Земля изначальная. Начало пути - Игорь Пиляев

– Скажи-ка, отец Сергий, а прав ли наш общий уже друг Игорь? Какова твоя специализация в миру была?

– Отроков физике да астрономии обучал. Да сподобил Господь Бог душу неразумную, наставил на путь истинный.

– А не растерял ли ты, отче, знаний, дарованных тебе безвозмездно отчизной нашей, в праведных молитвах и верном служении Господу?

– Мысли и слова твои богохульством отдают, да, видно, времена такие настали. Близок-то последний час. А физик я был хороший, ежели тебя это интересует.

– Вот именно как физик ты меня и интересуешь, отец Сергий. Теологические[167] беседы и споры мне с тобой вести некогда. Скажи-ка, мил человек, если я дам тебе траектории движения нескольких космических тел, сможешь ли ты построить математическую модель с перспективой, скажем, на год или больше?

– Догадываюсь, о чем толкуешь, сын мой. Довелось увидеть звездное небо один раз. Не каждому астроному выпадало такое счастье.

– А раз видел, что скажешь?

– Хорошего ничего не скажу. Последние часы для Земли наступают, и для детей господних тоже. Близок уже час, когда наши души предстанут перед вратами, охраняемыми архангелами.

– И насколько близок? – перебил Стас монаха, способного увести в дебри теологии любую нить разговора.

– Так ведь это рассчитывать надо. Телескоп нужен и множество других измерительных приборов. Компьютер, опять же.

– Батюшка! Мы сюда за этим и приехали. Посиди пару секунд спокойно, – Стас мысленно воссоздал картину, увиденную им позапрошлой ночью, и постарался медленно внедрить ее в голову физика-монаха. Со всеми цифрами, углами, расстояниями и траекториями. По мере проявления картинки в голове у монаха его глаза расширялись и приобретали форму надкушенной ныне Луны.

– Да ты демон! Искуситель! Чур на тебя, чур! – завопил бывший физик, неистово крестясь.

– Сергей, как там тебя по отчеству? Давай перейдем от средневековья к началу двадцать первого века. У тебя в голове – схема движения двух лун вокруг планеты. Со всеми прилегающими к ним метеоритами и прочим космическим хламом. Скажи, этих данных достаточно для построения модели?

– Артемович я. Что именно тебя интересует, посланник Люцифера[168], пришедший искусить меня в последние дни жизни?

– Задаю вопросы. Первый: возможна ли катастрофа планетарного масштаба? Если да, то каков процент вероятности и по возможности точное время ее наступления. Второй: в случае неизбежности указанной выше катастрофы ее примерные масштабы и прогноз для человечества. Задачи ясны, Сергей Артемович? Какую еще помощь могу вам оказать?

– Скор ты больно! На такие расчеты как минимум вся ночь уйдет. Бумага и ручки есть, но вот вычисления чрезвычайно сложные, а я утомлен в своем служении Господу нашему.

– Бодрость и ясность мысли на всю ночь я вам обеспечу, отец Сергий. Так что приступайте немедля, а мы с Игорем будем оберегать ваш покой.

Покончив со скромным ужином и чуть ли не насильно усадив святого отца за некое подобие рабочего стола, Стас присел в углу и задумался. Если прогноз покойного Лешки подтвердится, а он был в этом почти уверен, то каков смысл всех телодвижений, производимых им? Если человечеству суждено погибнуть, исчезнуть с лика Земли как виду, стоит ли продолжать борьбу, соблюдать моральные каноны? Может, правы такие, как Гасконец, и остаток отведенных дней нужно просто прожить в свое удовольствие, не растрачивая попусту силы на решение социальных и общественных проблем? Да, человеку свойственно бороться за выживание, именно это качество и служило движителем эволюции на протяжении сотен тысяч лет, но ведь и Земля не знала подобных катастроф.

Так и не придя к определенному выводу, Стас оглянулся. Монах увлеченно чертил схемы на листах бумаги, и он отправил ему заряд энергии, подпитывая ауру. На лавке храпел Ковбой, утомленный чередой ночных приключений. В углу на сундуке сидела, насупившись, обняв и поджав под себя колени, Ольга. Он мысленно послал ей волну покоя и умиротворения. Девушка, удивленно подняв голову, расслабилась, встала с сундука и, потянувшись, пошла расстилать свою кровать, обнаружившуюся в углу за ширмой.

* * *

Стас сидел на каменном волнорезе, у его ног мирно плескались лазурные соленые волны спокойного залива. Легкий морской бриз нес свежесть и прохладу наступающего вечера. Его ног коснулась тень, отбрасываемая огромной монументальной башней, возвышавшейся прямо за спиной. Стас повернулся. Его взору предстали сразу три необычных объекта. Первым был высокий старец в царских одеждах и головном уборе египетских фараонов. Царскими были не только одежды: осанка пожилого мужа и выражение его лица несли на себе отпечаток власти и одновременно глубокой мудрости. За спиной царя возвышалось огромное, не менее ста семидесяти метров в высоту, сооружение.

Присмотревшись внимательнее, Стас понял, что это гигантский однобашенный маяк, покоящийся на мощном высоком фундаменте. Башня восьмигранной конической формы состояла из четырех массивных каменных поясов. Нижние два из них прерывались волнорезом, верхние были сплошными. Между этими поясами располагались широкие и глубокие ниши, отделенные друг от друга тонкими перегородками по углам башни. В нишах были просверлены иллюминаторы. На верхней площадке башни находилось своеобразное жерло, из которого вырывалось открытое пламя. Венчала это титаническое сооружение статуя женщины, вероятно, богини.

На втором плане, дополняя гармонию и красоту картины, на берегу морского залива раскинулся каменный город. С высоты волнореза были хорошо видны геометрически правильные кварталы и широкие центральные улицы, делившие город на несколько почти равных частей. Мостовые, парки, театры, ипподромы, роскошные бани и театры – все это указывало на благоустроенную и богатую жизнь древнего города.

Это же Александрия, город, основанный великим Александром Македонским! И, следовательно, у него за спиной – одно из семи чудес света, Фаросский маяк[169]. Стас еще раз взглянул на чудо архитектурного гения древних греков, не дожившее до наших дней в первоначальном своем виде и красоте. По углам маяка, на вершине башни были видны статуи тритонов – мифологических морских существ, полулюдей-полурыб, которые, по верованиям древних, звуками своих рожков были способны вызывать волны и усмирять их.

– Гений Сострата[170], воплощенный в камне и людском поте, всегда производит впечатление на путников. Любуйся, отрок. Запечатлей в памяти величие человеческой мысли. В твоем времени подобного уже не строили. Обмельчал род людской.

– Кто вы, ваше величество? Или к вам как-то иначе следует обращаться?

– Как ни обратись, суть от этого не изменится. Я Птоломей Лаг Сотер – сатрап[171] и царь Египта, и, ко всему прочему, твой далекий предок.

– Вот уж не думал, что в моих жилах течет царская кровь. Если я ничего не путаю, ты один из ближайших соратников и друзей Александра Великого?

– Александр Аргеад Магнус, мой повелитель, волею богов был моим лучшим другом. Ныне он покоится в моей усыпальнице, в царском дворце. Но ты ведь опустился в глубины своей памяти на две с лишним тысячи лет не для того, чтобы поговорить о великом воителе и царе всех царей?

– Может, и о нем, ваше величество. А может, просто хотелось вдохнуть воздух Эллады. Все мои погружения в глубины памяти не дают прямых ответов на мучающие меня вопросы. Может, ты будешь приятным исключением из правил?

– Правильно сформулированный вопрос – это уже половина ответа на него.

– Ты ведь знал Александра Македонского лучше многих. Ответь, зачем он стремился к краю земли? Он же был просвещенным человеком для своего времени и должен был прекрасно понимать, что его цель недостижима.

– Потому-то он и был великим, что все его даже самые мелкие цели были недостижимы и неосуществимы, а он просто шел вперед, ломая устои, и вопреки всему достигал их. Посмотри на меня. Я расширил и укрепил наследие Александра. Я провел десятки сражений и в большинстве из них одержал победу. Александрия сегодня – центр эллинского мира. Я построил музей и академию, заложил библиотеку. Но я не Птолемей Великий и никогда им не стану. Просто потому, что все мои задачи и жизненные цели достижимы и осуществимы. В отличие от него, я никогда не ставил на карту все, поэтому в истории останусь всего лишь Птолемеем Первым.

– Как по мне, лучше быть живым Птолемеем Первым, чем мертвым Александром Великим. Сколько он прожил? Тридцать три года? Что случилось с его великим царством? Вы же, его ближайшие друзья и соратники, разорвали на части и планомерно уничтожили великое государство.