вернулся, наспех вытерся, сунул ноги в шлепанцы.

— Не хочешь переодеться? — спросил Глеб.

— Так дойду. До корпуса два шага. Они уже почти подошли к дверям корпуса, когда Арсюша посмотрел на руку и охнул:

— Глебушка, ты часы мои клал в пакет?

— Нет. Я их вообще не видел.

— Ну все! Я их забыл там, на пляже.

Арсюша очень дорожил своими первыми в жизни часами. Мама подарила их ему на десятилетие. Они были с будильником и с крошечным калькулятором. Он побежал на пляж сломя голову, а Глеб остался ждать на аллее. Арсюша отсутствовал довольно долго, и он решил пойти за сыном, помочь искать часы.

Арсюша стоял и смотрел на море. Часы красовались у него на руке.

— Глебушка, — сказал он тихо, — смотри, там пустой матрац плавает.

Полковник увидел за буйками пустой матрац Матвея. Оглядевшись, он заметил на лежаке знакомую пляжную сумку. Самого Моти нигде не видно.

Пока искали спасателей, пока спускали на воду и заводили катер, полковник успел нырнуть раз пять, проплыть под водой у буйков туда и обратно. Вместе с ним в море бросились двое мужчин, загоравших на пляже. Остальные отдыхающие бестолково толпились, отпуская реплики: «Какой ужас!», «Кошмар!», «Надо же!»

Вынырнув в очередной раз, полковник заметил на берегу Лизу рядом с Арсюшей. Они стояли, обнявшись, и ждали, когда он выйдет из воды.

Тело Матвея нашли через четыре часа. Его отнесло течением далеко в сторону, к одному из окраинных пляжей. В поисках активное участие принимали водолазы из Научно-исследовательского института морских млекопитающих, с раннего утра работавшие неподалеку от пляжа санатория.

— Знаете, сколько у нас за лето бывает утопленников? — спросил врач «Скорой».

— Знаю, — кивнул полковник, — но погибший отлично плавал.

— Товарищ полковник, вы с ним знакомы? — услышал Константинов за спиной чей-то голос.

Для того чтобы пройти за ограждение, которым зачем-то оцепили пляж, Глебу пришлось показать свое удостоверение.

— Да, — кивнул он задавшему вопрос младшему лейтенанту милиции, — я был с ним знаком. Его ведь вся область знала, и не только.

— Тонут чаще всего те, кто хорошо плавает, — заметил врач «Скорой», — то ногу сведет, то сердечный приступ в воде. Обычное дело, мы уже привыкли. А то уснет человек на матраце, упадет в воду и тут же захлебывается. Недаром плавать на матрацах за буйки категорически запрещается.

Уходя, Глеб почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. Он оглянулся. На него смотрел парень лет двадцати двух, в резиновом водолазном костюме — один из наемных водолазов НИИ морских млекопитающих.

* * *

Далеко за полночь Константинов и Белозерская сидели вдвоем на освещенном балконе. Арсюша давно спал в соседнем номере, Глеб курил, глядя в темноту санаторного сада, Лиза сосредоточенно вязала.

— Пошли спать, — тихо сказал Константинов, — поздно уже. Ты испортишь глаза, свет очень слабый.

— Глебушка, — прошептала Лиза, быстро двигая спицами, — неужели нельзя просто послать подразделение спецназа в эти проклятые горы и разгромить их вонючие базы к чертовой матери?

— Надеюсь, скоро можно будет. Только Матвея уже не вернешь.

И тут послышался тихий свист. На этот раз Юраш Лазарев высвистывал Траурный марш Шопена. Константинов не стал отвечать свистом, как-то не хотелось. Он просто спустился вниз.

— Ну, что скажешь, полковник? — усмехнулся Юраш, присаживаясь на скамейку.

— Я бы тебя хотел послушать, полковник, — ответил Глеб без всякий усмешки.

— А что меня слушать? Мои никто к офису близко не подходили в тот вечер. Я, конечно, и думать не смею, что это ваша работа. Но ты мне все-таки скажи прямым текстом, мол, нет, Юраш, это не наша работа. А то мой герр генерал требует подробного отчета.

— Нет, Юраш, Иванова убрали не мы. Но и ты мне, будь добр, скажи тоже прямым текстом — что это не ваша работа. Ведь мой генерал тоже ждет подробностей.

— Не наша, — покачал головой Лазарев, — а жаль. Тонкая работа, просто отличная. Особенно мне понравилась вся эта путаница с рыжей красоткой и с молодежной газетой «Кайф». Хотел бы я знать, кто с нами и с вами так успешно конкурирует. Ведь и мы, и вы тоже должны были комсомольца тихо арестовать. У вас как, доказательств-то хватало? — А у вас?

— А у нас в квартире газ! — засмеялся Юраш. — Слушай, Глебушка, теперь уже все равно, удовлетвори мое здоровое любопытство. Вы ведь знали, кто конкретно из чеченцев оплатил предвыборную кампанию комсомольца?

— Не думаю, что любопытство — здоровое чувство. И вообще, Юраш, о мертвых или хорошо, или ничего. Стоит ли поминать несчастному Иванову его чеченские грехи? Пусть земля ему будет пухом.

— Ладно, Глебушка, бог с ним, с комсомольцем. А как насчет твоего Матвея? Про его безвременную кончину что скажешь?

— Скажу одно: я уверен, ваши люди не работали сегодня с раннего утра в бригаде наемных водолазов НИИ морских млекопитающих.

— Ты думаешь, он не сам утонул? — удивленно поднял брови Юраш.

— Ты тоже так думаешь.

— Что теперь гадать? Ведь не докажешь уже ничего. Как говорится, концы в воду. Ужас, что творится, — сокрушенно покачал головой Лазарев, — кандидата в губернаторы находят в роще в одной пижаме с пулей в затылке, лучший журналист области тонет в море среди бела дня, на глазах у нескольких десятков отдыхающих, а мы с тобой, два полковника, ну ничего не знаем.

— И не говори, — согласился Константинов, — действительно, ужас.

Глава 19

К полудню городской рынок превращался в гудящее, орущее, бурлящее, как кипяток, человеческое море. Совсем близко светилось на солнце море, настоящее, спокойное и прохладное. А здесь, на рынке, жара казалась нестерпимой, хотелось вырваться из толкучки и убежать на пляж.

Крепко держа Арсюшу за руку, полковник Константинов шел вдоль бесконечного мясного ряда, где были разложены дымящиеся ломти еще теплой красной говядины, розовой свинины и темно-вишневой баранины. На крюках висели бледные молочные поросята и синеватые кролики с неободранными пушистыми лапками.

— Глебушка, пойдем отсюда, пойдем на пляж! — канючил Арсюша.

— Ты же хотел домашней колбасы, давай уж купим. Обидно полчаса здесь протолкаться и уйти с пустыми руками.

Продавцы громко зазывали всех проходивших мимо и потряхивали тяжелыми кусками мяса над прилавками.

— Я уже не хочу никакой колбасы, — ворчал мальчик, — я лучше вегетарианцем стану.

Полковник нес два тяжелых пакета с фруктами, пот лился градом, тонкая рубашка промокла насквозь.

— Давай хотя бы сала купим, хорошего деревенского сала, розового, с прожилочками, — уговаривал он.

— Мама говорит, сало есть вредно.

— Для мамы вообще все вредно. Ты же у нас не балерина.

— Ну, пожалуйста, Глебушка, пойдем. Я устал.

— Ладно, — сдался Константинов, — обойдемся без сала и колбасы.

Елизавета Максимовна должна была ждать их в небольшом открытом кафе в центре рынка. Пока Глеб с сыном покупали продукты, она отправилась к рядам с колониальными товарами, собираясь купить Арсюше новые плавки, пару маек, а себе — пляжные шлепанцы и шпильки для волос.

Быстро справившись с покупками, Лиза отправилась в кафе. С чашкой кофе и стаканом сока она уселась за пустой столик в углу.

Толпа обтекала кафе с двух сторон. Под широким полосатым тентом жара не так сильно донимала. Лиза успела устать от толчеи вещевых рядов. С удовольствием откинувшись на неудобную спинку пластмассового стула, она отхлебнула ледяной яблочный сок и вдруг услышала, как кто-то зовет ее по имени-отчеству. Она огляделась и увидела, как входит в кафе ее ученица, дочь приятельницы балерины Маша Кузьмина.

За тот месяц, который Белозерская ее не видела, девочка похудела еще больше и не то чтобы повзрослела, но как-то неуловимо изменилась. Появилась какая-то мягкость, женственность, что-то совсем новое. «Как быстро чужие дети растут», — успела подумать Лиза и тут заметила рядом с Машей высокого седого господина лет сорока — широкие плечи, умные, насмешливые голубые глаза, твердая линия рта. «О господи! — испугалась Лиза. — Вот оно что. Роман у Машеньки. Роман с человеком, который старше ее раза в два. Такие редко остаются неженатыми, и дети есть наверняка. Неужели она с ним здесь познакомилась?»

— Елизавета Максимовна, — Маша отступила на шаг, — это Вадим. Мой… — она запнулась, — мой друг. Вадим, это моя учительница балета Елизавета Максимовна.